Про жизнь поломатую… (сборник) - Дмитрий Ненадович

А почему фигуристы-кёрлингисты дрыхнут без задних ног? Да-да у этих уродов есть ещё и передние… Сказано же: сплошное недоразумение… Но когда эти «квазимоды» ещё будут спать, никакой опасности для юных хоккеистов они не представляют… В конце своего телефонного монолога тренер счёл нужным сделать акцент на том, что это будет первый лёд за всю уходящую неделю и ни в коем случае нельзя упускать шанса для повышения своего спортивного мастерства.

Папа у Вовы был не из тех людей, которые упускают возможности для совершенствования. И, в данном случае, совершенно не важно папино это совершенствование или Вовино. В данном случае, папино будущее в какой-то части определялось будущим сына. И вот уже загруженный под завязку хоккейной амуницией и Вовой боевой «жигулёнок» несётся по пустынным городским улицам. Вова оторопело хлопает веками своих опухших в неполноценном сне глаз и щекочет длинными ресницами темноту. Неспешно уходящая зимняя ночь ещё с большим любопытством смотрит на Вову сквозь лобовое стекло автомобиля. Юный хоккеист ещё не избалован зрительским вниманием и, поэтому, медленно краснеет, а затем опускает стекло автомобильной двери и плюёт в ночь отработанной жевательной резинкой. Ночь испуганно отшатывается от машины и, разозлённая наглой выходкой юного дарования, начинает медленно раскаляться. Распаляется и светлеет. Мучительно проступает рассвет.

С первыми предрассветными лучиками юные хоккеисты сталкиваются уже на льду. Столкновение для хоккеиста дело привычное, и хилые, измученные зимним рахитом лучики вскоре испуганно исчезают в находящихся под потолком оконных проёмах. Облачённые в многочисленные хоккейные доспехи юные дарования усиленно скребут на раскатке залитый с вечера лёд. Скребут острыми лезвиями коньков, тщательно зашнурованных скрюченными родительскими пальцами. Девственное зеркало льда медленно принимает матовый оттенок. Надо льдом висит плотное облако ночных испарений (вентиляция бережётся для изнеженных в хилости своей, приснопамятных фигуристов-кёрлингистов). На будущих звёзд НХЛ эти неудобства не производят ровным счётом никакого впечатления. Юные дарования постепенно наращивают темп, теряя чёткие очертания, и вскоре вовсе исчезают из вида мёрзнущих на трибунах родителей. Но от опытного тренерского взгляда не способно укрыться ничто! То и дело над покрытым туманом льдом раздаются его мощные рыки, и временами кажется, что это кричит в далёких предрассветных джунглях раненый отравленной стрелой носорог. Но нет… Пока все живы — здоровы. В том числе и ничем не раненный в джунглях носорог. Потные и румяные юные гладиаторы через час-другой гурьбой вкатываются в раздевалку. Душевые в раздевалках закрыты (душ — это пережиток цивилизации, предназначенный всё для тех же, для убогих фигуристов-кёрлингистов). В раздевалке начинает пахнуть носками нетрезвого лесоруба, наконец вернувшегося по весне из тайги домой. Вскоре всё успокаивается, и отмороженные на льду дарования веером развозятся по городским школам родителями, такими же отмороженными, как и их удачливые чада, с той лишь разницей, что крионирование родителей происходило не на льду, а на покрытых инеем трибунах. Развозятся юные дарования якобы для получения скудных знаний в соответствии с утверждённой в высоком министерстве программой так называемого среднего образования. Но на самом деле весь этот развоз устраивается только для того, чтобы хоть куда-нибудь пристроить своих отмороженных дарований в промежутке между утренней и вечерней тренировками. То есть, на то время, пока родители будут делать вид, что где-то и как-то работают. Именно «делать вид», потому как строить продуктивные капиталистические отношения в полуобморочном от недосыпа и переохлаждения состоянии бывает порой очень трудно. Очень тяжело это бывает сделать, несмотря на лживое старание живительных струй искусственного воздуха, источаемых многочисленными офисными кондиционерами. И даже поглощаемые литрами взбадривающие напитки, издающие запах, чем-то напоминающий запах свежеприготовленного натурального кофе помогают глубоко отмороженным родителям далеко не всегда.

А как же дети? Они-то хоть бодры? Какое там…Дети так же как и их родители… Пребывают в бодро-полуобморочном состоянии. Рассмотрим, например, продолжение наступающего дня Вовы Орешкина. Несмотря на то, что таких вот продолжений было в его короткой жизни очень много, Вову всякий раз в такие часы переполняло какое-то неподдельное счастье. Может, это было счастье временного освобождения из-под гнёта резковатого на крепкое словцо Дубовца. А может, это было счастье, возбуждаемое наливающимися силой мышцами тела юного дарования. Кто ж его знает? Во всяком случае, в те далёкие времена Вова ещё не мог с этим счастьем до конца разобраться.

Так вот, от нахлынувшего чувства у Вовы всякий раз неожиданно вырастали за спиной крылья, и почему-то, сильно удлинялся нос. Кроме того, нос приобретал какую-то костистую твёрдость… Ни дать, ни взять: не Вова Орешкин, а какой-то дятел… Вот и выбивал частенько этот спящий дятел-Вова своим чудо-носом звучную дробь по крышке школьного стола. Это не всегда нравилось учителям. Во-первых, портился внешний вид казённой мебели, во вторых, окружающие Вову дети-ученики почему-то всегда в таких случаях приходили в сильно возбуждённое состояние, тут же отвлекались от урока и с ужасом смотрели на Вовины разноцветные, подрагивающие в чутком сне крылья. Хотя, что тут, спрашивается, ужасного? Дятел — он и есть дятел… Плохо только то, что спит он на уроке. Но вам-то что до этого? Вы же в школу учиться пришли, а не на дятлов пялиться. Если уж так сильно приспичило, то, пожалуйста, извольте посетить зоопарк… Или же, в конце концов, соорудите в школе живой уголок с дятлом в клетке… Только Вову оставьте в покое. Надо бы понять, что Вове выпало тяжёлое детство.

И просиживало таких «дятлов» в школах овеянного хоккейной славой города великое множество. А чем же занимались в это время родители этих отмороженных детей? Они ведь, родители-то, тоже отмороженными были… И неужели тоже «дятлили»? Не может быть — это всё-таки довольно взрослые уже люди. Ну а тогда — чем же? Давайте-ка попробуем по подглядывать за ними в узкую щелочку приоткрытой офисной двери.

Отмороженные родители отмороженных детей

Большинство родителей юных дарований работало обычным «офисным планктоном», непрерывно роящимся в замкнутых объёмах стандартно обустроенных помещений. Эти однотипные перегородчатые помещения со светлыми пупырчатыми стенами, квадратиками навесных потолков, с полами, покрытыми ковролино-линолеумным материалом, и заставленные одинаковой, чёрного или древесного цвета мебелью и назывались, собственно говоря, офисами. В офисах этих бестолково и праздно сновал всюду вездесущий «планктон», в удручённой тональности журчала оргтехника. Сквозь проёмы в перегородках на суетливых «моллюсков» удивлённо глазели многочисленные мониторы компьютеров. Компьютеры не всегда понимали, что хотят от них эти зачем-то выползшие на сушу обитатели моря. Вот среди таких же как и они выползков и тусовались в рабочее время родители юных дарований. Осознавая свою низменность «моллюски» не желали подобной судьбы своим детям и всячески подстраивали свои неудавшиеся судьбы под их чаяния. Вернее, под их будущие чаяния, о которых юные дарования ещё не задумывались. Но ведь должен был думать хоть кто-то?! Думали пока они, взрослые «моллюски». И ничего лучше придумать они не могли, нежели как можно быстрее отправить своих «моллюсковых» детей в сказочную страну под названием НХЛ. Да-да, есть такая предивная североамериканская хоккейная лига. Сказка в ней была во всём: в стонущих от восторга трибунах, в зелёных реках быстротекущего на банковские счета «бабла», в невестах-дочерях нефте-металло-нано магнатов! Словом, впереди всех ждали хронические сопли счастья и искромётные брызги шампанского. Но пока дети «моллюсков» играли в соответствующих своим возрастам командах. Рубились они на льду во-вторых, в третьих, а то, и вовсе, в четвёртых пятерках такого великого и прославленного на всё страну клуба, как «Серебряные Медведи».

Почему это: во-вторых, в третьих, в четвёртых? А кто же тогда играл в первых пятёрках? Ведь по ходу повествования может показаться, что все родители юных хоккейных дарований были «моллюсками» и, следовательно, равны по своему социальному статусу. Да нет, конечно же. Такого не бывает. Это мы рассказали только про тех, кто составлял абсолютное большинство. Меньшинство же составляли эксклюзивные родители. Эти эксклюзивно отмороженные родители отморженных на ледовых полях детей, трудились в рядах творческой интеллигенции. В отличие от обычных «офисных планктонов», каждый день слетающихся, сметая на своём пути всё и вся, в места своего скучного роения ровно к 9.00 часам утра, творческая интеллигенция могла себе позволить припожаловать к месту свершения своих немыслимых по простоте и изяществу творческо-управленческих актов к 11–12 часам пополудни. Неспешно принеся себя любимых в офис, творческие интеллигенты одним своим появлением приводили в ужас бестолково суетливый планктон. В такие минуты планктон цепенел и приходил в окончательное замешательство. Замешательство вносилось в ряды «моллюсков» вполне сознательно. В качестве метода его превнесения, как правило, выбиралась раздача «моллюскам» отнюдь не сказочных «звездюлей». За что? Да ни за что… Просто так, как говорится, для поддержания порядка на рабочих местах. Для придания, так сказать, этим отстойным лузерам необходимой для служения строгому капиталистическому делу требуемой бодрости. А после завершения «раздачи звездных слонов» интеллигенты спокойненько следовали на свои рабочие места, отгороженные от территории всеобщего мельтешения стеклянными непрозрачными перегородками. Величаво шествовали они, дабы перевести дух от проявления бутафорского гнева и испить, наконец, чашечку кофе, очень похожего на натуральное, и снять показной стресс примитивной игрой «Тетрис» на своём навороченном персональном компьютере. Вместе с тем, большая часть творческой интеллигенции тоже была недовольна собой. Нет, пожалуй, этот тезис должен звучать как-то иначе. Например, так: собой каждый уважающий себя творческий интеллигент был всегда доволен, но, в то же время, как всякий истинный интеллигент, был просто обязан пребывать в постоянном недовольстве своей судьбой. Главным образом, не нравилась творческому интеллигенту работа с этим бестолковым «планктоном». Очень уж бесперспективной порой выглядела она. Не было в ней ни творчества, ни интеллигентности во взаимоотношениях. Во всём мире бушевал экономический кризис, а в стране, вдобавок, свирепствовала ещё и инфляция. Устойчивость финансового положения творческой интеллигенции была расшатана. А работая с этими бездарями-лузерами, было трудно надеяться на повышение своих KPI-ев и соответствующих им грейдов. И поэтому творческие интеллигенты тоже не желали подобной судьбы своим детям. Не желали и видели в беспокойных (от большого количества выпиваемого за день кофе) и чутких своих снах счастливое будущее отмороженных своих отпрысков. И это будущее отсвечивало им в тревожной ночи каким-то особым, неземным светом матовых НХЛовских ледовых арен. А по этим чудо-аренам бесшумными стрелами носились их уже основательно заматеревшие чада и забивали чудо-голы. Голы эти были просто-таки золотыми: было заметно, как после каждой забитой шайбы ощутимо провисал мешочек солидного банковского счёта. При этом, где-то высоко над трибунами закатывали восторженные истерики НХЛовские комментаторы. Их истошные голоса доводили до исступления и без того ликующие трибуны. Блеск! Но если разобраться беспристрастно, всё, что творилось в умах и душах этих спесивых интеллигентов, было не ново. Тоже самое творилось и в душонках обычных «лузеров-моллюсков»: слюни экстаза, награды, лавры и цветы. Мы-то про это уже знаем, а вот творческие интеллигенты, похоже, что — нет. Сталкиваясь на трибунах с надоевшими им ещё в офисах с родителями-«моллюсками» они всегда считали, что лузеры водят сюда своих чад исключительно для здоровья и воспитания волевых качеств. Этим надменным интеллигентам и в голову никогда не приходило, что этот отстой тоже о чём-то может мечтать… Но пока родители-лузеры только о чём-то мечтали, дети творческих интеллигентов уже играли в первых пятерках такого прославленного на всё страну клуба, как «Серебряные Медведи». Клуба, в честь которого в период жарких хоккейных баталий дружно скандировали трибуны. При этом, всё организовано было так, что северо-западные трибуны всё время матча ревели в негодовании: