Ветер перемен - Инид Джохансон

Слезы застлали глаза. Ничего не видя перед собой, Алисия нетвердым шагом направилась из ванной, крепко обнимая себя за плечи в запоздалой и тщетной попытке спрятать от сурового презрительного взгляда Нормана полуобнаженное тело в нелепом черном белье.

Тот даже пальцем не шевельнул, чтобы остановить ее, не пошел следом, и до последнего момента все еще теплившаяся в ней надежда окончательно угасла. В спальне Алисия подобрала сброшенные ранее джинсы с футболкой и туфли, подхватила сумку. Ее сборы проходили под аккомпанемент невнятного гула голосов: Норман что-то сердито выговаривал, мать визжала, Леон ворчал.

Обсуждают мое недостойное поведение, в отчаянии думала Алисия, направляясь к двери. Что ж, она избавит их от своего присутствия. Выскочив из спальни, она побежала в другой конец коридора, где не слышно было порочащих ее голосов. Там оделась и стрелой кинулась вниз по лестнице.

Сев в маленький автомобиль, которым ей разрешали пользоваться, Алисия резко развернулась, не заботясь об осторожности, и помчалась прочь. Она точно знала, куда направляется. К Карен!

Занятая приготовлениями к свадьбе, она, к счастью, не успела сообщить подруге о том, что передумала ехать в Бостон с ее семьей.

А Элизабет и Эндрю Кеттерли, родители Карен, не отвернутся от нее — в этом Алисия не сомневалась. В данный момент они оба находились в Штатах. Мистер Кеттерли торчал там уже несколько месяцев, улаживая организационные вопросы и формируя штат американского филиала лондонского рекламного агентства. А Элизабет вылетела недавно, на пару недель, чтобы определиться с жильем.

В дружной семье Кеттерли Алисия всегда была желанным гостем. Родные Карен никогда не оставят ее в беде, а подруга горло за нее перегрызет…

3

Алисия резко очнулась от воспоминаний. В теле ощущалось онемение, в голове шумело от быстрой череды сцен далекого прошлого, которые она вновь пережила словно наяву. Норман смотрел на нее с прежним презрением и едва скрываемой враждебностью. Значит, Леон так и не поведал ему, что произошло на самом деле в тот роковой вечер много лет назад.

Возможно, собирался сказать, да смелости не хватило. Ведь Норман порой бывает пугающе неприступен, если задастся такой целью.

А она давно примирилась с отчимом. Через день после похорон Филлис он прилетел в Бостон, чтобы сообщить ей о смерти матери, погибшей в автокатастрофе. Алисия, естественно, не желала его видеть, но, когда отчим предстал перед ней, постаревший, убитый горем, была так потрясена, что не решилась оттолкнуть его и выслушала все, что тот хотел сказать.

Ужасная гибель жены заставила Леона взглянуть на себя со стороны, задуматься о своих поступках, и тогда собственная персона вызвала у него отвращение. Он жестоко корил себя за ложь, нанесшую непоправимый вред его приемной дочери и в конечном итоге сгубившую его жену, и молил о прощении.

Алисия думала, что никогда не простит отчима, но при виде его душевных мук ее сердце оттаяло. По возвращении домой Леон часто писал ей, и она иногда отвечала на письма, а когда вернулась в Англию, он раз в месяц приезжал к ней и приглашал пообедать.

Правда, последнюю встречу она отложила — была слишком занята подготовкой презентации. Жаль, конечно, что не нашла для него времени. Леон теперь казался таким одиноким, так трогательно радовался ее обществу. О беременности Алисии он не знал и потому не мог коснуться этой темы в разговоре, что в значительной мере способствовало более непринужденному общению…

Норман был высок, более шести футов, и ей пришлось вскинуть подбородок, чтобы видеть его лицо. В нем не читалось ничего, кроме откровенной неприязни. Когда-нибудь он интересовался, что сталось с их ребенком? Да и вообще думал ли о нем? Сообщила ли ему Филлис о том, что у нее случился выкидыш? Или никто даже не счел нужным упомянуть о такой малости?

За все эти годы Норман ни разу не попытался связаться с ней. Просто умыл руки. Списал со счетов — и ее, и ребенка, которого она вынашивала под сердцем.

Алисия на мгновение закрыла глаза, чтобы скрыть боль утраты. А когда вскинула ресницы, то встретила знакомый враждебный взгляд… и решительно вычеркнула из мыслей прошлое. Она не знает этого человека, отказавшегося от нее и их ребенка. И знать не желает!

Перемена, произошедшая в Алисии, потрясла Нормана. Он сознавал, что смотрит на нее словно зачарованный, но поделать с собой ничего не мог.

Пухленькая девочка-подросток превратилась в стройную грациозную женщину, облаченную в модные облегающие джинсы и элегантный в своей простоте кремовый джемпер — наверняка итальянский. Между этой женщиной и той угловатой пятнадцатилетней крепышкой, которую он впервые увидел на свадьбе Леона и Филлис, пролегало расстояние в несколько световых лет.

Тогда, взглянув на нее, одетую в безвкусное платье из голубого атласа, подчеркивавшего все изъяны подростковой фигуры, он первые за свои двадцать три года испытал по-настоящему глубокую нежность, от которой все внутри перевернулось. На коротко остриженных волосах неуклюже топорщился венок из васильков, в руках заметно дрожал букет белых лилий, подаренных матери. В огромных глазах — смущение и замешательство, пробудившие в нем желание взять ее под опеку, защитить от ударов судьбы. Тем более что Филлис, величавая в своем шелковом темно-синем платье, насмешливо вскидывала безупречные дуги бровей на каждое неловкое движение или неуместную реплику девочки.

У Филлис не было времени для дочери. Норман это почувствовал с самого начала и позже узнал почему.

Но застенчивая улыбка Алисии, когда ему все-таки удалось рассмешить ее, буквально ослепила его. Она была такая доверчивая, невинная. При этом глаза девочки ни на секунду не оставляли его лица, цеплялись за него, как за спасительную скалу в бушующем море.

Теперь в Нормане не было ни нежности, ни жалости — во всяком случае, к ней. Она убила всякое сострадание, жившее в его душе. И это столь же верно, как то, что она убила их ребенка. Ему едва не стало плохо, когда Филлис сообщила ему об аборте.

К тому же, судя по ее виду, Алисия и не нуждается в сострадании. И пусть ее улыбка — если выражение надменности и высокомерия когда-нибудь покинет ее лицо — все такая же лучезарная и чарующая, она оставит его равнодушным.

Алисия первая нарушила молчание:

— Мне нужно открыть гараж.

Норман заметил ключи от машины, покачивающиеся на тонком пальце.

И с волосами она что-то сделала. Теперь длинные, они рассыпались по плечам, мерцая и поблескивая в свете люстры. На вид мягкие, как тонкий дорогой шелк.