Красив и очень опасен - Энн Стюарт

— Мне он ничего не сказал, — пожала плечами Мабри.

— А нечего говорить, крошка, — отмахнулся Шон. — Он сказал, что я силен как бык и, продолжая в том же духе, проживу еще шестьдесят четыре года.

— Не болтай! — строго одернула его Кэсс. Шон чарующе улыбнулся.

— Умеренность в питье, — провозгласил он, приподнимая стакан, — добрая пища, секс, — он игриво подмигнул элегантной Мабри, — ну и, разумеется, работа. Вот гарантия вечной жизни.

— А как насчет семьи? — не удержалась Кэсс. — Детей?

— Ну да, тоже верно, — согласился Шон после некоторого раздумья. — Тем более что все это у меня есть. Старшая дочь здесь, рядом со мной. Жаль только, Колин с Франческой далеко. Особенно Франческа. Твоя младшая сестричка, Кэсси, просто прелесть. До чего обидно, что вредоносная мамаша держит ее на другом краю света.

— Альба живет в Италии, — напомнила Кэссиди. — Сам виноват — нечего было жениться на графине.

— Нет, я виноват в том, что развелся с ней, — вздохнул Шон, на мгновение забывшись. В следующий миг он метнул рысий взгляд на Мабри, но та сделала вид, что ничего не заметила. — Впрочем, я и сейчас счастлив, — поправился он. — Чудесное общество, увлекательная работа, прекрасная пища, общение с людьми… Чего еще желать? — Он подлил себе еще виски. — Кстати, об общении — я, пожалуй, оставлю вас посплетничать вдвоем. Я ведь знаю — вам не терпится мне косточки перемыть.

— Ты не поверишь, Шон, но у нас с твоей дочерью есть и другие темы для разговора, — промолвила Мабри, однако супруг, как всегда, пропустил ее слова мимо ушей — он, посвистывая, удалился в холл.

— Рада тебя видеть, Мабри, — сказала Кэссиди.

Мабри ответила не сразу. Некоторое время она молча смотрела на Кэссиди пытливым взглядом. Наконец спросила:

— Ты и правда сама согласилась, Кэсси? Я не хочу, чтобы он на тебя давил.

— К сожалению, Шон иначе не умеет, Мабри, — улыбнулась Кэссиди. — Ничего, не волнуйся за меня, я ведь в любой момент могу все бросить и уехать. Сбежать посреди ночи. Кстати, чем ты руководствовалась, переделывая мою спальню?

— У меня была депрессия, — сухо ответила Мабри.

— Почему? Ты ведь всегда такая спокойная и выдержанная.

— Бренность бытия, — вздохнула Мабри. — Вот что заставляет меня грустить. Никуда от этого не уйти. Я старею, Шон стареет, все кругом умирают.

— Зря вы впустили к себе Тьернана, — вздохнула Кэссиди. — Одно его присутствие кого угодно в гроб вгонит. От него… могилой веет.

— Вот уж не ожидала, что ты такая впечатлительная.

Кэссиди показалось, что в голосе ее мачехи прозвучал скрытый упрек. Она поспешила перевести свои слова в шутку:

— Во всяком случае, я не стала бы выдвигать его кандидатуру на звание лучшего женатого мужчины года.

— Не стоит делать поспешных выводов, — промолвила Мабри. — Тем более что я впала в депрессию еще до того, как твой отец обзавелся новой игрушкой. — Она кинула взгляд на зеркальную стену. — Я всерьез подумываю о пластической операции. — И погладила безукоризненно гладкую шею.

— Каков бы ни был результат, он будет лучше моей спальни, — съязвила Кэссиди. Мабри натянуто улыбнулась.

— Не бойся Ричарда, Кэсси, — сказала она. — Порой он и правда выглядит устрашающе, но я уверена, что он тебя не тронет. Да он и мухи не обидит.

— Значит, ты не веришь, что он и в самом деле расправился с женой и детьми? — спросила Кэссиди. — А ведь, по слухам, он целую кучу женщин прикончил. Или ты думаешь, что на него возводят напраслину?

— Я этого не говорила, — уклончиво ответила Мабри.

По спине Кэссиди пробежал холодок; она уже пожалела, что отказалась выпить с отцом.

— Значит, ты считаешь, что он… убийца? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Этого я тоже не говорила, — покачала головой Мабри. — Тем более что я этого не знаю. Нет, просто мне кажется, что больше он никому зла не причинит. Если же он и пошел на преступление, то у него были на то веские причины.

Глаза Кэссиди полезли на лоб.

— Ты спятила, — убежденно сказала она. — Какие причины могут побудить человека расправиться с собственной семьей? — Голос ее зазвенел от неподдельного ужаса.

Мабри повела изящными плечами.

— Точного ответа дать не могу, а гадать не собираюсь. Но в одном уверена: сейчас этот человек не опасен. Ему надо боятся самого себя.

В мозгу Кэссиди невольно всплыл образ высокого и худощавого, неестественно бледного мужчины с бездонными темными глазами. Чем-то даже завораживающими. Нет, «опасность» именно то слово, с которым у нее ассоциировался Ричард Тьернан.

С другой стороны, Кэссиди давно убедилась, что Мабри редко — или почти никогда — ошибалась в людях. Неведомое чутье подсказывало ей, кому можно доверять, а кого лучше сторониться. Коль скоро Мабри доверяла Тьернану, возможно, его и правда не следовало опасаться. Если только забыть его глаза. Или природное изящество и грациозность движений. Или губы…

Господи, да что на нее нашло!

— Ну хорошо, — сказала она. — Поверю тебе на слово, что он не собирается проникнуть в спальню и перерезать мне горло. Но почему вы с Шоном так старались затащить меня к себе? К чему эти дурацкие выдумки насчет болезни Шона? Это ведь ты заболела, да? Что с тобой?

— Не говори глупости, — нахмурилась Мабри. — Я чувствую себя прекрасно.

— Но Шон выглядит свеженьким как огурчик.

— Да, — промолвила Мабри, однако что-то в ее голосе заставило Кэссиди насторожиться.

— Это ведь так, да? — настаивала Кэссиди. — Ведь Шон совершенно здоров.

— Он божится, что у него все в порядке, — ответила Мабри, снова пожимая плечами.

— И ты ему веришь?

Мабри повернула голову, и ее изумительный профиль четко вырисовался на фоне незашторенного окна.

— Не знаю, чему верить, — безучастно промолвила она. — Просто мне немного боязно. Меня заботит его чрезмерная увлеченность Ричардом Тьернаном. Мне не по душе та страсть, с которой он стремился заполучить тебя. Видела бы ты его, Кэсси! Это сейчас он прикидывается спокойным, а поначалу просто рвал и метал. Не знаю, в чем дело, но твой приезд имеет для него колоссальное значение. Но вот почему, хоть убей, не пойму.

— Возможно, в нем взыграли запоздалые отцовские чувства? — криво усмехнулась Кэссиди.

— Он тебя любит, Кэсс. Просто души в тебе не чает, и ты сама это знаешь. Однако он органически не способен считаться с кем бы то ни было. В первую очередь он всегда блюдет собственные интересы, в отношении всех остальных он глух и слеп. И внутренний голос подсказывает, что на сей раз он перегнул палку. Боюсь, в своем безграничном стремлении к самоутверждению он зайдет слишком далеко.