Охота на слово - Алёна Шапкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодая женщина дёрнулась, как от удара током.
— Ты что… серьёзно? Хочешь оставить меня здесь? А ты забыл, как я тебе помогала… учила всему?
Парень отвёл взгляд и быстро ответил:
— Ничего не знаю, ничего не ведаю. Мои пятнадцать процентов. Моё дело — сторона.
Наталья сверкнула глазами.
— Вадик — ладно… Но ты-то что? За какие-то дебильные триста тысяч баксов предашь всё наше дело? Бросишь «Колодезь» и эти путешествия?
— Триста тысяч — это тоже неплохо. — Парень с довольным видом улыбнулся. — Домик на сочинском побережье себе куплю. Катьку туда привезу. Или Машку. Я ещё не решил. С крутой тачкой выбор большой.
— Какая же ты, сволочь, Серёжка… — с чувством протянула Наталья.
Серёжка развёл руками.
— Селяви. Ты нетолерантна, мать, но этот грех тебе простится.
И он вышел. С той стороны опять загремел замок.
Наталья опустила лицо и замолчала. Её плечи мелко вздрагивали. Савелий Игнатьевич понял, что она плачет.
— Ну, ладно… — начал он, но женщина подняла мокрое от слёз лицо, и рабочий осёкся.
— Да? — крикнула Наталья. — Я ещё понимаю — Вадик… Мы же почти два года были вместе. Допустим, надоели друг другу. Но Серёжка, блин… Я же к нему, как к дитю малому относилась… Нянчилась с ним, дура… Задания по матану помогала делать… Баллы в тестах подкручивала… Долбаная идиотка.
В углу деликатно откашлялся Мякишев.
— Зря вы на себя наговариваете. Я так понял, что этот ваш Вадик решил продать кому-то «Слово…»?
— Ага.
— И договорился с Сергеем. А вы, видимо, думали иначе…
— Что значит — думала? У нас группа по спасению редких ценностей… Мы архимедовские чертежи из Сиракуз вытаскивали. Можете поверить? Красивые, между прочим, штуки. Мы для музеев старались… А тут — опять всё это… баксы… тачки… два ствола…
— Прошу прощения, а что это за баксы такие? — спросил Мякишев.
— Вам лучше не знать, — раздражённо мотнула головой Наталья.
— По-моему, похоже на имя египетской богини Баст…
— Ага. И некоторые точно так же им поклоняются. — Она подняла глаза. — Слушайте, его надо остановить. Я не знаю, кому он предложил «Слово…», но теперь рукопись точно никто не увидит.
— Остановить… Легко сказать, — рабочий вздохнул. — Нам бы выбраться для начала.
Его взгляд упал в миску на коленях. Там лежал грязноватый белый ломоть, похожий на кусок сала. Савелий Игнатьевич буркнул:
— Мякишев, вам дали то же самое?
— Ага, Савелий Игнатьевич, — отозвался поручик. — Пища по Эрисману питательная, но, к сожалению, вредная для печени.
— Да ну вас, — в сердцах пробормотал рабочий. — Если бы можно было разрезать эти верёвки…
— Погодите. — Наталья вдруг перестала плакать и подняла голову. — Покажите-ка, что у вас там. Вы можете повернуться на стуле?
— Я — нет, — ответил из угла Мякишев.
— Попробую, — прокряхтел рабочий.
Савелий Игнатьевич приподнялся и, передвигая ногами, кое-как развернул стул боком.
— Слушайте… это же отлично! — сказала Наталья.
— Что значит «отлично»? — не понял рабочий.
— Вас, в отличие от меня, он связал обычной местной верёвкой, а не майларом. Можно попытаться её разрезать.
— Чем разрезать? — спросил Мякишев.
Наталья оглянулась на дверь, а потом чуть слышно прошептала:
— Я спрятала здесь вашу шашку. Но только… тихо!
— Вы? — Поручик вскинулся и громко зашептал в ответ: — Откуда вы знали, что нас запрут на кухне?
— Вадик так всегда делает, — тихо ответила Наталья. — Насмотрелся дешёвых американских фильмов и теперь привязывает всех, кто нас обнаружит, к стульям на кухне.
— И что, много вас, таких? — поинтересовался рабочий. — Которые по прошлому в шапке-невидимке ходят?
— Достаточно.
— Погодите, а что значит «дешёвые американские фильмы»? — не понял поручик. — Это примерно такие картины, какие снимает у нас Дранков[24]?
— Вроде того, — улыбнулась Наталья.
Потом она посерьёзнела и, наклонившись, сказала:
— Слушайте… У нас не так много времени. Вечером откроется окно, и тогда Вадик с Серёжей просто исчезнут. А мы навсегда останемся здесь. Шашка в печи, в топке. Вы… Вас зовут Мякишев, да?.. Вы, по-моему, к ней ближе всего.
— Я попробую достать зубами, — твёрдо сказал поручик.
Он наклонился и вытянул шею, упёршись лбом в белёную печь. Лицо Мякишева покраснело от натуги, послышался звук лязгнувших о металл зубов, и закопчённая железка со звоном полетела на деревянный пол.
Все трое застыли, прислушиваясь к звукам за дверью. Было тихо.
— Хорошо, можете продолжать, — прошептала Наталья.
Путы на стуле Мякишева натянулись, и он медленно, сантиметр за сантиметром, стал вытягивать шашку из печки. Потом, наклонив стул, поручик ловко поймал её на колени.
Поёрзав немного, Мякишев сказал:
— Кажется, у нас непредвиденные трудности. Шашку не вытащить одной рукой. Кто-то должен держать, а кто-то — тянуть.
— Может быть, зажать стулом ножны? — предложила Наталья, но поручик помотал головой.
— Если она упадёт, мы её уже не поднимем с пола. Надо придумать что-то такое, что сработает с первого раза.
Все трое задумались. Потом Савелия Игнатьевича вдруг осенило и он улыбнулся.
— А я ведь, кажется, знаю, что делать.
— Ну же?!
Рабочий вздохнул, собираясь с мыслями.
— Дело было в четырнадцатом году… Спускали мы на воду линкор «Императрица Екатерина»… родную сестрёнку «Марии». Наш сормовский завод туда рулевые муфты ставил. А корабли, когда спускают на воду, ставят на полозья. И знаете что? Я буду не я, если видел где-нибудь ещё такое же количество сала в бочках, какое стояло на причале. Четыреста шестьдесят пудов по двести рублей за пуд. Я потом специально узнавал.
Рабочий оглядел Мякишева и Наталью.
— Перед спуском полозья наса́ливают для лучшего трения… Понимаете вы меня, наконец?!
— Слушайте, вы — гений, — с восхищением произнес Мякишев и, оглядев остальных, быстро предложил: — Начинаем жевать?
— У меня это… в спине ути́н[25], — извиняющимся тоном сообщил рабочий.
— Давайте, — ответила Наталья.
Они наклонились к тарелкам и сосредоточенно задвигали щеками. Потом Наталья, придвинувшись, коснулась шашки.
— Попробуйте, — сказала она.
Мякишев зажал эфес зубами и, морщась, рывком сбросил ножны. Острый клинок, поймав луч света, блеснул в сумраке.
— Давайте, — сказал поручик Савелию Игнатьевичу.
Рабочий, кряхтя, подвинулся к нему и развернулся спиной. Послышался хруст перепиливаемой верёвки.
— Ну, скоро? — морщась, спросил Савелий Игнатьевич.
— Погодите… Ага, вот.
Рабочий почувствовал, что боль в руках неожиданно исчезла. Он вытянул перед собой кисти и стал их энергично разминать. Потом взял саблю у поручика и, примерившись, освободился сам.
Ноги от долгого сидения затекли, и Савелий Игнатьевич, встав, рухнул обратно на стул.
— Теперь ваша очередь, — сказал он Мякишеву.
Поручик, дождавшись, пока верёвка ослабнет, вскочил и бросился к Наталье. Шашка глухо стукнула по стулу.
— Да что же это такое… — пробормотал с досадой Мякишев. — Верёвка твёрже железа.
— Не парьтесь, не получится, — предупредила Наталья. — Надо развязывать.
Через несколько минут она встала и сделала несколько нетвёрдых шагов.
— Ладно. Это сейчас пройдёт. Кажется, тут где-то должен быть люк. Опа… вот он!
Мякишев, поспешив, помог отвалить тяжёлую доску в сторону. В глаза ударил яркий свет, и рабочий прикрыл лицо рукой. Потом он вылез вслед за остальными. Лаз выходил на задворки, и сразу за ним начинался запутанный переулок, петлявший между старыми двухэтажными домами.
Савелий Игнатьевич обошёл глубокую лужу, по которой бегали водомерки.
Поручик огляделся, держа шашку наготове, и повернулся к Наталье.
— Что будем делать дальше? Ваш Вадим наверняка вооружён.
— Ага. И не только парализатором. — Молодая женщина вздохнула и с мольбой посмотрела на поручика. — Вы уж постарайтесь ему сильно не навредить, ладно?
— Я попробую, — честно пообещал Мякишев.
— Погодите… — вмешался Савелий Игнатьевич. — А как быть с мерцающим пятном?
Наталья посмотрела на рабочего:
— Вы про защитное поле?
— Да, наверное… — Рабочий пожал плечами.
— Генератор тяжёлый. Вадик не может таскать его с собой вечно. Для нас главное — найти две вещи. Мой рюкзак, в нём небольшая коробочка вот такого размера — Наталья начертила в воздухе квадрат. — И…
— И «Слово о полку Игореве». Да, я понял, — ответил Мякишев. — Нам нужно штурмовать дом.
— Дверь наверняка охраняет Серёжка. Его нужно отвлечь, — заметила Наталья и уточнила: — Это опасно…
Все переглянулись. Савелий Игнатьевич вздохнул и сделал шаг вперёд.