Последний дом - Дан Маркович

И у меня отлегло, представляете - все отлегло.

И всегда потом, когда плохо, вспоминал - пусть "н.х.", а белочки все-таки - были!..

Генке как-то рассказал, он молчит. Молчал, молчал, потом говорит:

- Завидую тебе...

Чего особенного... Так и не понял.

А про кота под лестницей забыл ему рассказать!..

*** Вхожу в дом и тут же смотрю направо, под лестницу - там никого.

Знаю, что пусто, и все равно каждый раз бросаю взгляд. Посмотрю, и сворачиваю к себе, мне наверх ни к чему.

Много лет тому назад под лестницей в темном углу появился большой серый кот. Пришел откуда-то, и уселся. Никто его не заметил, кроме меня, он с темнотой слился. А я увидел, конечно, - глаза!.. День сидел, и второй... Как неживой, не шевелится. Я пытался с ним поговорить, даже не смотрит... Потом начал понемногу оживать... уходит, но недалеко, по своим делам, и обратно является. Усы белые, спина с проседью - старый зверь. Сидит и молчит. Я спрашиваю, откуда ты... Только рот беззвучно разевает, очень устал. Может, завезли подальше и кинули, бывает, и он теперь домой идет. Выбился из сил, вот и решил передохнуть, отсидеться до весны. На днях выпал снег, ноябрьский ветер крутит листья, коричневое и желтое тонет в холодной белой крупе... А здесь батарея теплая, темно, тихо.

Я хотел его в квартиру пригласить, он не пошел. Тогда притащил ему ящик, постелил тряпочку... Он обрадовался, прыгнул, обнюхал... Признал место, и так жил до весны. Начал ходить вокруг дома. Феликс не возражал, видит, что старик. Коты это сразу замечают, делают выводы.

А в начале апреля начал исчезать - на день, на два... Однажды не вернулся. Не нашел его ни на севере, ни на юге. Не хочу думать о плохом. Наверное, дальше пошел. Я знаю, так бывает с котами. И с людьми.

Сколько лет прошло, а вот как войду в дом, сразу направо смотрю. Не то, чтобы жду... И не просто привычка. Я не странник, я их жалею. Как ему было помочь?.. Пусть бы жил со мной, я бы его кормил... Нет, ему нужно было взял и ушел.

А я ему имя дать хотел. Это непростое дело, не сразу получается. Так и исчез без имени.

И все равно - помню.

А Генке рассказать забыл.

*** Он как-то говорит:

- Я понял, как вселенная устроена, и почему у нас не получилось.

Я удивился, он еще и философ. Вообще-то он полуеврей. Я случайно узнал, меня спросили:

- Что ты с ним якшаешься, он же полуеврей...

-Ну, и что?..

Ничего не ответили, посмотрели как на идиота.

Он алкаш, какой он полуеврей! Они не пьют, мама говорила - избранный народ.

Как-то спросил его:

- Гена, ты алкаш... сам говорил, не обижайся... А сплетничают, ты полуеврей...

-Я русский полуеврей. Свободно могу быть алкашом, и пикнуть не посмеют.

Он смелый был человек.

- Как крымский татарин?..

Он засмеялся:

-Нет, как птица-носорог.

Но я отвлекся, он мне про Вселенную говорил. Что мы приходим из черных дыр. В них все живое образуется, вырывается на простор... и обратно падает, когда устает жить. Из одной дыры вылетели путем взрыва, в другой исчезнем. Пока летим, вся жизнь и происходит. Весело, безмятежно блеснем, сверкнем, и затухаем. Любим, страдаем, боимся, ненавидим... и все в полете кратком...

- Но еще не закончена игра. Еще посмотрим, кто кого... - он говорит.

- Какая игра?..

- Тот, о ком я думаю, должен победить. Тогда он порядочный мир построит, разумный, добрый...

- Конкурс у них?..

- Соревнование... или борьба. Но больно уж затянулось дело, сил нет ждать.

-Так ведь жизнь налицо...

- По ошибке возникла. Обыграли одного, а он им назло дыру утащил. Несет в рукаве, а она возьми да преждевременно взорвись... Дело пущено на самотек, вот и вышло то, что получилось.

- А эти что, недоигравшие?..

- Думаю, не подозревают. И вообще... мы для них событие местного значения.

Вот так так... значит, местного значения...

Он человек веселый, бесшабашный был, а философия печальная.

А я без философии жил, зато без печали дня не сумел прожить. По-моему, в каждом лице, человек то или зверь, печаль клубится. Оттого, что являемся на свет. Иногда мне кажется, счастливы должны быть те, кто не родился. Только, что они могут о себе узнать?.. Нет у них имен, не вижу лиц... Жизнь для того и есть, чтобы обо всем узнать, другого способа нет. Так что без печали, пожалуй, не обойтись, если суждено жить...

- Глупость это, всех жалеть, - Генка говорил, - на весь свет ни жалости, ни любви не хватит.

- Все равно, жалко всех.

- Ну, ты истинный дурак...

- Почему это?..

- Обиделся... Дураком почетно быть. Умный стыдится глупости, а дурак никогда. Вот и задает дурацкие вопросы. А потом умный хлопает себя по лбу "как это я не догада-а-а-лси-и-и..."

Вспомнилось, а зачем, не знаю... Когда человека нет, каждый разговор вспоминаешь, хочешь найти в нем смысл.

*** Люди в жизни, почти все, теряются, мельчают. Защищаются мелочами. Мыслимое ли дело, в вечной пустоте, в кромешном мраке, лететь, не зная куда... Как не пожалеть...

Одних жалеешь потому, что жизнь трудна для них, другие лучше той жизни, что досталась... а третьи... их жаль потому, что сами себя не жалеют, будто им десять жизней дадено.

Но есть такие, кто проходит свой путь просто и достойно, они всегда интересны мне. Делают то, что могут и умеют, не делают, что противно или не под силу. Редкие люди так живут. И многие звери. Оттого я люблю зверей. И завидую им.

Но и в них своя печаль, и загадка.

Для меня загадкой был пес родной. Сто раз на дню прохожу мимо его угла, и все равно - нет-нет, да обернусь!.. Вдруг увижу глаза его, карие, яркие... и печальные.

Отчего он не любил меня?..

Я его любил. Что может быть печальной невзаимной любви?.. Когда ее нет вообще, еще печальней. Но не так больно, поэтому многие мечтают не любить. Страх боли, я понимаю. Он страшней, чем сама боль. Как страх смерти, он самой смерти страшней.

Вообще, я собак не очень... Заглядывают в глаза, постоянно ждут чего-то, требуют внимания, это тяжко. Я люблю самостоятельных зверей, чтобы свои дела... например, котов. Некоторые думают, коты привязаны только к месту - нет, не понимают их! Свои дела у них есть, конечно, но главное они не покажут тебе. Что ты им дорог. Характер такой. Они свободны - и ты свободен.

Нет, я всем собакам рад, кормлю, если попросят, но у себя дома... До Васи не было.

Но Вася особый пес, он по характеру настоящий кот был. Иногда я думал, что вовсе ему не нужен. Целыми днями лежит в углу, молчит. И все-таки, он мой единственный друг среди собак. Знакомых много, и приятелей тоже, я общительный для них, но друг только один.

Хотя он меня другом не считал.

Ну, не знаю, не знаю, может ошибаюсь я...

- Вася, - спрашиваю, - за что ты меня не любишь?

Привязан, конечно, столько лет вместе, но любви... Никакой.

- Вася, а, Вася?..

Посмотрит, отвернется, закроет карие глаза, вздохнет - мешаешь спать...

Ну, что ты к нему пристал, коришь себя.

Вообще-то я знал, в чем дело. Догадывался, лучше сказать. Он обожал мою бывшую жену, а она его не взяла с собой - "пусть лучше на природе живет". Вася ее часто вспоминал. Единственное, что он потом любил, так это погулять вдоволь, побегать вдоль реки, по городу...

......................................................

- Вася, гулять!..

Вот тут он себя проявит, покажет бродяжную натуру!..

Не водить же на поводке, терпеть не могу. Среди природы живем - и на поводке!.. Так что Вася волен решать. Он и не сомневается. Разок оглянется и потрусит в сторону реки. Сначала он медленно, как бы нехотя, но на мои призывы остановиться, подумать... не отвечает. Махнет хвостом... пушистый у него был хвост... и скроется за деревьями...

Теперь придет через пару дней, когда захочется ему поесть и отдохнуть. Утречком заявится, как ни в чем не бывало поскребет в дверь - дай поесть... Наестся ливерной колбасы, рыгнет, брякнется костями в своем уголке, целый день спит... Иногда до утра валяется. Потом прилежно ходит у ноги день или два... И все повторяется.

Мне нравилась его независимость, но, пожалуй, уж слишком он... Обижал.

Он неплохо пожил на земле, погулял. Иногда иду мимо чужих домов, в магазин или по делам... Добывание еды, какие еще дела. И встречаю Васю, далеко от дома. Он улиц избегал, все больше пустырями, а если вдоль дороги, то по обочине, за кустами... Вижу его хвост. Узнает меня - сделает вид, что не заметил. А если уж вплотную столкнемся, разыгрывает радость, немного пройдется рядом... Потом махнет хвостом - и снова исчез.

Но я не ругал его, не сердился, пусть... Свою жизнь не навяжешь никому, псу странствовать хочется. Время было тихое, сытое, народу много вокруг, но сытый человек менее опасен, вот Васю никто и не трогал, не ругал. И он не спеша бежит себе, за кустами, в тени...

Потом он состарился, перестал убегать. А мне тяжело было смотреть на старого Васю, как он лежит целыми днями в своем уголке.

Он красивый был, мохнатый, с тяжелой палевой шерстью, с темной полосой вдоль спины. В конце жизни мучился каждое лето - шерсть выпадает, зуд, кровавые расчесы... А к холодам снова нарастает, и такая же чудная, густая...