Авантюрист - Мариус Габриэль

По воде пополз черный туман. Тяжелый и ядовитый, он начал быстро распространяться, завихряясь то тут, то там, смазывая и загрязняя голубизну. Она знала, что это не туман, а нечто другое — то, что исходило из платяного шкафа. Эта субстанция была тяжелее воздуха и обволакивала пол. Поэтому индикаторы дыма, установленные на потолке, среагировать на нее не могли. Они, конечно, сработают, но тогда будет уже слишком поздно. Слишком, слишком поздно. А черная масса все прибывала и прибывала.

С огромным трудом Барбаре удалось в очередной раз разлепить глаза, чтобы увидеть, как этот туман клубится в ногах ее постели. Она плыла в этом черном «море», как сказочная принцесса, брошенная в волны по воле злого волшебника. Потом она закрыла глаза. В последний раз.

Катманду

Лекарство подействовало, но кое-какая способность соображать у нее все же осталась. Это помогло ей начать вспоминать. В полусне мало-помалу перед ней возникали картины недавних событий. Она в горах. Пронзительно-белая пустыня. Они идут, проваливаясь в снег почти по колено, прокладывая в нем глубокую борозду. Впереди Роберт, она связана с ним веревкой. Она продолжает идти, а когда спотыкается, веревка резко дергается, а затем туго натягивается.

Пурга с ледяным ветром неистовствует, и она чувствует, что силы у нее на исходе. Она борется за каждый шаг, ухватившись за веревку, которая сейчас ее единственное спасение. Пока она может за нее хвататься, еще не все потеряно.

И вдруг она осознает, что соскальзывает, падает куда-то, ударяясь о лед и камни. Затем веревка рывком затягивается вокруг пояса. Она лежит, ожидая Роберта, сил, чтобы подняться, никаких нет. Вот и он неясно вырисовывается над ней, затем приседает рядом на корточки. Она ощущает его руки, которые что-то ощупывают у нее на поясе.

— Что ты делаешь? — слышит она свой растерянный голос.

— Так дальше нельзя, Ребекка. Вдвоем у нас ничего не получится.

— Но, Роберт!

— Дальше мы пойдем раздельно. — Из-за ветра она едва слышит его. — Постарайся не отставать.

— Роберт, не оставляй меня!

Но он уже отстегнул карабин от ее пояса и поднялся на ноги.

— Попытайся не отставать, — повторяет он и сворачивает веревку в аккуратную бухту, которую затем прикрепляет к ее поясу. Потом поворачивается и начинает карабкаться по каменистой осыпи.

— Роберт!

Она заставляет себя подняться на ноги. Итак, она отстегнута и брошена одна в этой воющей белизне. То есть обречена. В отчаянии она кидается за ним. Ботинки скользят по льду, и она опрокидывается на бок. А он уже далеко впереди, едва заметный в снежном вихре.

Очень не хочется умирать. Она ковыляет вперед, выкрикивая его имя. За все время он оборачивается лишь один раз. Она успевает увидеть, да и то мельком, только его защитные очки. Больше ничего. Потом он огибает заснеженную скалу и исчезает.

Она продолжает ковылять вслед за ним. Веревка, сложенная и теперь совершенно бесполезная, как будто насмехаясь, бьет ее по бедру. Все бесполезно. Чтобы выбраться отсюда, никаких сил не хватит, и никакие инстинкты самосохранения не помогут. Она брошена здесь умирать.

Продолжая кричать, она слышит голоса. Они приходят из другого мира. Но язык ей непонятен, на нем с равным успехом могут говорить и ангелы, и черти. Скорее всего черти, потому что в рай ей путь заказан.

Потом она чувствует, как ее вены начинает заполнять темнота, наверное, доктора увеличили дозу.

На этот раз тьма оказывается полной.

Сан-Франциско

В одной из точек этого самоуничтожающегося мира сестры встречаются.

Девон стискивает Терезу, как уже делала это однажды, и тащит сестру прочь от лестничного колодца, который теперь как открытая дверца в паровозную топку. Огонь страшно завывает, похожий на какое-то разъяренное огромное животное. Взявшись за руки, девочки припадают к перилам и широко раскрытыми глазами глядят на пламя, которое поднимается к ним по лестнице. Доски пола под их босыми ногами очень горячие. Воздух сушит кожу, обжигает легкие, ест глаза.

— Мама! — кричит Тереза в пламя.

Следом эхом отзывается Девон.

— Мама! Мама!

— Где она? — лепечет Тереза.

— Не знаю.

Некоторое время девочки зовут мать, но в реве огня голос матери расслышать не могут. И их тоже никто услышать не может. Они здесь наверху одни.

Тереза клонится вперед, как будто желая броситься в топку. Девон хватает ее и оттаскивает назад.

— Здесь мы вниз не спустимся, — кричит Девон в ухо сестре.

Тереза хнычет как маленькая, ухватившись за руку Девон:

— Что же нам делать?

— Ванная, — решает Девон. — Пошли.

Держась друг за друга, спотыкаясь и кашляя, они идут назад, в ванную комнату. Зеркало показывает им, насколько они сейчас ужасны. Темные кудри Терезы растрепаны, дивные в нормальном состоянии белокурые волосы Девон сейчас похожи на воронье гнездо. Они чувствуют запах паленой кожи и волос. В таком горячем воздухе дышать становится очень трудно.

— Наполняй ванну, — хрипит Девон. — Я схожу за полотенцами.

Тереза до отказа открывает кран холодной воды и затыкает пробкой мраморную ванну. Вода ее быстро наполняет. Тереза вся трепещет от ужаса. В груди начинает жечь, как будто огонь уже добрался туда.

Влетает Девон с охапкой полотенец. Девочки быстро влезают в ванну. Девон сильно кашляет. Тереза всхлипывает:

— И ч-т-т-т-о мы будем теперь делать?

— Ждать папу, — говорит Девон.

— Он не придет!

— Нет, придет. — Она обертывает голову сестры мокрым полотенцем, затем то же самое делает и себе. Кран остается открытым, но вскоре она замечает, что вода становится теплой, а струя слабеет. — Он придет.

А черный «порше» Майкла Флорио уже визжит, останавливаясь на улице перед огромным особняком. Вот и хозяин. К нему спешат перепуганные слуги.

— Где девочки? — кричит он на ходу.

— Они спят в гостевом крыле, — отвечает миссис де Кастро. — Но лестница обвалилась. Никто не может туда попасть.

Флорио обегает вокруг дома. Он выглядит довольно странно. На нем вечерний костюм с белоснежным галстуком, в петлице — великолепная белая гвоздика. Ворота заперты, но Флорио перелезает через них. Он похож сейчас на Джеймса Бонда, почти такой же ловкий, разве что все это выглядит не так красиво, как в кино. Потому что он теряет гвоздику, обдирает руки, а его восьмисотдолларовый пиджак рвется в плече по шву. Осмотрев дом, он обнаруживает, что задняя часть полыхает вовсю. Первый этаж, где спит Барбара, раскален почти добела. Она погибла. Пламя устремляется этажом выше, где девочки. На мгновение он приходит в полнейшее отчаяние, и его глаза затуманивают слезы.