Три креста - Федерико Тоцци

— Интересно, в этой капелле служат мессу?

— Туда только священник поместится.

— Это точно! Должно быть, прихожане стоят перед входом.

Чуть поодаль, в начале следующей улицы, между двух кипарисов виднелся деревянный расписной крест с петухом. У его подножья, на ступеньках, сидели две женщины и ели виноград.

Когда Кьярина и Лола были маленькие, они всегда останавливались перед крестом, чтобы прочитать молитву. Сейчас их охватило волнение, растерянность и даже чувство стыда за то, что они стоят тут вдвоем, без тети, — будто украдкой.

— Может, тебе лучше не выходить замуж?

Кьярина отвернулась от креста и отошла в сторону:

— Почему ты мне это сказала именно здесь?

— Разве это грех?

— Не знаю, а что если да?

— Лучше пойдем!

В душе Кьярины боролись два чувства: ее настойчивое желание поговорить и священный трепет перед крестом.

— Тетя, должно быть, устала, — сказала она.

— Тем лучше! Пока она будет отдыхать, я как раз с ней поговорю. Сейчас или никогда!

— Смотри, если она рассердится — ты будешь виновата!

— Хорошо, беру вину на себя.

Тем временем подоспела Модеста, запыхавшись от ходьбы. Лола взяла ее под руку:

— Тетя, Кьярина должна тебе кое в чем признаться.

— И для этого ей нужны посредники?

— Да, без меня ей не справиться.

— Вечно вы дурачитесь, даром что одной уже пятнадцать, а другой — семнадцать лет!

Тут Кьярина с разбегу дала Лоле тумака.

— Ай, больно же!

— Так тебе и надо, не можешь держать язык за зубами!

— Ой-ой-ой, как больно!

— Так, хватит с меня ваших выходок, выкладывайте, наконец!

— Пусть Кьярина сама рассказывает. Я даже слушать не стану.

Тем временем Кьярина уже обливалась слезами, не стесняясь присутствия незнакомых женщин, смотревших на нее с любопытством.

Модеста, снова вспомнив о вчерашней ссоре, сказала:

— Даже не пытайтесь вывести меня из себя, вам это не удастся. Стыдно должно быть, ведь вы уже совсем взрослые, невесты, можно сказать!

— Невесты, значит? — засмеялась Лола.

Модеста задумалась было, не сказала ли она чего лишнего, но Лола перебила ее мысли:

— Как раз об этом Кьярина и хотела поговорить с тобой!

Она произнесла эти слова серьезно, выпрямившись от волнения, будто натянутая струна.

Тем временем Кьярина перестала плакать и наградила свою поверенную очередной порцией тумаков. Модеста с трудом разняла сестер и, обратившись к старшей, спросила:

— Это правда? Отвечай, да или нет?

Лола, хныча от боли, заголосила вместо сестры, чтобы досадить ей:

— Правда, правда!

Тут Кьярина, которая не знала, куда себя девать от смущения, бросилась сестре на шею и, вся дрожа, обняла ее крепко-крепко. В этом порыве было столько нежности, что Лола уже раскаивалась в собственной мстительности, и, прижав к себе Кьярину, пообещала себе никогда, никогда не оставлять ее.

Не обращая внимания на женщин, которые теперь смеялись, Модеста обняла и расцеловала своих племянниц.

Лола рассказала ей, что один молодой человек, служащий из Агентства по управлению государственным имуществом, давно влюблен в Кьярину и теперь, убедившись во взаимности своих чувств, намерен просить ее руки.

Домой все трое вернулись вне себя от радости. Модеста дала слово Кьярине, что будет держать новость в секрете, однако в тот же вечер рассказала обо всем Джулио. Тот, задумчиво теребя подбородок, ответил:

— Нужно выяснить хорошенько, кто он такой.

— Наверное, стоит предупредить Никколо?

— Я бы подождал. Вряд ли он отнесется к этому серьезно, да еще, чего доброго, станет подтрунивать над Кьяриной.

Что до Кьярины, то та боялась даже выходить к ужину, однако после долгих уговоров сестры уступила. За столом она чувствовала себя неловко, а заметив, что дядя Джулио, как никогда, серьезен, совсем ушла в себя.

— Пойдем, поиграем на пианино, — предложила Лола после ужина.

— Что-то не хочется…

— Боже мой, да перестань ты, наконец!

— Не могу, мне не по себе… Нужно как-то отвлечься…

— Вот я и говорю — давай поиграем!

— Нет, я буду волноваться еще больше!

— А ты закрой глаза, — предложила Лола.

— Не могу, не могу.

— Давай я сама тебе их закрою. Ну как, полегчало?

Кьярине хотелось остаться наедине со своими чувствами.

— Я и сама не могу понять, что со мной происходит.

— Может, ляжем спать пораньше?

— Нет, я хочу посидеть в темноте. И чтобы окно было открыто. Постараюсь успокоиться.

Из окна спальни виднелись поля, раскинувшиеся от Порта Овиле до Порта Писпини. Уже почти стемнело, и деревня была окутана серым маревом. Лишь над стенами Сиены на небе оставалась полоска света, которая постепенно растворялась во мраке. В садах гулял ветер, врываясь в пределы городских стен. Где-то раздался стук закрывающейся ставни: он облетел сады глухим эхом и замер под сводами Фонтана Фоллоника[4], которые до половины ушли в землю и были покрыты мхом, омываемым тонкими струйками воды. Бездушная, мертвая громада городских домов тихо дремала и не слышала, как листья старой липы под окном одной из спален задумчиво падали вниз один за другим, срываемые легкой девичьей рукой.

Лола сидела в гостиной с учебником. Кьярина повернулась спиной к окну и внимательно посмотрела на распятие из черного дерева и слоновой кости, венчавшее изголовье кровати, — подарок ко дню ее первого причастия.

VII

Слова Модесты не давали Джулио покоя. Особенно его волновало то, что они не могли дать за девушкой даже самого скромного приданого. Джулио был не прочь познакомиться с будущим женихом и ждал, что тот со дня на день появится в лавке: им предстоял серьезный разговор. Впрочем, что толку беспокоиться? Раз уж все идет вкривь и вкось, остается только покориться судьбе и не ждать от нее милости. Однако Джулио все же решил поставить братьев в известность. Энрико заявил, что это все бабские выдумки, которым и верить-то не стоит, Никколо тоже счел разговоры о свадьбе глупостью, которую лучше выбросить из головы. Тогда Джулио решил взять дело в свои руки и попытаться как-то помочь Кьярине. Это внезапно пробудившееся мужское начало, желание защитить слабого придавало ему сил и было как бальзам для совести. Сама жизнь давала ему возможность перешагнуть через свой эгоизм, преодолеть свое одиночество и совершить поистине высоконравственный поступок!

Джулио решил поговорить с Никколо наедине.

— Ты ведь так привязан к девочкам, что плохого в том, что одна из них хочет устроить свою жизнь?

— Джулио, сам знаешь: я в эти пустяки ввязываться не стану.

— Но почему?

— Да потому, что теперь, когда я оказался на краю пропасти, у меня только один интерес — пить и есть вдоволь!

— Ешь, кто тебе мешает! Причем тут это?

— И что же я, по-твоему, должен делать?

— Этот молодой человек служит в Агентстве по управлению государственным имуществом — попытайся что-нибудь разузнать о нем, ты же знаком с директором.

Никколо рассмеялся.

— Ты считаешь, я подхожу для подобных разговоров?

Тут он вскочил и, подбоченившись, прогремел:

— Если это очередной охотник за приданым — нас голыми руками не возьмешь! Здесь ловить нечего! Лучше пусть подыщет себе другую невесту!

Крики Никколо сходили лавиной, сопровождаемые раскатами смеха, резкими и угрожающими:

— Кому она нужна бесприданницей? Да никому!! А если этот ее возьмет — то он круглый идиот, и я первый скажу ему это прямо в лицо! Зачем было отдавать девчонку в школу, шла бы лучше в монахини! Я не раз вам это повторял, и скажи еще, что я не прав!

— Какая разница, дело прошлое.

— В общем, поступайте, как хотите. Я остаюсь при своем мнении.

Он опять разразился каким-то особенно ядовитым смехом.

Тут вошел незнакомый молодой человек с рыжеватыми усами и в очках. Одет он был довольно прилично.

— Ищете какую-то книгу? — насмешливо спросил Никколо.

— Я бы хотел поговорить с одним из вас. Но не знаю точно, с кем…

— Мой брат в вашем распоряжении!

Никколо надел пиджак и поспешил уйти.

Джулио встал из-за стола.

— Меня зовут Бруно Паллини, — представился юноша, — я бухгалтер и уже год работаю в Агентстве, здесь в Сиене.

— Я вас слушаю, — ответил Джулио, слегка поклонившись.

Тот помолчал немного.

— Я впервые имею честь говорить с вами, но… Я пришел, чтобы просить у вас руки вашей племянницы Кьярины.

При этих словах глаза его лихорадочно заблестели, и даже очки задрожали от волнения. Он ждал ответа с замиранием сердца.

— Не вижу никаких к тому препятствий, если моя племянница не против. Однако должен вам сообщить, что… наша девочка не располагает большим приданым… на данный момент.