Замкнутый круг - Анатолий Галкин

Он ждал!

До назначенного срока оставалось три минуты. А главное — в кабинете нотариуса не было еще одного человека, самого важного в сегодняшнем спектакле.

Когда все бумажки с правой стороны стола были переложены на левую, Феликс Олегович осмотрел присутствующих. Детей академика он знал, хотя и не очень хорошо. Как и предполагалось, они пришли со своими консультантами.

Это были очень странные молодые люди. Слишком доброжелательные для такой ситуации — без гонора, суеты и амбиций. Совсем не похожие на адвокатов, юристов или ментов!

По правую руку от Иосифа Собакина сидел тридцатилетний парень с веселым и хитрым взглядом. Гриневский сразу решил, что это опасный, скользкий тип с двойным дном. Чего стоит только блуждающая улыбка на смазливой физиономии. Странно, но именно такие типы очень нравятся девушкам.

А возле Софьи Трофимовны сидела сравнительно молодая женщина. И на первые взгляд — тоже не подарок! Слишком умные глаза для такого возраста.

Пора было начинать церемонию, но Феликс тянул время. Он ждал, когда появится самый главный наследник!

И вот в дверь заглянула та, которую он ждал.

В кабинет вошла сорокалетняя женщина в белом халате. Из кармана торчала пачка рецептов, а через плечо висел фонендоскоп. Типичный вид врача, который на минутку оторвался от приема больных.

— Я опоздала? Простите, но я не могла бросить больных.

Гриневский встал и радушно поднял вверх ладони.

— Все в порядке, Галина Тарасовна. Мы понимаем — врачебный долг, клятва Гиппократа и всякое такое. Но мы еще не начали. Вы успели к самой раздаче.

Опоздавшая особа в белом халате скромно села в углу, а дети академика Собакина переглянулись и стали шептаться со своими консультантами. Было слышно, как Трофим Степанович тихо сообщил Олегу на ухо:

— Это врачиха из местной поликлиники. Я вам говорил о ней. Этого я и боялся! Вы догадываетесь, зачем она здесь появилась?

Софья Собакина тоже что-то хотела сказать, но только развела руками.

А нотариус Гриневский начал процедуру. Первая часть его выступления была похожа на научный доклад. Он говорил о главенстве закона, о семейных ценностях, наследственном праве, о Фемиде — богине правосудия.

Говорил он быстро и в таких юридических терминах, что его галиматью мало кто понял.

Затем Феликс перешел к сути дела.

— Вы все знаете, что покойный академик был моим доверителем. Я знал его много лет. Он просил меня оформить, хранить и довести до вас свое завещание. Итак, я приступаю к оглашению.

Гриневский поднял над головой тонкий пакет, прошитый со всех сторон нитками и пропечатанный печатями. Все подвинулись поближе, рассматривая конверт с завещанием.

Через пять секунд нотариус взмахнул ножницами, медленно отрезал край пакета и извлек документ. Все замерли.

Феликс Олегович приготовился читать, но потом отложил завещание и начал пересказывать его своими словами.

— Тут всего два пункта. Все движимое и недвижимое имущество передается детям. И квартира, и гараж с двумя машинами, и пять счетов в пяти банках, и мебель, и картины — все вам в равных долях! Все, кроме одного объекта.

В кабинете повисла пауза. Гриневский замолк и сел. А Иосиф Собакин встал и рявкнул во весь голос:

— Это, кроме какого такого объекта? Договаривай, нотариус!

Феликс встал и продолжил, обращаясь к сыну академика лично:

— Не надо так волноваться, уважаемый Иосиф Трофимович. В завещании есть второй пункт. По нему дачный домик в Малаховке отходит госпоже Яремчук Г. Т.

— Кому?

— Тому, кому слышали. Доктору, которая лечила академика. Которая выхаживала его в последние месяцы жизни. Той, которая, в конце концов, была почти членом семьи!

— Стоп, Гриневский! Это она была членом? Она кто такая? Ни жена, ни любовница! Я точно знаю, что у отца с этим делом уже десять лет, как полный провал! Кто она? Она — врач! Она исполняла долг Гиппократа! А за долг никто наследство не дает. Я прав, нотариус?

— Вы не правы, Иосиф Трофимович. Ваш отец проникся чувством к молодой женщине. Это мощная последняя любовь! Так часто бывает. Вы же слышали, что седина в бороду, а бес в ребро. А вообще-то я не обязан объяснять! Я объявил вам последнюю волю академика — вот вы с ним и спорьте.

Спорить с покойным никому не хотелось. Да и какой толк? Это, как мертвому припарки…

Только Варвара встала, подошла к Гриневскому и попыталась взять из его рук текст завещания. Но нотариус ловко устранился и спрятал бумагу в сейф.

— Скажите, Феликс Олегович, это подлинник?

— Да. А вы, извиняюсь, кто?

— Я — Варвара Галактионова, сотрудник детективного агентства «Сова».

— Очень приятно!

— Не думаю, что приятно! Мой клиент сомневается в подлинности завещания. Я возьму его на экспертизу. Я возьму под расписку, на короткое время. Или вы сразу подтвердите, что это фальшивка?

— Здесь все законно! Это правильный документ! Но вам я его не отдам даже под угрозой расстрела. Хотите копии? Я уже сделал шесть штук.

Каждый человек планирует свою жизнь, но самые важные события всегда случаются неожиданно.

Варю в девять утра разбудил подозрительный телефонный звонок. В трубке звучал мужской голос, который робко попросил госпожу Варвару Дюваль.

Галактионова вспомнила, что неплохо знает французский, и ловко изобразила акцент:

— Говорите. Дюваль у телефона. Я вас внимательно слушаю.

— Моя фамилия Иванов. Я от Бобринского, который на фирме «Кристи».

— О, вы от Пети? Вы его видели? Это крутой мужик! Он был мой приятель. И даже больше! Вы меня понимаете?

— Очень понимаю, госпожа Дюваль. Там в Париже все такое нежное, душевное. Как говориться — тужур, абажур, лямур.

— Очень верно! Хотя я не совсем поняла про абажур. Да, Петя попросил меня, и я могу вам помочь, господин Иванов. Но надо договориться о деталях. Надо встретиться лично. Глаза в глаза.

Иванов всячески торопил события, а Варваре нужно было время для организации засады, захвата и всякого наружного наблюдения.

Договорились на полдень. Их встречу «госпожа Дюваль» назначила в парке рядом с домом.

Закончив разговор, Варвара сразу позвонила Савенкову. Тот решил не сеять панику. При захвате «жулика с пуделем» можно использовать только силы детективного агентства «Сова».

— За три часа, Варя, мы не успеем все утрясти. Я же не шеф ФСБ. У того все рычаги, а мне надо просить и убеждать. Ты и я — это уже двое. Олег Крылов будет третьим.

— Надо еще Мишу Марфина привлечь. Хватит ему за компьютером сидеть.

— Верно, Игорь Михайлович. Пусть Марфин за бандитом побегает. У него очень интеллигентные кулаки — как трехлитровые банки.

— Итак, Варвара — нас четверо против одного! Хороший расклад в нашу пользу.

После разговора с Варварой Дюваль Феликс постоянно звонил жене, но в кабинете доктора Галины Яремчук никто не брал трубку. Очевидно, что ежедневная «пятиминутка» у Главврача опять затянулась на два часа.

Гриневский решил действовать сам. И почему это он должен с ней советоваться по каждому своему шагу.

Кто в доме хозяин?

И кто, в конце концов, в доме мужчина — он или она?

Феликс вспомнил тот день, когда он познакомился с этой изумительной женщиной.

Это было три месяца назад. Старик Собакин пригласил своего нотариуса для составления завещания. И так получилось, что у академика случился перебой с сердцем. Феликс вызвал врача из дорогой платной поликлиники.

И пришла Галина Яремчук. Она быстро сняла легкий приступ, но на всякий случай не уходила, собираясь контролировать состояние пациента.

Трофиму Степановичу было под восемьдесят. А это возраст! Академик не был в маразме, но он совершенно лишился осторожности. Рядом незнакомый врач готовит уколы, а он выкладывает Гриневскому состав своего наследства.

Более того, Собакин сообщил о спрятанной где-то коллекции собачек от Фаберже. И громко заявил, что эта часть наследства по современному курсу потянет на десять миллионов долларов. Или больше!

Сумма была космической, и Феликс с Галиной понимающе переглянулись — старикам и не такое мерещится.

Но у академика с головой было все нормально. Он уловил недоверие гостей и показал им спрятанного под подушкой серебристого пуделя с изумрудными глазами.

Не надо быть первоклассным ювелиром, чтоб отличить старинную вещь от современной штамповки. А тут еще — малахитовая подставка и маленькие клейма от Фаберже.

Гриневский еще раз переглянулся с незнакомой врачихой. Он понял, что она поверила в десять миллионов долларов.

Феликс и сам очень любил деньги! А перед женщинами испытывал нежный трепет. Он еще раз посмотрел в глаза чернобрового доктора и почувствовал, что поплыл.