Замкнутый круг - Анатолий Галкин

Все знали, что академик Собакин всю жизнь любил молоденьких женщин. Не девушек, которые кроме денег ничего не чувствуют. А таких — от тридцати до сорока! Тех, которые уже многое понимают в этом деле, но еще не начали стареть.

Иосиф Собакин знал за отцом эту слабость и сам охотно шалил по женской части. Но он думал, что, когда человеку под восемьдесят, то все желания отсыхают сами собой!

Он ошибался!

За два месяца до смерти соседи академика заметили, что в поликлинике появилась новая участковая, которая зачастила в квартиру Трофима Степановича.

Соседи в шутку намекнули об этом Иосифу, а тот мимоходом спросил у отца: «Это кто, батя? Твоя новая любовь? Говорят, что хороша собой».

Совершенно добрый и милый вопрос! Без всяких задних мыслей. Но старый академик, как с цепи сорвался. Стал шаркать по комнате, размахивать здоровой рукой и кричать на сына, который, как Красная шапочка, пришел навестить родителя и принес продовольственную корзину.

А кричал Трофим Степанович следующее: «Если ты ее не видел, то молчи! Ты через два десятка поймешь, что с возрастом чувства только крепчают»!

Тогда, месяц назад Иосиф Степанович не придал значения разговору. Ну, побазарили немного и успокоились. Но после смерти отца соседи ехидно напомнили о наследстве: «Так вам с Софьей все досталось или той врачихе что-то перепало? Не упустите момент, Иосиф! У этой стервы очень хваткая рожа».

А вчера позвонил нотариус Гриневский. Он сказал, что завещание академика хранится у него, и в пятницу он его официально огласит.

— Олег, я вас прошу — пойдем вместе. Вы поможете мне, как мой консультант, как доверенное лицо. Я оплачу ваши услуги, но только потом, когда наследство получу. Или бесплатно помогите, как друг семьи.

— Какой я друг. Мы только сегодня познакомились.

— Не важно! Вот прямо сейчас я назначаю вас другом семьи. Вы согласны, Олег?

— Согласен, Иосиф Трофимович, а вы слышали о фигурках, которые Фаберже делал для вашей бабушки?

— Для Фаины? Слышал я эту легенду!

Собакин попытался раскурить погасшую трубку. Но руки его дрожали, и он никак не мог справиться со спичками — они ломались или сразу гасли от резкого движения, Иосиф повернулся к тумбочке и начал копаться в груде разных вещей. Наконец на дне кучи «мусора» он нашел зажигалку, но охота курить уже пропала.

— Слышал я, Олег, эту легенду. Или не легенду, а быль. Может быть и так! Даже точно, что так. Когда была еще жива бабка Фаина, я был у нее в Малаховке и видел там пуделя с блестящими глазами. Я даже играл с этой собачкой.

— И что потом?

— А ничего! Фигурку от меня спрятали, и этого пса я больше не видел. Но я помню, как бабка прошептала мне…

Собакин резко встал, запахнул халат, осмотрелся, подошел к Олегу и произнес тихо, прямо в ухо:

— Она мне сказала: «Не торопись. В свое время узнаешь и про пуделя, и про его братьев. Ты будешь очень богатым».

Последние три недели нотариус Гриневский ходил по лезвию. До вчерашнего вечера он очень волновался и вел себя осторожно. Феликс надеялся, что все само рассосется.

Не рассосалось!

Вчера нотариус возвращался домой поздно. В полной темноте он припарковал свой синий «Лексус» за кустами сирени. Было удивительно, что ближайший фонарь не горел. Еще вчера он светил, а тут как-то неожиданно сдох.

Место было знакомое, и Феликс Олегович поставил машину на ощупь.

Он уже открыл дверцу «Лексуса» и хотел выходить, но темная фигура вдруг выплыла из куста сирени, схватила его за руку и выдернула из машины, Феликс хотел высказать свое возмущение, но опять не успел. Еще одна тень появилась слева, обняла за плечо и прошептала обидные слова:

— Ку-ку, Гриня! Лучше молчи, или придется сделать тебе больно! В квартире кто-то есть?

— Я не понимаю! Это вы, Харитонов?

— Это я! Так в квартире пусто или как?

— Сейчас в квартире никого нет. Но мы так не договаривались! Это возмутительно! Это не по понятиям!

— Пошли уже, урка. Дома у тебя посидим, как люди, побазарим. Устали мы тебя ждать.

Гриневский надеялся, что Харитонову возразит Марк Ситник. Он тоже бандит, но постарше, поумнее и поинтеллигентней.

Но Ситник молчал и даже грубо пихнул нотариуса в сторону подъезда.

Гриневский шел, подчиняясь силе, он надеялся, что у лифта появятся соседи, а бандиты убегут, опасаясь свидетелей.

Но все соседи, как повымерли!

Вот когда не надо, то они везде толпятся и галдят во все глотки. А когда тебя убивают — они спят без задних ног.

Нотариуса пока не убивали. Хотели бы убить — пристукнули у кустов сирени. А раз оставили в живых, значит, хотят поговорить.

Феликс Олегович своими ключами открыл все три замка, и вяло улыбнулся, приглашая гостей:

— Проходите. Но, простите — у меня не убрано.

— Ничего. После нас — еще хуже будет.

В какой-то момент Гриневский искренне поверил, что у них будет беседа. Пусть жесткий, пусть базарный, но разговор, а не мордобой.

Нотариус расслабился и не заметил удара. Он не понял, как от руки Яши Харитонова получил удар в челюсть.

Феликс на время потерял сознание и начал падать, хватаясь руками за воздух.

Очнулся Гриневский в центре комнаты. Он сидел на стуле и не мог пошевелиться, поскольку был привязан обрывками зелено-голубой простыни.

Нет, это свинство!

Мало того, что бандиты отправили его в нокаут, так они еще рылись в его белье и разорвали любимую простынку с морем, пальмами и облачками.

— Не ожидал я от вас, ребята! Марк, мы же договаривались, как деловые люди. Почти, как джентльмены!

— Красиво говоришь, Гриня. Мы и вправду не так договаривались.

— Ах, так вы о деньгах? Я заплачу!

— Когда?

— Через три дня!

— А ты обещал три дня назад. Так?

— Так!

— Мы для тебя сейф на даче вскрыли? Так?

— Так!

— Что было внутри — принесли? Принесли! Где бабки! За такие дела мы и опустить можем. Чтоб завтра вся сумма была! Пойдем, Яша. Пусть клиент посидит и подумает.

И они на самом деле ушли, захлопнув за собой дверь.

Гриневский хотел крикнуть им вслед, хотел попросить развязать, но передумал.

Не буди лихо, пока оно тихо!

Ушли, и ушли!

Нотариус дотянулся ногами до пола и приподнялся. Он стоял в раскоряку, как черепаха со стулом на спине.

Потом он пошел! Ноги были связаны у колен, и шаги были куцые, а походка вразвалочку.

Он направлялся на кухню, где на столе разбросаны острые ножи.

Только через час он разрезал все веревки!

Потом Феликс выпил стакан водки и пошел в душ. Надо срочно отмыться от контактов с бандитами и спать. Завтра много работы.

Главное — завтра надо добыть деньги для этих уродов. Иначе — опять к стулу привяжут. Или, как обещали, куда-нибудь опустят.

Это в американских фильмах офис юриста — дворец. А у Феликса Олеговича была контора в здании строительного треста.

В шумном холле слева от вахтера красовалась желтая дверь, справа от которой вывеска — «Нотариус Ф.О.Гриневский».

Многие нотариусы живут припеваючи. И основные доходы они получают не за копии свидетельств о рождении, браке и смерти. Их денежки — бумаги крупного бизнеса за услуги рейдерам и мошенникам.

А вот Гриневскому не повезло. Что-то он получал от соседей-строителей, что-то от честных граждан, что-то от залетных южан.

Но это крохи! Жить можно, но как?..

Трофима Степановича Собакина нотариус знал пять лет. Гриневский был для старика доверенным лицом. Что-то вроде домашнего юриста. Раньше они встречались очень редко, а за месяц до смерти Феликсу Олеговичу пришлось посещать квартиру академика пять или шесть раз.

Гриневский далеко не в первый раз объявлял родственникам содержание завещания. И почти постоянно приключались истерики, конфликты или склоки.

Когда перед людьми маячат крупные деньги, то почти все начинают раскатывать губы. Каждому кажется, что именно он получит все или большую часть наследства.

А когда розовые надежды обнуляются, то человек впадает в ярость. Он чувствует, что его обокрали! Ему хочется наказать вора. И очень часто такой обиженный направляет свой гнев не в ту сторону. Главным виновником ему представляется тот, кто «неправильно» прочел завещание.

А это он — нотариус Гриневский.

Сегодня Феликсу предстояло не самое скандальное дело. Он знал, что родственники покойного не ожидают появления еще одного наследника. Но дети академика — люди интеллигентные, и мебель крушить не будут.

Гриневский сел за свой стол и начал перебирать бумаги.

Он ждал!

До назначенного срока оставалось три минуты. А главное — в кабинете нотариуса не было еще одного человека, самого важного в сегодняшнем спектакле.