Бункер разбитых сердец - Кирилл Казанцев

– А кто таков Николенька?

– Брат мой. Он сейчас читает Байрона. Но вскоре, возможно, появится тут. А вам нравится Байрон?

– Не знаю, как насчет вашего Баройна, – исковеркал он неизвестную ему фамилию, – но вот почему ж тогда ваш братец Николай вам по огороду не помогает?

– Но… сие невозможно. Разве вы не знаете?.. Он же не ходит. Болен он. Еще в детстве, когда ему всего пять лет было, упал с качелей и повредил позвоночник. Вы не помните его? – почти обиженно спросила Анна, подставляя чашку Аркадия под краник самовара, но тут же, поставив ее перед ним, окликнула тетку: – Лидия Васильевна, вы чаю не желаете?

Та отрицательно качнула головой, продолжая прополку. Самохваленко не помнил никакого инвалида Николеньку. Да и откуда? Если тот и выйти-то из дома не мог. И решил сменить тему:

– А отец ваш что, в школе сейчас?

– Да. Он там целыми днями пропадает. Столько надо успеть. И откуда только силы у человека берутся? Маменька за него очень переживает. У него ведь тоже здоровье слабое. Сердце шалит, – с явным удовольствием заговорила Анна про своего отца.

– И где ж она сейчас? – поинтересовался Самохваленко.

– Кто? – в свою очередь не поняла девушка.

– Ваша маменька.

– А, так она в город поехала. Чаю купить и сахара. Ой, а вы не хотите меда? Сахару ведь нет. Папу угостила одна женщина. Ее сын у него учится. А они пчеловодством занимаются. Как это я забыла подать? – И Анна встала, собираясь пойти за медом.

Самохваленко не стал ее удерживать. Он нуждался во времени побыть одному. Поскольку в присутствии этой очаровательной девушки он напрочь забывал о цели своего визита. Анна вышла с террасы, и он, машинально отглотнув остывшего чаю, стал лихорадочно соображать, что сейчас должен предпринять. Что вообще получилось? Он сидит тут, можно сказать, в гостях. То есть позволил сделать из себя гостя, а не уполномоченного вершить важные государственные дела. Как это могло случиться? Ведь даже «наган» достал! Вот как был решительно настроен. И что теперь? Как выпутываться из сложившейся ситуации? Каков же он идиот, что дал так себя охмурить. Нет, определенно надо с этим кончать. Вот сейчас она придет, и он расскажет… нет! Объявит о цели своего визита. И в самой строгой форме. Послышались шаги Анны. Или… Или подождать, когда спросит сама, зачем он тут? Пожалуй, что так…

– Вот, посмотрите, Аркадий, – выставила она вперед изящную тонкую ручку, в которой держала небольшую баночку с медом, повязанную сверху льняной тряпицей, – как он прозрачен! Как янтарь. Еще не успел засахариться.

Продолжая стоять напротив так близко, что Самохваленко уловил исходящий от нее аромат девичьей свежести, Анна сняла тряпицу и поднесла баночку прямо к его носу.

– Вдохните, Аркадий. Какой чудный запах! Кажется, тут собраны все цветы наших полей. Чувствуете?

Самохваленко, как завороженный, втянул воздух носом. Но по-прежнему его продолжал будоражить отнюдь не мед.

– Ну? Оценили? – словно издеваясь, не отставала Анна.

– Да. Вкусно пахнет, – шепнул Аркадий, отворачиваясь в сторону, поскольку уже еле сдерживал свои тайные желания. Хорош же он будет, если из представителя власти сейчас превратится в насильника.

– Так угощайтесь.

Анна поставила перед ним баночку, пододвинула розетку, наверное, подсказывая тем самым, что мед надо есть из нее, и снова села напротив, теперь уже молча глядя на него и слегка улыбаясь. Вот! Вот и настал момент отодвинуть от себя эту дурацкую банку и заявить о своем намерении заставить их сдать в пользу государства припрятанные ценности.

Казалось, Даша сейчас расплачется. Но что ее так огорчило? То, что Родин должен уже сегодня уехать? Или то, что он не желает видеться с Галиной? Возможно, дочь лелеяла надежды, что они смогут помириться.

Другой вариант – переживает именно о своем положении. Нет, вот как тут разобраться в этих сумбурных девичьих мыслях? А напрямую она говорить не желает. Постоянно увиливает.

– Послушай, Дарья, – решил сменить тактику Михаил, заговорив строгим тоном, – я прекрасно вижу, что ты пытаешься со мной хитрить. Вот только не пойму зачем? Я, честно сказать, ваших женских примочек никогда не понимал. Да и вникать в них даже не хочу. Ты давай просто выложи мне конкретные вещи, которые тебя волнуют, и мы попробуем в них разобраться. Если я в состоянии решить хоть какие-то из твоих проблем, то можешь на меня рассчитывать. Я все сказал. Теперь внимательно тебя слушаю.

Дарья явно была удивлена такой резкой переменой в его настроении. Она поняла, что и впрямь переборщила, пытаясь манипулировать отцом. Не из тех он людей, что пойдут у кого-то на поводу, если сами не захотят. И это очень похоже на нее саму. И неудивительно. Все-таки родная кровь. Но все же у нее была своя цель. И как-никак к ней надо добраться. Возможно, следует и ей сменить тактику?

– Ну, хорошо, – шмыгнула она носом, давая понять отцу, что с намечавшимся плачем покончено. – Мы оба знаем, что ты тут для разборок по поводу моей беременности. А если бы не это, ты бы приехал? Вот скажи честно.

– Ты опять? Даша, давай не будем ходить вокруг да около. Я просил о конкретике. И конкретно тебя спрашиваю: кто он и что ты намерена делать? – продолжая напирать, спросил Михаил и взялся за очередную сигарету.

– Это человек мужского пола. Насчет родов я еще не решила, – следуя поставленной отцом задаче, четко сформулировала она, явно гордясь своей смекалкой. – Что еще тебя интересует? Имя виновника? Так я его не назову.

– Почему?

– А зачем? Что это исправит? Ты посадишь его в тюрьму? Заставишь на мне жениться? Может быть, у тебя это и получится. А ты заставишь его меня любить? – вполне спокойно, словно заученный текст, произнесла Даша, рассматривая свои ногти. – Что ты вообще тут можешь сделать?

Михаил на некоторое время оказался в тупике, не зная, чем парировать. Дочь рассуждала абсолютно правильно. Он сделал несколько глубоких затяжек, обдумывая ответ. Чертовски напрягало то, что никогда его не касалось. Но, может быть, настал момент вникать и в такие дела? Не зря говорят: век живи, век учись. И Родин, полагаясь лишь на свое мировоззрение, а не на учения философов и психологов, совсем просто ответил дочери:

– Я могу принять любое твое решение. И исходя из этого помочь.

Услышав эти слова, Даша снова всхлипнула и, уже не сдерживая слез, бросилась к нему в объятия. Он едва успел бросить сигарету прямо в чашку с остатками кофе. И, как много лет назад, будучи совсем ребенком, она устроилась у отца на коленях, поливая его небритую щеку слезами:

– Я так люблю тебя, папочка! С-спасибо, что ты у меня есть, – всхлипывая, шептала она. – Прос-сти меня, пож-жалста.

– Ну что ты? Что ты? – гладил он ее шелковистые волосы – Успокойся. Никто ведь не умер. Наоборот, возможно, родится. Так ты решила меня сделать дедушкой? Обещаю, буду примерным дедушкой. Если, конечно, не утону в фонтане твоих слез. Ну, моя девочка не хочет утопить будущего деда?

Даша засмеялась сквозь слезы, вскочила с его колен:

– Тебе бы все шутить! – попыталась обидеться она, но улыбка предательски расплывалась на ее еще мокром от слез личике.

– Ну а чего же тут горевать? Все в твоих руках. А знаешь, откуда пошла такая поговорка? – продолжал он, как мог, утешать дочь, чувствуя, что вот если бы дали ему сейчас возможность, разорвал бы зубами того подонка.

– И откуда? – вполне заинтересованно спросила она, присаживаясь на свое место.

– Жил на свете один мудрец, – начал он рассказывать, словно сказку, – и были у него ученики. И как-то раз один из них захотел подшутить над своим учителем, решив, что умнее его. Он поймал бабочку, зажал в своих ладонях и, подойдя к учителю, спросил: «Как вы думаете, учитель, я держу мертвое или живое?» А сам, стервец, знал, если тот скажет «живое», он раздавит бабочку. Если скажет «мертвое», выпустит ее на волю. Вот тут мудрец и ответил ему: «Все в твоих руках».

– Здорово! – по-детски восхитилась Даша, округлив глаза. – И откуда ты все это знаешь?

– Бабушку в детстве слушал. И читал иногда. А ты читаешь хоть что-нибудь, кроме учебников и переписок в Интернете?

В этот момент они оба услышали, как звякнул замок входной двери.

– Ну, вот и мать пожаловала. Не выдержала. Просто картина Репина «Не ждали», – сразу преобразилась Даша, сменив только что мягкое выражение лица на ехидную маску.

И только Самохваленко хотел раскрыть рот, как Анна, будто почувствовав неладное, поднялась со скрипучего плетеного кресла и, подойдя почти вплотную, стала накладывать в розетку мед, черпая его маленькой ложечкой. Невольно или специально девушка коснулась своим плечом его головы. Аркадий отпрянул, как от ожога, дернувшись всем телом.

– Ой, простите, – шепнула Анна, почувствовав его движение. Слегка отодвинулась, но все-таки продолжила свое занятие.

Наполнив до краев розетку, как ни в чем не бывало вернулась на место и снова защебетала о какой-то ерунде. О погоде, о варенье, о каких-то фламинго. И Самохваленко никак не мог ее прервать. Было опять как-то неудобно. Незаметно для себя самого он даже начал есть мед, постоянно обмакивая и облизывая маленькую ложечку, которую с трудом удерживал в своих толстых пальцах.