Собрание сочинений и писем (1828-1876) - Михаил Бакунин

Заслужил ли я смерть? По законам, насколько я их понял из объяснений своего адвоката, да. По совести моей - нет. Законы редко согласуются с историей и почти всегда отстают от нее. Поэтому-то на свете происходят и всегда будут происходить революции. Я действовал согласно своему искреннему убеждению и для себя не искал ничего. Я сел на мель, как многие, лучшие - до меня, но то, чего я желал, не может погибнуть, не потому, что я этого желал, а потому что то, чего я желал, необходимо, неизбежно. Рано или поздно, с большим или меньшим количеством жертв, оно вступит в свои права и осуществится. В этом мое утешение, моя сила, моя вера. Дорогой друг, Вы мечтаете о царстве небесном на земле, Вы считаете, что довольно только слова, чтобы обратить мир, чтобы вести людей к человечности и свободе. Но откройте летописи истории, и Вы увидите, что малейший прогресс человечества, каждый новый живой плод произошел из облитого человеческой кровью - и потому мы можем надеяться, что и наша тоже не пропадет напрасно.

... Примирение [между лагерями революции и реакции] невозможно, как между огнем и водой, которые вечно борются между собою и асе же силою природы принуждены жить вместе. Я знаю, Вы ненавидите бури, но правы ли Вы, вот вопрос. Бури в нравственном мире так же нужны, как и в природе: они очищают, они молодят духовную атмосферу; они развертывают дремлющие силы; они разрушают подлежащее разрушению и придают вечно-живому новый неувядаемый блеск. В бурю легче дышится; только в борьбе узнаешь, что человек может, что он должен, и поистине такая буря нужна была теперешнему миру, который был очень близок к тому, чтобы задохнуться в своем зачумленном воздухе. Но она еще не прошла; я думаю, я твердо убежден, что пережитое нами является только слабым началом того, что еще наступит и будет долго, долго продолжаться... Час его [час "этого, так называемого цивилизованного мира"] пробил; его теперешняя жизнь не что иное как последний смертельный бой; но не бойтесь, дорогой друг, за ним придет более молодой и прекрасный мир. Жаль только, что я его не увижу, да и Вы тоже, потому что, как я сказал, борьба продлится долго и переживет нас обоих...

... Сейчас я нахожусь в положении пятнадцатилетней девочки, которая и строчки не смеет написать без папиного и маминого просмотра; не знаю, пропустят ли это письмо многочисленные папаши и мамаши, блюдущие теперь мою добродетель, - хочу наудачу сдать его завтра...

No 540.-Это письмо Бакунина, также опубликованное Максом Неттлау лишь частично и в таком виде приводимое нами, является ответом на письмо Матильды Рейхель от 26 января (последнее напечатано у Пфицнера, 1. с., стр. 225-226; по-русски в "Материалах для биографии", т. II, стр. 379-380). Когда Матильда писала это письмо, она еще не получала письма Бакунина к ней от 16 января (см. No 539) : оно по-видимому дошло до нее только в середине февраля, если судить по ее ответу на него, датированному 15 февраля 1850 г. и напечатанному у Пфицнера на стр. 226-227; по-русски в "Материалах для биографии", т. II, стр. 380- 385. Письмо ее от 16 января носит еще более восторженный характер, чем первое ее письмо в тюрьму. Объясняется это тем, что до нее дошла уже весть о вынесенном Бакунину смертном приговоре. От имени своего, Адольфа Рейхеля и Иоганны Пескантини она шлет Бакунину предсмертный привет и протягивает ему руку, говоря, что они, его друзья, смыкаются вокруг него, неся ему любовь, утешение и веру. Бакунин спокойно старается вернуть взволнованную приятельницу на землю и мягко отстраняет ее мистические разглагольствования.

У Пфицнера напечатаны еще два ее письма к Бакунину: от 15 февраля, о котором мы упоминали выше, и от 22 марта 1850 г. в ответ на его письмо от 16 февраля, печатаемое нами под настоящим номером (стр. 227; по-русски в "Материалах", т. II, стр. 387-390, при чем оно там датировано почему-то 2 марта; возможно, что это-опечатка).

Все эти и последующие письма Рейхелей к Бакунину находятся в пражском военном архиве, куда они видимо были пересланы из Саксонии вместе с другими документами по делу Бакунина.

Когда Бакунин писал предыдущее письмо, он еще не знал, что за два дня до его написания он был саксонским судом приговорен к смертной казни вместе с О. Гейбнером и А. Рестелем. Подсудимые подали прошение о помиловании, и король заменил им смертную казнь пожизненным заключением в крепости. Гейбнер просидел в тюрьме до 1859, а Реккель до 1862 года.

Герцен, неизвестно на основании каких источников, пишет по этому поводу в письме к Мишле: "Арестованный через несколько дней после взятия Дрездена, Бакунин был судим военным судом и приговорен к смерти вместе с двумя своими храбрыми сподвижниками, Гейбнером и Реккелем. По прочтении приговора, который не могли привести в исполнение, так как смертная казнь для политических преступников, отмененная Франкфуртским парламентом, не была еще восстановлена, приговоренных обманули, предложив им подать просьбу о помиловании. Бакунин отказался и сказал, что единственная вещь, которой он боялся, это попасть в руки русского правительства, но так как его предполагают гильотинировать, то он не имеет ничего против, хотя и предпочел бы лучше расстреляние. Адвокат поставил ему на вид, что один из его товарищей, имевший жену и детей (Реккель.-10. С), вероятно согласился бы просить помилования, но отказывается от этого, узнав о словах Бакунина. "Так скажите ему,- тотчас ответил Бакунин, - что я соглашаюсь, что я подпишу прошение". Больше на этом не настаивали и сделали вид, что смягчение наказания было самопроизвольным актом королевского милосердия" (Герцен, "Сочинения", т. VI, стр. 483).

А. Реккель в своей книге "Sachsens Erhebung", 1865, рассказывает об этих обстоятельствах несколько иначе. Предполагая, что смертный приговор вынесен ему и его товарищам для блезиру, и что реакция удовольствуется высылкою их за границу, Реккель после долгого сопротивления согласился на подачу его адвокатом вместе с адвокатами Гейбнера и Бакунина прошения о помиловании, каковым шагом он преследовал цель добиться разрешения на выезд в Америку (стр. 229).

Фактически положение обстояло так. 14 января апелляционный суд, рассмотрению которого подлежало дело о майском восстании, вынес приговор, коим Бакунин, Гейбнер и Реккель (их дела были решены в один день) были осуждены на смертную казнь. 19 января Гаммер сообщил подсудимым об этом вердикте, после чего Бакунин немедленно пожелал видеть своего защитника. Все три осужденных решили обжаловать приговор. Адвокат Бакунина, имевший с ним свидание в присутствии следователя 26 января, получил три недели на подготовку второй защитительное записки, но принужден был просить об отсрочке, так как Бакунин не представил ему вовремя нужных для того заметок (и здесь у подошвы эшафота Бакунин остался себе верен!). 11 марта (вместо назначенного 21 февраля) Отто представил свою вторую защитительную записку, не содержавшую впрочем новых соображений, и только 17 марта Бакунин наконец представил свои замечания на первый приговор, которые пришли слишком поздно. Как и можно было предвидеть, высший апелляционный суд, в который перешло дело, подтвердил 6 апреля приговор первой инстанции- Только 3 мая подсудимым объявлен был новый приговор. После долгих переговоров осужденные решили подать общую просьбу о помиловании, не содержащую личных мотивов, что и было исполнено 16 мая. Но король заставил себя довольно долго ждать: помилование последовало только 6 июня, а объявлено оно было осужденным только 12 июня. Объяснялось это промедление соображениями высшей политики. Дело в том, что на рассмотрении саксонских палат находился тогда внесенный правительством проект займа в сумме 13 миллионов; в надежде, что сейм даст согласие на этот заем, правительство избегало его раздражать (выдача же Бакунина Австрии наверно восстановила бы его против министров), а потому Бейст просил своего австрийского коллегу потерпеть недельки три, после чего Бакунина можно будет выдать без опасения. Вот почему помилование имело место только в июне.

В тот же день, как Бакунину было объявлено это помилование, он был увезен в Австрию. В ночь с 12 на 13 июня он в половине второго ночи был разбужен и закован в кандалы. Он думал, что его ведут на казнь, но скоро понял, что его только переводят в другое место. Под сильным конвоем он был доставлен на австрийскую границу, где ему сообщили, что его выдают австрийцам. "В продолжение всей этой процедуры Бакунин вел себя молчаливо и сдержанно", как гласит донесение саксонского офицера, его сопровождавшего (Керстен, стр. 104). 14 июня Бакунин сидел уже в австрийской тюрьме в Градчине (часть Праги). С этого момента начинается австрийская часть бакунинского мартиролога (см. Пфицпер, стр. 205 сл.).

Перевод с немецкою No541.-Письмо адвокату Францу Отто I.

(17 марта 1850 года. Кенигштейнская крепость).

Я намерен был прежде прислать Вам все мое оправдание, надеясь гораздо раньше оное приготовить, но вижу теперь, что дело это не может идти так скоро. Записка моя (См. дальше No 542.), хотя больше чем вполовину готова уже, но не будучи в состоянии свободно выражаться по-немецки, я боюсь, чтобы она не заняла меня еще неделю, и потому для выиграния времени я решился послать Вам часть моего объяснения-о том, что относится лично до меня; остальное же, касающееся моральных причин моих действий, я доставлю Вам при первой возможности.