Поворот ключа. Сборник рассказов - Евгений Пышкин

Много странствовал я по миру, и был в городах, и в храмах многих. Храмы оказывались разными, но что-то общее в них имелось и, путешествуя, понял, что общего в них. Заходил в храм любой и слышал, что шаги гулко отдаются в сводах, и страх нападал, и хотел бежать из храма, но поборол я страх. Источник его был в том, что нет бога. Да, заходил я в храм и называл имя бога, но не являлся ответ, и говорил тогда в сердце своем: бог умер, ибо веха его прошла, но оказалась ложь в речах и в голове моей.

Не бог умер, а мы все умерли для него, ибо нет бога, и нет его в храмах ваших. И если был бы я строителем, то пришел бы к вам с киркою увесистой и разрушил храм. И не имелось бы в руках моих святотатства, ибо, что есть в камне холодном? – Ничего. Так и в храмах нет бога, он не умер, но его нет здесь. Чего ради беречь камень? Храм ваш – могила для бога.

Так понял я одинаковость храмов, которые строились на земле, и хотел проповедовать сие, но удержался, ибо многие и многие любят, чтобы лили им в уши теплый елей, а не кипящее масло. Вы, изнеженные ушки, готовы ли ожечься кипящим маслом речей? Но молчите, я знаю, какие слова вы зажали в зубах. Ничего я вам говорить не буду. Кто дрожит – прячется в тень, расступитесь непосвященные.

Тем же, кто решится на проповедь любую, вот слово к ним: бегите с базарных площадей, ибо нет вам смысла в проповедях на базаре, если и родились вы там. Нет Отечества у проповедников, но есть для него вечная дорога – так говорю я к вам.

Вижу в вашем взгляде жажду сказать новь, но остережемся впредь говорить ее сразу. Вернее быть с плющом ядовитым, чем на базаре тщеславия, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Вернее было бы уснуть сном вечным и видеть сны, и видеть мир этот как сон, но какие сны, если плоть примет могила и покровы чувств земных будут забыты, но дух вечен, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам.

Так говорю я вам проповедующие: бегите с площадей базарных и идите по путям разным. Там, на дорогах, будете вы встречать людей и будите их, говорите им, проповедуя. Так говорю я жажде сказать новь, так говорю вам, желающие проповедовать.

7

И вот, в предутренний час сон, как победоносный воин явился и сразил меня. Спал глубоким сном без грез, но позже проснулся легким и душой и телом.

Пока же спал, костер потух. Словно цветок, закрывающий бутон свой, потух костер. Но я не замерз. Предутренний туман будто одеялом укрыл. И вот настал день. Солнце – высоко, в зените стояло оно. Так начинался мой полдень: с пробуждения.

Тогда огляделся и увидел, что на вершине горы спал я. Сказал в сердце своем: пожалуй, чудо посетило, пока спал, и не одно чудо было, а было их великое множество. Тогда назвал гору горой чудес, и жил на ее вершине долгое время.

Когда печаль одиночества заволакивала душу, я нес тело на гору чудес, и отпускала печаль.

Когда радость приходила в сердце, то нес я тело на гору чудес, и радость приносила облегчение.

Когда тело и душа хотели большего, то нес я их на гору чудес. И не знал: кто несет меня? Но уходило желание большего на горе чудес. Ибо слово «больше» происходит от слова «боль».

Кто жаждет больше, чем сам осилит, тот падает в бездну под тяжестью сей.

Когда проповедовать хотел я, то нес тело на гору чудес и там вещал, голос мой звенел и гремел, словно бурный поток воды.

Когда ненавидел я людей и себя, то нес тело на гору чудес, тогда смеялся над ненавистью смехом тихим и божественным.

Так много лет я ходил на гору, и являлась она горой для тела и равниной для души.

Только там обретал успокоение, как море находит блаженство свое в штиль после бури. Как гладь морская тогда была душа и отражала она небо.

Так душа любая, нашедшая успокоение, не прельщается штормами жизни более. Она блаженна, и небо в такой душе видится нами без искажений.

Однажды гулял я в лесу, что рядом с горой чудес и увидел озерцо. Одним прыжком одолеть можно его. Так встал перед ним и прыгнул, и оказался на том берегу. Одним духом и стопой преодолел. Озерцо было за спиной, я обернулся и увидел отражение свое.

Что же, я – бог, если смог перепрыгнуть озеро? Чтоб одолеть его, не шел по воде, но был над зыбью. Глянул на отражение и рассмеялся в лицо самому себе. Я – бог? – Нет. Я – человек.

Вопрошал сам себя: если есть человек, то есть ли не человек? И я ответил: да. Есть богочеловек. Но кто он?

Вы спросите меня: не ты ли есть богочеловек? Нет, не богочеловек я. Но тогда кто он? Сказал бы о себе: я – богочеловек, то рассмеялся над утверждением сим. Человек, говорящий, что он бог – есть детская забава. Смех и шутка, шутка и смех, пустая погремушка в руках ребенка.

Но вы вопрошаете: что есть богочеловек?

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Богочеловек – есть лед и пламень. Лед разума и пламень души в нем.

Богочеловек – есть соль земли. Земля живет им.

Богочеловек – есть капля росы и солнце. Ибо он существует в обоих явлениях сразу.

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Вы спросите: кто ты, Елеазар? Не обманщик ли? Не глумишься ли над душой? Кто ты?

Смотрите, я учу вас о богочеловеке.

Есть богочеловек, а я – тетива лука, что натягивает стрелу души к богочеловеку. Братья мои, будьте как натянутая тетива лука, устремляйте стрелу души вашей к богочеловеку.

Вот учу вас о богочеловеке.

8

Было время, когда путешествовал я. Однажды посетил город, именующийся Песочной Розой. До этого долго жил я вне поселений и не встречал людей. Думал, что они изменились. И вот, пошел на рыночную площадь, где собирается много народу. В середине ее стояло возвышение, и сидел на нем один богач, а рядом с ним танцевала гетера.

Народ смотрел на пляс ее и кидал монеты, и я смотрел, но была пуста мошна моя. И вот, поднялся я над толпой, взошел на возвышение и говорил гетере: зачем пляс твой?

Гетера отвечала: я танцую, а господину моему платят за это.

Я же говорил: между господом и господином нет связи, хотел бы я знать, для чего тебе этот танец? Не бог же заставляет тебя кружиться, как волчок? Не дергает он тебя, как марионетку за ниточки? Неужели хочешь услаждать взоры толпы? Искусство же твое не для черни.

Тогда вступил в разговор богач: что ты говоришь с ней, плати или покупай ее.

Нет, говорила гетера, позволь, господин, беседовать с ним.

Богач же отвечал: хорошо, говори с ним, но лучше б он зазвенел золотом, как денежный мешок, чем толок в ступе воду.

Толпа же, что собралась на рыночной площади, возликовала остроте богача. Кто-то крикнул из толпы: нечего слушать его, все святоши и мудрецы есть заправские лентяи!

Тогда так говорил в сердце своем: труд души называется у вас ленью.

О, говорила девушка, узнала тебя. Имя твое Елеазар. Хочу я задать вопрос. Ты многое знаешь, многое видел, но скажи, Елеазар, познал ли ты женщину?

Тогда так говорил гетере: я люблю женщин. Я люблю мужчин, что любят женщин, но я призираю мужчин тех, которые преклоняются перед женщиной. Я призираю женщин тех, что преклоняются перед мужчинами. Что есть женщина? Вопрос простой. Нет секретов. Беременность – вот символ женщины. У нее есть три глаза.

Первый глаз видит в мужчине любовника.

Второй глаз видит в мужчине отца будущего дитя.

Третий глаз видит в мужчине ребенка.

Все три глаза женщины смотрят в будущее, ее будущее. Они предчувствуют приходящее и не родившееся. Беременность – вот имя женщине. Трехглазость – вот суть ее.

Много наслышан я от людей о проницательности женщин, но вся проницательность их заключена в трех глазах, в будущее смотрят они; что не родилось, они видят. Беременность – вот имя той прозорливости.

Тогда говорила гетера: о, прост и хитер взор Елеазара, ребенком хочет быть Елеазар, ушел он от прямого ответа на вопрос, но я разгадаю тайну твою, Елеазар. Вижу, не зря ты носишь имя такое, вижу, не зря тебя называют мудрым, но не буду преклоняться пред тобой.

Я же отвечал: что ж, если умна ты, то зачем прячешь красоту свою в танце?

Но тут подошел богач и произнес: хватит разговаривать с оборванцем, мы уходим.

Тогда они ушли, и я тоже покинул рыночную площадь.

Ушел из Песочной Розы, и так говорил в сердце своем: Елеазар, ты любишь женщин, но множество людей называют меня сладострастником. Тот, кто так говорил, презирали тело и попирали землю гнусными мыслями.

Грех тому, кто презирает землю и тело свое.

Грех крестьянину, презирающему соху и косу.

Грех кузнецу, презирающему молот и металл.

Грех скорняку, презирающему шерсть.

Грех сапожнику, презирающему шило и кожу.

Грех портному, презирающему иглу и ножницы.

Не есть ли они большие сладострастники, кто говорит мне о том, что я есть сладострастник.

О, я знал этих любителей свежих тел и сладких смокв. Быстрыми ножками они передвигаются по земле и думают, что любят женщин. Нет, нет солнца в их сердцах, и преклоняются они перед молодым телом. А со временем, что будет? – Так вопрошаю я.