Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II - Яков Иванович Бутович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из сыновей Подарка два жеребца, рожденные в 1882 году, пришли в брюхе с завода князя Кугушева, и оба получили заводское назначение. Помпадур оказался замечательной во всех отношениях лошадью, и я его хорошо помню. Это был серый в яблоках пятивершковый жеребец, широкий, правильный, сухой и дельный, краса и гордость завода Аркаса, один из лучших рысистых жеребцов на юге России. У него была поразительно красивая лебединая шея, маленькая голова, и блесток он был неимоверно. Он был также очень хорош на ходу, и у Аркаса в торжественные дни съезда гостей его всегда показывали на бегу. Пример Помпадура подтверждает слова фон Эттингена, что инбридинг на правильного и красивого жеребца или кобылу с целью получить выдающуюся по себе лошадь – весьма действенное средство. У Помпадура имелся такой инбридинг на одну из красивейших кобыл своего времени. Вот как он выражался:
По словам Аркаса (а ему об этом говорил князь Кугушев), Поспешный был необыкновенно хорош по себе. Он был заводским жеребцом в заводе Кугушева, где состояла маткой Душегрейка, замечательная по себе кобыла. За Душегрейку Кугушев заплатил дороже, чем за какую-либо другую из имевшихся у него в заводе кобыл. Поспешный своими высокими качествами был обязан своей матери Душегрейке, а когда имя этой кобылы повторилось у Помпадура, то получилась выдающаяся по себе лошадь. Поспешный родился в заводе Куракина.
Здесь кстати припомнить курьезный эпизод, который произошел с его племянником, тоже Куракиным, имевшим завод и имение в Александрийском уезде Херсонской губернии. Херсонский коннозаводчик граф Стенбок-Фермор рассказывал мне, что он исполнял обязанности уездного предводителя александрийского дворянства в тот год, когда покойный император Александр III посетил Херсонскую губернию. Местное дворянство было об этом заранее оповещено, и Куракин, отставной гусар времен Александра II, всегда носивший военный мундир, помчался в Петербург и заказал себе у первого военного портного Норденштрема полную парадную форму своего полка. Куракин был очень милый, но недалекий человек. Наступил день приезда государя императора и представления ему дворянства. Подойдя к Куракину и увидев, что тот в мундире, который всегда носил Александр II, государь поздоровался с Куракиным и заметил: «Мундир моего отца». Он имел, конечно, в виду, что это форма тех времен и что такой же мундир носил его отец. Куракин на это поспешил ответить: «Никак нет, ваше величество, мундир Норденштрема!» Этот ответ еще долго передавался из уст в уста и сделал на некоторое время «знаменитым» его автора.
Маточный состав завода Аркаса состоял из группы кугушевских кобыл, двух маток, выменянных им у моего отца, – Блонды и Ненаглядной, одной позняковской кобылы, одной подовской и одной кобылы завода Хоминского. Большой интерес представляла кугушевская группа. Это были сухие, чрезвычайно породные, блесткие и удивительно красивые кобылы, с лентистыми шеями, маленькими головами, чудными спинами, но не всегда безупречными ногами. У некоторых кобыл отмечалась беднокостность. В то время все херсонские коннозаводчики ставили борисовское гнездо моего отца много выше кобыл Аркаса, но это было неверно, кобылы Аркаса были лучше по себе. Я уже тогда это видел, мне аркасовские кобылы больше нравились, но я еще не понимал, почему не разделяю общего мнения. Теперь это для меня совершенно ясно. Преклонение перед кобылами отца основывалось, так сказать, на «фирме»: они были завода Борисовских, а тогда завод этот был в зените всероссийской славы. Кобылы Кугушева были «фирмы» менее известной, а потому их меньше ценили. Такое преклонение перед «фирмой» принесло в свое время немалый вред рысистой породе, а происходило оно оттого, что настоящих знатоков лошади, а тем более генеалогии орловского рысака, всегда было мало. А в действительности что могло быть выше по породе этих аркасовских кобыл? Они были куплены у князя Кугушева, который их приобрел у Д.Д. Кузнецова, купившего завод А.Б. Казакова! К сожалению, кобылы эти непроизводительно погибли для призового коннозаводства страны.
Теперь приведу данные исторического характера о самом князе Кугушеве и его столь замечательном заводе.
З.Г. Кугушев окончил Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, был выпущен корнетом в лейб-гвардии кирасирский полк, где дослужился до чина штабс-ротмистра. Он вышел в отставку и поселился в своем херсонском имении Шаровке, недалеко от города Александрии. Это имение впоследствии купил Ф.Л. Бобошко, одно время увлекавшийся текинскими лошадьми и стремившийся на них обскакать чистокровных. На этой затее он потерял немало денег и потерпел, конечно, полную неудачу. По словам Аркаса, а также смотрителя рысистого завода моего отца Шпарковского, который ранее служил у Кугушева, князь был очень нервный человек. В полку он упал с лошади так неудачно, что ему вынуждены были сделать серьезную операцию, после которой он навсегда остался угрюмым и раздражительным человеком. Жил он в деревне чрезвычайно замкнуто, решительно никого не принимал, был гордый и недоступный. Долгое время он жил с простой женщиной, на которой впоследствии женился, что еще более способствовало оторванности от общества. Лошадей князь любил страстно, ими и для них только и жил. Шпарковский говорил мне, что Кугушев не менее двух раз в день бывал на конюшне и очень строго взыскивал за малейший беспорядок. Его никто не любил и все боялись как огня. В заводе порядок был образцовый, лошадей кормили очень хорошо. При заводе всегда было два наездника, и хотя князь не интересовался бегами и лошадей своих ни разу на бега не посылал, но ездка рысаков производилась регулярно – ей князь, по-видимому, придавал большое значение. Любимой кобылой князя была Душегрейка, а любимым жеребцом – Павлин 1-й. Шпарковский говорил также, что Павлин был необыкновенно хорош по себе и принадлежал к отнюдь не легким лошадям.
Уже после революции я случайно узнал еще одну подробность о князе Кугушеве. Доктор Белкин увидел у меня в Прилепах один
