Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте

В первую же секунду этот снимок привел доктора Камбра в неизъяснимое замешательство — она застыла как громом пораженная. Вцепившись в него трясущимися руками, она уже точно знала: этот человек с усами и в одежде жителя пустынь — не кто иной, как Сантиаго Сан-Роман. Она провела по снимку пальцем, пытаясь удостовериться, что он не развеется, как мираж. Но мужчина на фотографии все так же улыбался ей, с каждой минутой она сомневалась все меньше. Она рефлекторно перевернула фото и увидела полустершуюся надпись на арабском, сделанную голубыми чернилами. Наверное, это была какая-то подпись на память. Внизу можно было рассмотреть: «Тифарити, 18.01.1976». Число было написано так ясно, что не допускало никакой неопределенности. Если Сантиаго Сан-Роман погиб в 1975 году, как она всегда считала, то человек на фотографии никак не мог быть тем парнем, который одним жарким июльским вечером подошел к неразлучным подругам Монтсе и Нурии на автобусной остановке на проспекте Генералиссимуса Франко.

Это случилось в середине лета 74-го. Монтсе помнила все до мельчайших подробностей, несмотря на прошедшие годы. Тем летом ее родители впервые отправились в ежегодный отпуск в Кадакес, оставив ее дома совершенно одну. По правде говоря, она в жизни не оставалась одна, и то лето не стало исключением. В их доме на Виа Лайетана кроме нее осталась Мари Круз — домработница, которая готовила, убирала, да и вообще приглядывала за девушкой. Монтсе в ту пору только что — месяц назад — исполнилось восемнадцать лет, и она с отличием закончила среднюю школу. Но родители справедливо полагали, что для поступления на медицинский факультет одного блестящего аттестата мало. Поэтому Монтсе, как ни обидно, пришлось впервые за восемнадцать лет остаться дома. Родной приморский город бурлил, радуясь лету, а для Монтсе тянулись серые унылые будни — с утра она отправлялась в академию на подготовительные курсы, повторяла математику и химию, учила немецкий язык.

Академия св. Тересы находилась в цокольном этаже большого здания на проспекте Генералиссимуса Франко. На первом этаже размещалась танцевальная школа, в которой по случаю лета ввели интенсивный курс, и занятия там проходили с восьми утра до девяти вечера. Пока Монтсе и Нурия пытались сосредоточиться на натуральных логарифмах, парты в классе дрожали от стука каблуков, выбивающих задорную дробь севильянос, или подрагивали в рваном ритме аргентинского танго. Обстановка располагала к тому, что затуманенный взгляд то и дело устремлялся в окно, притягиваемый витринами окрестных магазинов, а то и каким-нибудь симпатичным парнем. Но сонная дремотность монотонных дней была сокрушена в единый миг в тот знаменательный вечер в первых числах июля, когда Монтсе и Нурия ждали автобуса, даже не подозревая, что безысходной скуке жаркого лета приходит конец.

Возможно, именно скука заставила подружек обратить внимание на белый кабриолет, припарковавшийся на другой стороне улицы. Машина была явно иностранная, возможно, американская. Кроме необычного автомобиля, их заинтересовали пассажиры — двое хорошо одетых привлекательных молодых мужчин, которые беззастенчиво их разглядывали. Ни одна из девушек не решалась заговорить об этом, но обе мгновенно уверились, что вот-вот произойдет нечто необычное, совершенно не вписывающееся в рутину последних дней. В конце концов, совершив эффектный, но опасный маневр, машина круто развернулась, подъехала и остановилась напротив них. Это была первая встреча Монтсе с Сантиаго Сан-Романом. Хотя ему тогда едва исполнилось девятнадцать лет, модная прическа, одежда с иголочки и шикарный автомобиль позволяли ему выглядеть старше. Сантиаго и его друг почти одновременно выскочили из машины и подошли к девушкам. «На этом маршруте движение автобусов временно приостановлено, — произнес он с акцентом, выдающим в нем каталонца. — Мне и Паскуалину только что сообщили». Люди, стоящие на остановке, недоверчиво уставились на молодого человека, явно сомневаясь в его словах. Лишь Монтсе и Нурия прыснули со смеху, их разбирало любопытство. «На два-три дня как минимум», — поддержал товарища Паскуалин. «И если вы не готовы просидеть все это время на остановке, мы с удовольствием доставим вас куда надо». Говоря это, Сантиаго указал на свою щегольскую машину. Паскуалин открыл правую дверцу, и Монтсе неожиданно для себя вдруг предложила подруге: «Поехали, Нурия, пусть нас отвезут». Нурия забралась назад и уселась там рядом с Паскуалином, а Монтсе устроилась впереди на шикарном мягком сиденье бежевой кожи. Сантиаго Сан-Роман на секунду замешкался, глядя ей в глаза, словно не в силах поверить, что две красавицы приняли их предложение. На самом деле он жутко разнервничался, когда сел за руль и услышал обращенный к нему вопрос: «А тебя как зовут?» «Сантиаго Сан-Роман к вашим услугам», — выдавил он из себя с картинной скромностью, которая прозвучала смешно.

Это был самый сумасшедший поступок за всю восемнадцатилетнюю жизнь Монтсе. Сидя рядом с Сан-Романом, она ощущала, что жара и тоскливость лета куда-то испаряются. Все четверо молчали, наслаждаясь ощущениями, думая каждый о своем. Поэтому, когда они пересекли площадь Победы и покатили по Виа Лайетана, Монтсе не стала ничего говорить. Они медленно въехали на площадь Славы, будто участвуя в параде. Время от времени Сантиаго бросал взгляд на сидящую рядом девушку, любуясь грацией, с какой она откидывала с лица волосы, овеваемые легким бризом. В конце концов они затормозили около станции Пуэбло-Нуэво. Ветер с моря доносил запах гниющих водорослей. Когда машина остановилась, Монтсе открыла глаза, будто очнувшись от сладкого сна. «Почему ты остановился? — спросила она с притворной строгостью. — Какое ужасное место». — «Да, но ты не сказала, где живешь?» «На Виа Лайетана», — ответила за подругу более бойкая Нурия. Сантиаго развернулся и поехал обратно. Постепенно у Монтсе развязался язык, и она начала задавать вопросы. «Это машина моего отца: я пока не зарабатываю на „кадиллак“… В банке, я работаю в банке. Да, вообще-то мой отец там директор, и когда-нибудь все станет моим… Да, Паскуалин тоже, мы работаем в одном банке». Между тем Паскуалин и Нурия вели свою беседу. Отвечая на вопросы, Сантиаго все больше запутывался в сетях собственной лжи, из которой так трудно выбираться. Неожиданно Монтсе заявила: «Остановись здесь. Нурии нужно выходить». Вообще-то девушки были соседками, но Нурия быстро сообразила, на что намекает подруга, и скрепя сердце вышла из «кадиллака». «Ты не проводишь ее?» — спросил Сантиаго Паскуалина.

Кабриолет двинулся по улице дальше, туда, куда указывала Монтсе. Она впервые посмотрело на Сантиаго Сан-Романа прямо, и он показался ей самым красивым мужчиной из всех, кого она видела. Мысленно она позволила ему врать дальше. Сантиаго не задавал вопросов. Он с трудом выкручивался, отвечая на те, которыми забросала его Монтсе. В конце концов он устало пробормотал: «Это похоже на допрос». — «Тебя нервирует, когда тебе задают вопросы?» — «Да нет, меня трудно заставить нервничать». «Просто если я еду с человеком в машине, должна же я о нем что-то знать, — объяснила Монтсе свое неуемное любопытство. — Не думай, что я ко всем так пристаю». — «Да я и не думаю. Но я ведь тебе все рассказал, а ты мне…» — «Что ты хочешь знать?» — опередила его девушка. — «У тебя есть парень?» Монтсе впервые за всю поездку почувствовала себя неуютно. Теперь она задумалась, прежде чем ответить: «Вообще-то нет. Но многие претендуют, — пытаясь выглядеть достойно, добавила она. — А ты? У тебя есть девушка?» — «Да нет. Не люблю брать на себя обязательства». И, не успев закончить фразу, понял, что ляпнул что-то не то. Смутившись и не зная, что предпринять, он положил руку на плечо девушки, потом ласково погладил ее по затылку. Монтсе, тоже не задумываясь и не понимая, что делает, подалась вперед и поцеловала его в губы. Но, когда Сантиаго попытался пылко ответить на поцелуй, она без труда отстранилась и изобразила возмущение: «Мне надо идти. Я и так опаздываю». Она открыла дверцу, вышла из машины и остановилась, только когда Сантиаго Сан-Роман безнадежно воскликнул: «Ты не хочешь еще увидеться?» И она, как напуганная девочка, вернулась к машине, положила книги на капот, нацарапала что-то в тетрадке, выдрала листочек, прижала его дворником к лобовому стеклу, снова взяла свои книги и, только отойдя на несколько шагов, обернулась и сказала: «Сначала позвони. Там номер телефона. А еще я тебе написала адрес, этаж и номер квартиры, чтобы ты не бегал по дому и не тревожил соседей». Она ничего больше не сказала, а вошла в подъезд, с трудом открыв огромную, тяжеленную железную дверь. Сантиаго Сан-Роман сидел за рулем своей шикарной машины как громом пораженный.

Когда Монтсе зашла в подъезд, он остался сидеть, гладя ей вслед. Девушка не стала ждать лифта. Перепрыгивая через две ступеньки, взлетела на свой этаж, распахнула дверь, швырнула книги на пол и вихрем пронеслась по квартире, не поздоровавшись даже с Мари Круз. С балкона она увидела удаляющийся автомобиль, который постепенно исчез в лабиринте улиц, ведущих к порту. Конечно, она заметила, что тетрадного листочка на лобовом стекле больше нет. Явственно представила себе сложенную вдвое бумажку, спрятанную в карман рубашки Сантиаго Сан-Романа: белоснежной, чистейшей и безупречно выглаженной рубашки с рукавами, закатанными до локтей, слишком шикарной, чтобы соответствовать социальному положению парня, которое он старался скрыть.