Короли «Эмпайр-Хай» - Айви Смоук

отчиталась Кеннеди. – Не входи, у нас тут сверхсекретный разговор!

Я еще громче засмеялась и села рядом с подругой. – Точно? – на всякий случай уточнил Джим.

– О господи, дядя! – крикнула Кеннеди. – Дай нам немножко побыть наедине.

Он рассмеялся, и я услышала, как его шаги отдаляются от двери.

– Значит, после того как он тебя эротично выкупал…

– Мою руку. Он вымыл мою руку. Но его ладони были такие теплые и нежные…

Кеннеди захихикала и упала спиной на кровать. – Прямо классическая история про Золушку. Он – твой принц. Ты будешь жить долго и счастливо в окружении богатства, роскоши и многочисленных слуг.

Я сглотнула подкативший к горлу комок. Долго и счастливо? Как же я смогу жить счастливо, если со мной нет моей мамы?

– Что у тебя с лицом? Я же просто пошутила.

– Ничего. – Я встала и начала распаковывать оставшиеся коробки.

– Но что случилось после того, как он изнасиловал твою руку? – Кеннеди знала, как снова вызвать на моем лице улыбку.

– Хватит говорить всякие гадости, иначе Джим ворвется к нам, чтобы спасти меня.

Кеннеди закатила глаза.

– Так странно, что ты называешь дядю «Джимом», а не «дядей Джимом»… Согласна, формулировку я выдала запутанную.

Я захохотала. Успокоившись, ответила:

– По-моему, ему так больше нравится.

На самом деле я понятия не имела, как ему больше нравится, ведь никогда его об этом не спрашивала.

– Как знаешь. Но давай вернемся к Мэттью. Хватит уже менять тему разговора! Итак, после того эпизода с рукой…

– Он дал мне бумажное полотенце и назвал Изабеллу «катаклизмом». Сказал, чтобы я не расстраивалась из-за нее. А потом он добавил: «Встретимся в школе, Бруклин» и вышел.

Кеннеди прижала руки к груди.

– Так он знает, как тебя зовут? Круто! И он пошел за тобой в женский туалет? Это уже нечто!

– В том, что ему известно мое имя, нет ничего удивительного. Мы вместе ходим на один урок.

– Да, и ты говорила, что мистер Хилл называет там всех только по фамилиям. А он знает твое имя. И еще он весь из себя такой беззаботный и счастливый. Как думаешь, он заговорит с тобой в понедельник? Глупый вопрос. Конечно, заговорит. Он же твой рыцарь в сияющих доспехах.

Даже если так, я встретила его на несколько недель позже, чем нужно. Я уже потеряла то единственное, что нужно было спасать.

– Какие чудесные фотки! – Кеннеди взяла фотографий с моей тумбочки. – У тебя есть кнопки? Нужно развесить их по стенам.

– Я спрошу у Джима.

Подруга покачала головой, как будто расстраивалась всякий раз, когда я называла дядю «Джимом».

Я спустилась на кухню.

– Веселитесь? – спросил Джим, не отрываясь от своего кроссворда.

– Угу.

– Кеннеди – хорошая девочка. Я рад, что вы с ней поладили.

Я не знала, что на это ответить. Они с матерью Кеннеди, по сути, и сдружили нас. Кроме Кеннеди в школе со мной больше никто не разговаривал. Ну, кроме Мэттью.

Я покачала головой, прогоняя от себя эту мысль. – У тебя есть кнопки?

– В верхнем ящике слева от раковины.

Я открыла ящик и достала нужную коробочку. Уже собиралась вернуться к себе в комнату, но остановилась. Слова Изабеллы все никак не шли у меня из головы.

– Ты знаешь, что ребята в школе считают, будто я учусь по стипендии? – спросила я.

Джим наконец посмотрел на меня.

– Наверное, потому что во всей «Эмпайр-Хай» правду знает только Кеннеди и директор школы. Я попросил его оформить твои документы так, чтобы никто ни о чем не догадался.

– Что? Но почему?

– Новая школа – всегда испытание, малышка. Я не хотел, чтобы все стало известно. Это может еще больше усложнить тебе жизнь.

– Джим, тебе не стоило так поступать.

Он пожал плечами.

Я не стеснялась того, что он работал уборщиком. Ни капли. Я не избегала встреч с ним в коридорах, хотя мы все равно редко виделись. Как будто…

– Ты специально избегаешь меня в школе?

– Тебе будет проще, если остальные ученики ничего не узнают.

Я открыла рот, а потом закрыла его. Точно такая же мысль пришла мне в голову, когда сегодня вечером надо мной нависла Изабелла. Он не ошибался. Неприятная истина, но все же. Джим защищал меня. Впервые с того момента, как я переехала, я почувствовала, что меня любят. В самом деле, я не испытывала этого ощущения после смерти матери.

Возможно, стоило сказать, что в этом не было необходимости. Что я сама разберусь с остальными ребятами. Правда, я совершенно не представляла, как разобраться с Изабеллой.

Надо было поблагодарить дядю, но слова не сходили с языка.

Джим вернулся к своему кроссворду, а я подумала: «Давай же, Бруклин. Соберись и скажи это». – Я очень благодарна тебе, дядя Джим.

Мне потребовалось немало усилий, чтобы называть его дядей. Особенно теперь. Джим – моя семья. Единственный, кто остался от моей семьи. Он относился ко мне как к родному человеку, и я должна была показать, насколько сильно благодарна ему за это.

Я вернулась в свою комнату.

– Какая ты молодец! – обрадовалась Кеннеди.

– Ты подслушивала?

– Стены у вас тонкие. И потом, даже хорошо, что я все услышала. Я не знала, что история со стипендией – секрет. Я ведь по ошибке могла разболтать об этом всей школе.

– Хорошо, что ты общаешься только со мной.

Кеннеди рассмеялась и забрала у меня кнопки. – Давай уже закончим обустраивать твое гнездышко. Это ведь твой новый дом. И ты должна чувствовать себя здесь уютно.

* * *

– Спокойной ночи, – сказала Кеннеди.

– Спокойной ночи.

Но я знала, что не смогу уснуть. Обычно по ночам я смотрела в потолок и считала минуты до того момента, как взойдет солнце. Сирены за окном выли слишком громко. Машины гудели еще громче. Здесь все было слишком громким.

Я глядела в темноту и чувствовала переполняющую меня радость. Возможно, из-за холестерина в крови, ведь я съела столько пирожных! Хотя, конечно же, нет. Причина крылась в другом – я просто поняла, что дядя любит меня. Что его, по всей видимости, не раздражало мое присутствие. Что я не являлась для него обузой.

«Неприкасаемые» были не такими уж и неприкасаемыми. Мэттью оказался добрым. Его сердце светилось золотом, как и волосы. Я улыбнулась, изучая потолок.

Возможно, вторая неделя в школе окажется другой, совершенно не похожей на первую. Я даже представила себе, как сижу с «Неприкасаемыми» за одним столом.

Не то чтобы мне требовались какие-то перемены. У меня была лучшая подруга. Кеннеди потратила несколько часов, чтобы помочь мне обставить мою комнату. Она была права. Это мой новый дом. И я уже начинала это ощущать.

Я прислушалась к ее размеренному дыханию. Мне давно уже хотелось задать ей один вопрос. Ответ на него был не так важен. Я уже знала его. Но все равно, казалось, что, если я спрошу об этом, мне станет легче. Точно так же, как вопрос по поводу стипендии, который я задала дяде, позволил мне испытать к нему родственные чувства.

Хотя