В капкане - Дмитрий Линчевский

— Да, к вам, если позволите.

— Слушаю вас.

Полынцев улыбнулся, желая расположить хозяйку к неформальному разговору.

— Смотрю, окно у вас настежь — не прохладно?

— Нет, — скупо ответила она. — Я вас слушаю.

Уловив строгие нотки в голосе собеседницы, он быстро переключился на служебно-деловой тон.

— Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Представьтесь, пожалуйста.

— Нина, — сказала она, отбросив формальности.

Полынцев удивился резкой смене настроения и на всякий случай переспросил.

— А по отчеству?

— Просто, Нина, — сухо отрезала она.

— Ну, хорошо, — улыбнулся он еще раз. — А скажите мне, просто Нина…

— Давайте без фамильярности, товарищ лейтенант. Мы с вами не на курорте.

— Это точно… мы на пляже, — буркнул он, снова ощутив в ее голосе стойкую неприязнь. — Итак, назовите фамилию, имя, отчество, место работы.

Девушка поджала губы и отвернулась к окну.

— Пишите: Растатуева Нина Афиногеновна, Медсанчасть № 7, медсестра.

Полынцев еле сдержал улыбку. Вот почему: «просто Нина». Анкетные данные-то веселые. Впрочем, ему приходилось встречать фамилии, куда более интересные по смыслу. Обсуждать их — дело неблаговидное: человек не виноват, что получил неказистое наследство. Однако в фамилиях отражается история предков, их заслуги, привычки, занятия. Например, Смирновым никогда не назвали бы смутьяна или дебошира, а Батраковым — кулака или помещика. Если ваша фамилия Полынцев, то будьте уверены, что прадед ваш не отличался легким беззаботным характером: полынь — трава горькая. А вот если вы Растатуева, то вряд ли ваша прабабушка была строгая обстоятельная дама, скорее уж — попрыгунья-стрекоза (тра-та-та, рас-та-та). Отсюда следовало, что медсестра Нина Афиногеновна играла нехарактерную для своей фамилии роль, что так или иначе настораживало. Правда, это были всего лишь домыслы молодого, не слишком обремененного жизненным опытом, лейтенанта.

— Скажите, пожалуйста, Нина Афиногеновна, — произнес он, как можно вежливей. — А не знаете ли вы что-нибудь о ночной стрельбе на пляже?

— Нет, — стегнула она его неприязненным взглядом.

— Может быть, что-то слышали от спасателей?

— Сказала же — нет.

— Значит… нет, — протянул он задумчиво.

— Я вас не задерживаю? — едко спросила она.

— Да, наверное, вы правы… Что ж, побегу, пожалуй…

Беседа получилась корявой и натянутой. Продолжать ее не имело смысла.

Это слегка расстроило Полынцева. Обычно, он без труда входил в контакт с собеседником и ловко вытягивал из него нужную информацию. Ключом к тому была его природная тактичность. Гражданам нравилось, когда с ними общались деликатно и обходительно. Правда, если дело касалось нарушителей, он мог разговаривать довольно резко и напористо. В среде маргиналов вежливость не в почете. Здесь ее расценивают, как слабость, присущую исключительно рохлям и ботаникам. Последних нестрашно посылать подальше. К слову сказать, медсестра Нина Растатуева буквально так и поступила. Она, почему-то, сразу повела себя враждебно и где-то агрессивно. Почему это произошло — неясно. Возможно, взыграл комплекс красивой девушки, уставшей от назойливых кавалеров. А вполне вероятно, за этим крылось что-то совсем иное. Например… Впрочем, на размышления времени нет. Преступление — это ночной костер: пока горит — светит, едва погаснет — тает. Самой эффективной считается работа по горячим следам, она сулит наибольшие шансы на победу.

Спустившись с крыльца, он направился к голубому вагончику спасателей.

У причала возился с лодочным мотором знакомый молчун-культурист.

— Добрый день, — кивнул ему Полынцев.

— Здрасьте.

— Что, сломался?

— Уже починился. Сейчас поеду пробовать.

Это был не самый удачный вариант. Если он уплывет, то визит на пляж получится совершенно бесполезным.

— Подожди-ка, — крикнул Полынцев, на ходу придумывая, как лучше напроситься в компанию. — Перебрось-ка меня на остров, я там кое-что забыл сделать…

Лодка зарычала, взяв с места…

На ветру под шум мотора много не наговоришь. Поэтому Андрей решил высадиться на «Капкане», сделать кружок для отвода глаз, а по-возвращении учинить спасателю жесткий без свидетелей допрос…

Уже через минуту милицейские ботинки привычно окунулись в ржавую прибрежную глину. Выбравшись из нее, Полынцев, не спеша, отправился вглубь острова. Оглядываясь по сторонам, он только сейчас обратил внимание на видневшиеся в просветах меж деревьев развалины.

Когда-то водники хотели поставить здесь маяк, чтоб, и красиво, и для дела польза. Завезли бетонные каркасы, кирпич и все, что требуется в таких случаях. Но произошла какая-то несуразность: то ли грунт оказался топким, то ли остров плавучим. В общем, решили не связываться, бросили дело, оставив кучи хлама и никому ненужные блоки. Рассматривая их силуэты сквозь густые деревья, Полынцев не заметил, как подошел к большой могильной яме. Но не той, где накануне обнаружил тело убитого старика, а другой, свеженькой и… не пустой.

Сделав шаг, и не почувствовав под собой опоры, он провалился в темную холодную пустоту. Нос его тут же уткнулся в чье-то мертвое лицо, руки — в безвольные рыхлые плечи. Сердце испуганно замерло. Вскрикнув от неожиданности, Андрей сжался в комок и выскочил наверх, словно гильза из патронника. Тело лихорадочно затряслось. Зубы застучали мелкой дробью. Низ живота предательски расслабился…

На кухне было чисто и просторно. А все потому, что жена Николая Петровича гостила у кумы в соседнем районе. Будь она дома, всюду стояли бы крынки, кастрюльки, банки, склянки и прочая утварь, которая должна знать свое место, то есть, — шкапчик.

— Бабы, беспорядочный народ, — посетовал Петрович, хлебнув из пиалы земляничного чаю. — Их бы в армию на месяцок — узнали б, как хозяйство должно вести.

— Само собой, естественно, — поддержал обвинение директор. — Давайте за нашу славную Русскую армию, — он занес над столом рюмку и, громко выдохнув, выпил.

— Я хоть и не служил, но за армию всегда готов, — присоединился к тосту бухгалтер, тоже выдыхая.

У-у, — протянул шеф, закусывая огурцом, — даже половину не осилил. Сразу видать — штатский. А вот скажи мне, грыжа пупочная, по какой такой причине тебя в армию не взяли?

— Сами ж говорите — грыжа у меня.

— Ты мне ответь, откуда она у тебя появились? Ты что, самосвалы в детстве поднимал или трактора какие?

— Меж прочим, что касаемо самосвалов, — заметил Николай Петрович. — Шофера и трактористы — самый ушлый народец. Их в первую очередь надо бы проверить.

Главбух нагнулся за портфелем.

— Мы тут в своем списке всех указали. И шоферов тоже. Давайте, коли уж разговор завязался, отточкуем нужные фамилии.

— Как это — отточкуем?

— Я имею в виду — точки расставим. Кто из них мог, кто нет.

— А вы теперь способны точки-то расставлять?

Директор вскинул крепкую ладонь. Вопрос был неуместным, а присмотреться лучше, и обидным. Что такое для деревенского мужика пара бутылок водки? Смех, да и только! Вот когда он демобилизовался из армии, то первое время никакой жидкости, кроме крепкой, вообще не признавал. Сколько воды человек потребляет за сутки? Литра два-три? Вот именно столько он и вливал в себя водки почти ежедневно. При этом твердо стоял на ногах, пел маршевые песни, рассказывал веселые армейские байки. Сейчас здоровье, конечно, не то (все-таки за 30 перевалило), но пара бутылок — еще не проблема.

— Спокойно, дед, — сказал шеф, приготовив рюмку. — Мы теперь способны еще более, чем прежде. Это ты не пьешь — тебе и плохеет. А нам с каждым разом все лучшеет и лучшеет. Сальдобульдо, ставь первую точку.

Главбух вытащил из портфеля авторучку, потом, немного подумав, заменил ее простым карандашом.

— Готов, записую.

— Помечай. Значит так: первый хлыщ — Колокольников. Кхе, кхе. Второй, точ такой же — Горбунов. Ага. Третий — Колосков. Мать его свинарка и пастушка. Четвертый… Щас заправлюсь, — директор, плеснув в стопку из бутылки, залил в рот «жидкое топливо». — Значит, четвертый, — хрипло продолжил он, закусив квашеной капустой. — Хабибуллин — геморрой производства…

— Подожди-ка, — остановил его Петрович. — Ты мне всех работников, что ль, называешь?

— Почему всех? Только подозрительных. Каждый из них проныра, каких свет не видывал. Была б возможность, всех бы уволил.

— Это дальновидно, — пробурчал главбух, продолжая ставить галочки на свое усмотрение.

— Только работать после будет некому. Приходится терпеть, — директор вновь дозаправился и, сунув в рот соленую морковку, хмуро взглянул на подчиненного. Тот чиркал на бумаге, не покладая рук. — Э, э, пупочна грыжа, ты чего там рисуешь? А ну, дай сюда. — Взяв со стола список, он пробежал (точнее, прополз) по строчкам мутным взглядом. — И на кой черт ты здесь Самсонову из отдела кадров пометил?