Молибденовые дети - Виктор Хатунцев

- Я согласна исполнить поручение и без обещанной награды... Меня возмущает другое: почему под любое стоящее дело мы подкладываем Сонрай и только Сонрай? А долг? Где долг сознательного члена ОРП?! Ты прикажешь - я рожу, если это в интересах государства! И для меня достаточно сознания того, что я хорошо исполнила свой долг. Вот мой Сонрай!

Методист с непонятной грустью посмотрел на Марию:

- Послушай, а если я прикажу тебе отказаться от этой затеи и возвращаться домой? Если я скажу, что это твой долг, ты согласишься?

Мария в недоумении выгнула бровь, повела плечами:

- А чем я хуже остальных? Для ОРП я готова на все!

- На все? - вкрадчиво спросил Организатор. - А могла бы ты послать своего сына в рудники на Орлином плато?! Через полгода там теряют рассудок... Могла бы? Да, ради высших интересов ОРП!.. Я все оформлю! Сколько ему лет?

- Скоро семнадцать...

- Годится! Как раз то, что надо! Итак, ты согласна?

Методист подался вперед, сжав угол стола: у него еще оставалась надежда.

- Согласна! - Мария тряхнула головой, словно отбивалась от его взгляда. Организатор осел в кресле и долго молчал.

- Ты страшный человек, - устало сказал он. - Какое право ты имеешь решать судьбу своего сына? Ведь он живой!

- И он пойдет на все ради высших интересов! - защищалась Мария. - Мы так воспитаны. Очень странно, что тебя не устраивает моя решимость. Тебя, Главного Организатора!

- Но тебя тоже не устраивает мой Сонрай, - отмахнулся Методист. - Это подозрительно, когда что-то всем нравится, а одна особа выражает протест. Может, ты собираешься возглавить еще одно мятежное движение, только в масштабах всего ОРП?

- Я ожидала другого разговора, - встала Мария.

- Я тоже надеялся... Тебе никто не разрешал вставать... Ладно-ладно, ты свободна... Кстати, где твоя повязка с перечеркнутым сердцем? Ты сохранила ее?

- Она помещена в Музей прогресса.

- Сними, наконец, ее с глаз - вот мой совет. И уходи, я устал.

Память обычно не подводила ее, но сейчас, проходя по коридорам, ей никак не удавалось восстановить весь диалог полностью, в интонациях, репликах. "Это от волнения, - подумала Мария. - Я волновалась... Что происходит с ним?.. А со мной разве ничего не происходит?.. Нет, с нами что-то случилось..."

8

Ждала, казалось, целую вечность.

Старинный углубленный плафон напоминал формой детскую ванночку, молочный свет выплескивался на потолок, но плохо освещал углы вытянутой палаты. Мария потуже затянула пояс халата: казенная одежда не согревала, а за окном долдонил монотонный дождь.

Странно, и в этом деле ей удалось выделиться, начать первой, хотя от воли ее жребий нисколько не зависел. Напротив, сейчас она с удовольствием уступила бы первенство любой. Все эти дни и ночи Мария думала о намерении Методиста избавить ее от участия в предстоящем деле, и только сегодня, кажется, начала догадываться о причине.

Он проницателен, он понял, что она брезглива, и постарался уберечь ее. По старой дружбе, так сказать, а может, из жалости. Она терпеливо доискалась и до мотивов Другого решения Методиста: почему он привлек к делу именно бывших активисток... Только вот все ли поймут мстительное коварство его памяти?.. Не очень-то приятно было думать о низком в характере Главного Организатора. Зря она обольщалась его надуманным образом, воображаемым идеалом вождя. И здесь иллюзии...

Вошли без стука. Массивная ухватистая сестра указала приведенному место и напомнила Марии:

- Не забудь о кнопке над изголовьем. Чуть что, сразу звони! Будьте благоразумны. Этот экземпляр выбран нами специально для начала...

За сестрой закрылась дверь. Мария, опершись о подоконник, взглянула на доставленного. Он был достаточно крепко сложен, костист и длиннорук. Только стриженая клиновидная голова напоминала о его неполноценности. Перехватив его пустой взгляд, Мария спросила:

- Почему тебя остригли наголо?

Мужчина встрепенулся, вник в сказанное и закатил глаза, силясь, видимо, понять - как же он острижен. Быстро затянув расслабленный было пояс, Мария отвернулась к черному окну.

"Соберись, - не приказала, а попросила себя. - Только такого позора тебе не хватало... Всем нужен пример. Это твой долг. Понимаешь, долг!.. Ах, Методист, Методист... - и решилась: - Все, начинаем. Это ведь быстро..."

А он не церемонился. Быстро насытившись, расположился спать здесь же, на топчане, где приготовили ложе на двоих.

9

Дождь плакал всю ночь, утром проступило серенькое, какое-то виноватое небо. Печально никли нищенски оголенные деревья, лишенные последних листьев.

Марии разрешили принять душ, и хотя боль тупо пульсировала в висках, она попросилась в холл, где работали женщины, где можно было ощутить сочувствие.

- Вот это партнеры! На ней же лица нет!

Неуместный возглас кто-то заглушил шипением, вновь стало тихо. Мария заметила, держа голову прямо:

- Эти ребята не очень уравновешенны. Он чуть не убил меня.

К ней придвинулась Эльза и с усмешкой рассмотрела отечное лицо.

- У тебя была кнопка над головой, надо было звонить! - И пообещала: - Я своего сразу же свалю апперкотом, пусть только шелохнется. Эльза себя в обиду не даст! Кстати, зря ты, Мария, надеешься, что твой Молибден, или как его там, родится первым из всей партии. У меня секрет. И мальчишку, и девчонку я родила семимесячными! И ничего, разумные особи, давно, правда, их не видела, дел по горло. Так что мой Молибден получит номер первый и по праву возглавит всю эту сумасшедшую бригаду, когда вырастет!

Женщины заулыбались, выражая свои симпатии к простоте суждений Эльзы.

Вошла сестра и кивнула Марии: пора лечь.

- Что это за балахоны? - спросила Эльза. - У них нет рукавов.

- Это для ваших новых друзей. Они иногда чересчур подвижны.

- Мария знает, - подмигнула Эльза. - А какой толк от истукана? Расшевеливай его... Много чести!

- А почему их коротко стригут? - вспомнила Мария. - Волосы для чего-то нужны?

- Это что, тебе вчерашний так сказал? - удивилась сестра. - Стрижем их наголо, чтобы реже подстригать.

- Марии нравятся мужчины с пышными прическами, - встряхнула головой Эльза.

У Марии зашумело в ушах, она не расслышала конца фразы, только увидела, как все засмеялись. Сестра ввела ее в палату и привычным кивком указала место.

10

Вернувшись домой, Мария долго держала Роберта в неведении о подлинной цели вызова в столицу, хотя понимала, объяснений не миновать. Не однажды, раззадорив себя, она порывалась было открыться, но ей стало знакомо чувство стыда, замешенное на женской гордости: надо же, ей не нашли иного применения, кроме как стать наложницей для полоумного!..

Но бывала она и прежней, уверенной в себе, отринувшей всяческие малодостойные сомнения. Она пеняла себе за слабость и малодушие и была воинственно готова хоть на площадях оповестить о снизошедшем на нее государственном доверии. Впрочем, зыбкость ее патетического вдохновения давала о себе знать, Мария мучилась. И у безотчетно решительных натур случается такое, когда все подавляющая воля влачится за беспощадно обнажающим умом.