Молибденовые дети - Виктор Хатунцев

Одна.

Но по вечерам и ночам, как наваждение, думалось только о нем, а он, оказывается не терпел печали. Чем настоятельнее повелевала ею новая, зародившаяся в ней жизнь, тем слабее угнетало одиночество. Разве она одна, когда он понимает ее, сочувствует и требует спокойствия? Ах, господи... Она клала руку на живот, надавливала чуть-чуть, тотчас же ответно и раздраженно толкали. Здесь у него ножка, - умилялась она и утирала ладонью глаза: какой стала, что он сделал с ней!

Чувство обреченности сменялось холодным цинизмом. Конечно, своей ненормальностью он влияет и на нее, превратил в киселеобразную плаксивую самку, парализовал волю. Ничего, ждать осталось недолго. Пусть ворочается, пусть бьется...

Но циническое не могло устоять перед торжествующе-трагичным таинством сотворения человека.

11

Эльза оказалась провидицей - опередила. Правда, родился восьмимесячный ребенок. Малыш имел нормальную реакцию, никаких отклонений у него не замечалось. Но Эльзу Мария нашла совершенно иной. Она изрядно пополнела, с лица еще не сошла припухлость, присущая роженицам. Чем бы она ни занималась, - меняла пеленки или кормила ребенка, - на нее вдруг находило глубокое оцепенение, взгляд терял силу, словно она прислушивалась к какому-то тревожному, властному зову из недр земли, как это бывает у животных перед землетрясением. Лишь любуясь сыном, Эльза становилась прежней, иронично-доброй и чувствительной.

- Нет, ты посмотри, что он натворил! - восхищенно-счастливая, она показывала на стену, где еще не просох пунктирный след. - И меня описал, негодник! Что гы-гы! Тебе смешно, да? Ему смешно, посмотрите-ка! Ну-ка, покажем Марии, какие мы рослые. Во, пятьдесят пять сантиметров!.. Ой, а это что за пупырышки?! Замерз, маленький! Не хнычь, не хнычь... Сейчас мама Эльза тебя укутает, даст молочка и бай-бай... Вот так нам будет теплее...

Малыш неистово принимался сосать, тыкаясь ручонкой в грудь. Он торопился, словно у него могли отнять этого большого мягкого человека, дарующего молоко. Он сытно заурчал, стал ленивее и заснул. Эльза игриво приложила палец к его губам и осторожно положила младенца в кроватку. С горьким наслаждением она полюбовалась им и сказала:

- Я плохо сплю, все думаю о его судьбе... Ты представляешь, что их ждет? Ужас, ужас... Через несколько дней собираются отнять...

- Послушай, а нельзя упросить, чтобы хотя бы первые полгода мы опекали их? Ты узнавала?

- Говорила с директором, он непреклонен. Уже создали специальный интернат для наших, там свое обслуживание, программа и все прочее. Здесь доктор ничего не решает.

- Не плачь, Эльза. Не показывай слабости...

- Мне все равно... - Она резко отвернулась к окну. - За своих старших я никогда не волновалась. Что с ними могло сделаться даже без матери?.. А что будет с ним, с этой крохой?.. Если бы я знала, какое раскаяние ждет ни за что не согласилась бы тогда! Пойми, они вырастут, все поймут и проклянут нас самыми черными словами... И никакого покоя нам уже не найти, никакой Сонрай мне не нужен! В конце концов я попытаюсь устроиться в тот интернат, чтобы быть всегда рядом...

- Никто этого не разрешит, у тебя своя специальность, свой долг.

- И ты думаешь, после всего этого я смогу по-прежнему работать? Да меня уже ничто не волнует, кроме этой несчастной жизни, в появлении которой виновата я! Ладно, даже с этими угрызениями можно сладить, ведь меня заставили... Но есть что-то такое, что невозможно сказать словами... Я не смогу без него, я не вынесу! Ну для чего мне жить, для чего?! Ждать этого идиотского Сонрая? Да я согласна отдать все накопленное для Сонрая ради одного дня, который проведу с ним!

- Эльза, я пойду, надо лечь, а то он ворочается. - Мария встала. - Ты не плачь, разум может все. Надо думать, что нам делать...

Эльза безнадежно махнула и, задохнувшись всхлипом, бросилась на постель.

"Он должен понять, - твердила Мария. - Кроме него никто... Успокойся, мой маленький, тише... Я должна найти выход, я должна... Я поговорю с Александром... Он может все, у него вся власть!.. Александр, я буду ползать в твоих ногах, только оставь его, он пропадет без меня, Александр!.. Тише, малыш, я думаю... Все зависит от одного человека... Он будет издеваться над моей слабостью, я недостойна общества... Пускай, ничего... Главное, найти спасение... Какая я все же обыкновенная, сколько во мне слабости... Ничего, малыш, он добрый, он поймет... Ты добрый, Александр?.. В тебе есть милосердие?.."

Доктор не разрешал, она швырнула в него чьей-то кардиограммой.

Доктор доказывал, что никто не осмелится соединить ее с самим Главным Организатором, и заслонял локтем телефон.

Она попыталась укусить его.

Он встал у стены: психиатру ли удивляться припадкам и агрессивности? Посмотрим, что у нее получится...

- Мы не имеем права соединять пациентов с такими лицами, нам запрещено.

- Он сам разрешил мне обращаться в любое время, скажите - Мария из десятого мегаполиса!

- Нам запрещено, положите трубку!

- Скоты! Он загонит вас на Орлиное плато! Эй, эй!..

Психиатр погладил ее по рукаву, легко подталкивая к двери. Про себя отметил: невменяема.

На следующий день она, тихая и подобострастная, пыталась задобрить его улыбкой.

- Видите ли, у меня идея особого государственного значения, о которой немедленно должен знать Главный Организатор. Я могу умереть, государству будет урон...

- Передавать какие-либо идеи запрещено! Изложите письменно!

- Но предварительно я должна поговорить с Главным...

- Запрещено!

- Изверги! У вас нет сердца, у вас нет души!

Она колотила по аппарату, врач едва унял ее и вывел из кабинета.

Прошли сутки, психиатр ждал и слегка нервничал. Все же она пришла. На ее лице угадывалась надежда. Он сжалился, он взялся за аппарат, но она покачала головой и указала на него. Он занервничал сильнее: разговаривать с такой персоной, как Методист, ему еще не приходилось.

- В моей клинике проводится важный эксперимент, нужно кое о чем срочно сообщить Главному Организатору... Да, он разрешал лично. - Врач утер испарину на лбу. - Нет, государственных секретов не будет... Хорошо, жду...

Краем глаза он следил, как мелко подрагивают ее руки. Она то и дело притрагивалась к животу.

- Разум всесилен! - встрепенулся психиатр. - Я возглавляю клинику, здесь будут роды... Нужно поговорить с Главным... Но обстоятельства чрезвычайные, я могу доложить только ему лично... А когда?.. А связаться с ним никак нельзя?.. Передать?.. Видите ли, пациентки ведут себя... Хорошо, я изложу письменно... Передайте, что Мария из десятого - он знает ее лично... Понял-понял... Виноват... Разум востор...

Ее руки массировали живот, она закусила губу до крови, слезы скатывались к уголкам рта.