Мы – мутанты - Александр Шакилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот я выбежал на бетонку.
И увидел горбатый четырехмоторный самолет с вертикальными законцовками на крыльях – Боинг-747, бортовой номер 93119.
Его хвостовое оперение было окрашено в синий цвет, на киле ярким пятном желтел круг, в центре которого разместилась закарлючка: то ли летящая птица, то ли росчерк годовалого ребенка. Аэробус как раз оторвал колеса шасси от ВПП и, задрав нос, начал величественное свое восхождение к небесам. Он самоуверенно презрел земное притяжение и прямо-таки наплевал на законы природы, предписывающие человеку – пусть даже разумному, а не австралопитеку – не отрываться от горизонтали выше, чем на прыжок на месте. Ведь выше – это провокация. А провокации наказуемы.
Дальше все было точно во сне, в кошмарном бреду, из которого не вырваться, как ни старайся.
Я не мог видеть того, что происходило неподалеку от бетонки, в тайном укрытии, но воображение мое услужливо нарисовало то, как некто вскинул на плечо ПЗРК «Stinger». Самонаводящаяся головка ракеты «поймала» цель, и тотчас, сообщая об этом, меленько затряслось вибрационное устройство оптического прицела. К нему стрелок прижимался щекой. Гироскоп, ввести необходимые углы упреждения… – и указательным пальцем нажать на пусковую скобу.
Разодрав защитные крышки, ЗУР FIM-92 вырвалась из стеклопластикового транспортно-пускового контейнера, который был не только цилиндрическим, но и герметичным, – до сего момента – ведь его заполнял инертный газ. Плоскости хвостового стабилизатора раскрылись. Оставляя за собой извилистый дымный след, ракета устремилась к пока еще низко летящей цели.
И угодила в кабину экипажа.
Взрыв: вспышка и дым, кабину разворотило.
Потеряв управление, самолет резко накренился и врезался в бетонку. Его стабилизатор и шпангоуты смяло, фюзеляж из клепанного фрезерованного алюминия и композитов треснул, точно скорлупа ореха, по которой со всей дури ударили молотком. Оторвало двигатель и потащило к зданию терминала для VIP-клиентов. Из багажного отделения через дыры в фюзеляже выбросило опутанные сетями поддоны с грузом.
Я оторопело смотрел на то, как горели краска и грунт для защиты от коррозии под ней, и думал о выборе Милены. Франкфурт? Почему Франкфурт-то, а?! Что Милена забыла в Дойчленде? Германию, как и весь Евросоюз, раздирают на части междоусобицы. Демонстрации и бунты, погромы и столкновения с полицией – вот чем славен город-герой Франкфурт. Неужели у Милены там родственники обитают? Тогда почему я ничего об этих внучатых племянниках и троюродных дедушках ни разу не слышал?..
Нестерпимо воняло горелой изоляцией, а я все ждал, что люди начнут покидать аэробус, что все обошлось, все целы… Вот-вот с криком «Джеронимо!» Милена вместе с Патриком выпрыгнет из самолета, и над ними раскроется купол парашюта. И никак иначе! И все равно, что никаких парашютов в принципе быть не может…
Через пассажирские двери никто не вышел. Ни те, кто купил билет, в бизнес-класс, в котором дают подушки под спину и задницу, ни те, кто наскреб евро на эконом, где вообще обходятся без подушек.
А ведь огонь уже добрался до топливных отсеков в центроплане!
Рвануло так, что мало не показалось. Я аж присел и чуть отвернулся.
Рядом со мной с грохотом врезалось в бетонку кресло с подлокотниками и… подзатыльником? Эта точно часть обстановки бизнес-класса – обтянутое горящей кожей кресло само разложились в кровать.
Я стоял и смотрел на это чертово кресло, и рот мой открылся для крика, но я не мог выдавить из себя ни звука.
Из ступора я вышел, лишь когда мимо промчался алого цвета пожарный автомобиль быстрого реагирования. На борту цистерны белела полоса, а на дверце кабины я увидел цифры «33». Следом за пожаркой поспешили в месту катастрофы еще три такие же восьмиколесные – собранные в Прилуках на базе шасси ракетоносца МАЗ-543.
Притормозив у груды горящего металла, пожарки через лафетные стволы принялись оплевывать горящие обломки порошком и пеной. Из машин высыпали парни в серой униформе с люминесцентными полосами и со шлемами на головах и забегали туда-сюда.
И тогда я побежал к ним, к самолету, к жене и сыну, которым никак без меня, которых надо спасти!..
Отчаянно завывая, меня обогнали две машины «скорой помощи». Обе они притормозили возле «ракетоносцев», к которым пожарные уже успели подтащить с десяток тел.
И тут одну «скорую» подняло в воздух и, разворотив ее огненной вспышкой, вмиг искорежив до неузнаваемости, швырнуло на вторую, которая тотчас загорелась.
Теракты! Это спланированная серия терактов!..
Я бежал вперед, перепрыгивая через горящие обломки.
Взрыв, вторую «скорую» подбросило и опустило на бетонку. Двери оторвало и отшвырнуло. И тут взорвалась пожарка. Вокруг меня, куда ни глянь, все полыхало. Но все меня мало волнует, мне надо к самолету. И по фиг, что разодранный фюзеляж объят пламенем, неприятность эту мы переживем. Да, Милена? Да, сынок? Я сейчас, подождите чуточку, и я помогу вам, папочка уже идет!..
Воздух раскалился, он жег кожу, обжигал легкие. На голове тлели волосы и обгорели ресницы. Но я, путаясь в собственных ногах, щурясь, потому что влагу со зрачков мгновенно слизывало, продвигался вперед. И болезненные ощущения мои в тот момент были вовсе не важны. И вообще весь я, с потрохами и желаниями, растворился в одном порыве: найти своих, спасти их, вынести из огня. Меня же нет без семьи, мне надо к семье, я хочу обнять сына и поцеловать жену в губы, пусть даже губы мои превратятся в угли!..
Но меня, уже почти что ослепшего, схватили и потащили прочь от пожарища.
Я вырывался, бил ногами, кулаками размахивал, локтем врезал в забрало шлема так, что оно треснуло. Потом меня сбили с ног, скрутили руки за спиной и навалились сверху так, что ребра, и так уже пострадавшие, затрещали.
– У него шок! Сейчас ему успокоительного и…
Укола я не почувствовал.
А дальше – забытье…
Пришел в себя уже в больнице: все вокруг резало глаз стерильной белизной, все пропахло лекарствами. Рядом возвышался коновал в голубеньком халатике поверх дряблого тельца и в шапочке на седенькой головке. Из-под толстенных линз очков докторишка участливо смотрел то на меня, то на приборы, от которых по мне тянулись провода датчиков.
– Молодой человек, у вас просто поразительная способность к регенерации! Всего за пару часов ожоги практически полностью…
– С детства – как на собаке, – буркнул я, отлепив от себя присоски и свесив с кровати ноги.
Не объяснять же медику-пенсионеру, что мой организм частенько странно себя ведет – причем по собственному усмотрению, без моего на то согласия или же повеления. Такое бывает с теми, кого мама с папой зачали в Чернобыльской зоне отчуждения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});