Огонь и лед - Джулия Гарвуд

Мысленно составив список дел, Софи опять начала мечтать о путешествии по Европе. Она уже ездила туда однажды, после того как окончила университет, но тогда она пропустила некоторые страны Западной Европы. В следующий раз она хотела бы увидеть Испанию и Португалию. Хороший речной круиз был бы замечательным способом расслабиться и увидеть красоту этих стран. Конечно, она могла выбрать и пассивный отдых во время отпуска. Или, возможно, могла бы заказать проживание на шикарном курорте, только что открывшемся на Сент-Бартелеми [28], о котором читала в «Vogue»[29] …

Реальность быстро вмешалась в ее мысли. В настоящее время у нее на счету было не достаточно денег, чтобы купить авиабилет хоть куда-нибудь, разве что она решит, что может обойтись без пищи месяц или два.

— У меня стало традицией надевать ярко-красные носки.

Внимание Софи вернулось к Харрингтону.

— Да, вы об этом упоминали. Красные носки, белые шорты и красная футболка.

— А я уже говорил, что носки у меня особые? Сверху на каждом из них имеется тоненькая белая подвязочка. Их продавали только в одном магазине, и я купил больше ста пар. Я не могу без них бегать, — добавил Харрингтон. Затем, пожав плечами, продолжил: — Наверное, я суеверен. Вы все это записываете?

— Да, — сказала Софи и ткнула пальцем в диктофон.

— Хорошо, ладно. Давайте уделим минутку разговору о волдырях. Читатели, наверное, захотят узнать о них все. Некоторые из них были очень неприятные. Был один…

«Я ненавижу свою работу. Вот прямо сейчас точно ненавижу. И я просто ненавижу быть бедной. Но кому нравится быть бедным?» — спросила она саму себя. Может, у Ганди и матери Терезы другое мнение на этот счет, но их обоих считают святыми, а Софи, ясное дело, святой не была.

Харрингтон закончил свои рассуждения о мази для ног и, не переводя дыхания, тут же продолжил:

— Может, вернемся к забегам, а? Значит, утром, в день моего одиннадцатого забега…

«О, Боже, убейте меня прямо сейчас».

Она застонала вслух? Харрингтон либо не заметил, либо ему было плевать на то, что у нее уже слипаются глаза.

Софи глубоко вздохнула и представила, что она в классе йоги. Она должна избавиться от всей отрицательной энергии в мыслях и думать только о положительном. Завтра вечером у нее будет ужин с Риган Бьюкенен и Корди Кейн, двумя ее лучшими подругами еще со времен начальной школы. Она не могла дождаться встречи с ними. Риган ездила по делам, но сегодня поздно вечером она возвращается в Чикаго. Корди работала над своей диссертацией для получения докторской степени в области химии, и Софи не видела ее больше двух недель. Она задумалась, где они могли бы поужинать, когда поняла, что Харрингтон замолчал и с надеждой взирает на нее.

— Простите. Не могли бы вы повторить последнее…

— Я спросил, встречаетесь ли вы с кем-нибудь.

— О… нет, не встречаюсь, — ответила она и, прежде чем он смог задать еще один личный вопрос, покопалась в своей сумочке, достала блокнот и открыла его. — По телефону вы упомянули, что вас пригласили присоединиться к какому-то эксклюзивному проекту, а еще вы говорили что-то об испытании. Кажется, вы назвали его «Проект Альфа». Что вы имели в виду?

— Я не помню, чтобы что-то говорил о проекте или испытании. — Отвечая, он опустил взгляд на стол — верный признак того, что он лгал.

Ей было не очень интересно продолжать эту тему.

— Тогда, думаю, это все.

Она убирала блокнот в сумочку, когда он протянул руку через стол и взял ее диктофон.

— Как его выключить?

— Я сама выключу.

— Нет, я уже нашел. — Он нажал одну кнопку, затем другую. — Все, теперь не записывает. Я не хочу, чтобы то, что я вам скажу, записалось на диктофон. Это строго «не для печати». Разве не так говорят репортеры?

— Вообще-то… — начала Софи, но он остановил ее взмахом руки.

— Надеюсь, что вы никому не скажете. Это секретная информация. — Он наклонился вперед и тихо-тихо заговорил: — Это как Олимпийские Игры. По крайней мере, мне так объяснили.

Она положила сумочку обратно на место рядом с собой и уделила ему все свое внимание.

— Что похоже на Олимпийские Игры?

Он нервно огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, затем продолжил:

— Я в прекрасной форме, и именно поэтому я пригоден.

Он был невыносим.

— Пригоден для чего?

— Для испытаний, — объяснил он. — Точно так же, как на Олимпийских тестах… ну, вы понимаете, тестах на пригодность. Физический экзамен занял долгих три дня, и, клянусь, они откачали на анализы не меньше половины моей крови. О, и мне сделали полный осмотр тела, а также МРТ[30]. Мне не сказали, зачем нужны все эти тесты, но, думаю, они хотели убедиться, что у меня не было никаких серьезных проблем, вроде аневризмы или тромбов — в общем, всего того, что могло бы помешать мне показать себя во всей красе или дисквалифицировать меня. — И, улыбнувшись, добавил: — Принять в этом участие — это что-то. Лишь некоторых избранных удостоили такой чести.

Его глаза прошлись по комнате, он сделал быстрый глоток воды и сказал:

— Надеюсь, что произвожу на вас правильное впечатление. Не хочу, чтобы вы думали, будто я хвастаюсь, но вы и сами видите, почему меня выбрали, правда? То есть, просто взгляните на меня.

Софи поклялась себе, что если продемонстрирует свои бицепсы, она встанет и свалит отсюда, и плевать на статью. К счастью, он этого не сделал.

— Так какой же чести вас удостоили, мистер Харрингтон?

— Уильям, — поправил он. — Пожалуйста, никаких формальностей. Я уже рассказал вам все, что мог, и тема закрыта.

«Поспорим?» Софи нетерпеливо откинула с глаз челку и добавила в голос расстроенные нотки, когда повторила свой вопрос, как ей казалось, уже в сотый раз:

— Какой чести вас удостоили, Уильям?

Но мистер Разговорчивость внезапно стал уклоняться от ответов:

— Я, правда, не должен это обсуждать.

— Вы сами подняли этот вопрос.

— Знаю, что сам, но я не должен был об этом говорить. До тех пор, пока все не закончится.

Софи решила не давить на него. Вместо этого она посмотрела на часы. Было уже почти девять. Харрингтон безостановочно говорил о себе, о своих двадцати четырех забегах и о своих волдырях больше двух часов, а теперь, когда беседа, наконец, приняла интересный оборот, он вдруг замолчал. Все это казалось странным, и Софи решила, что он все это выдумал, лишь бы удержать ее здесь.

— Понимаю, Уильям, — сказала она. — Если вы не можете говорить об этом…

— Это конфиденциально, — выпалил он.

Она кивнула.