Лёд и пламя. Слишком поздно - Тери Сан

   Тери Сан

   Лёд и пламя. Слишком поздно.

   ...Я знал, что всё пойдёт не так, с той самой минуты, как мы встретились.

   Лёд и пламя никогда не смогут быть вместе - две противоположных составляющих, дуальные антиподы. Слишком разные. Разные. Я знал, но, тем не менее... Верил? Не смог остановится? Сергей, прости меня. Теперь, я знаю ответ. Даже если понял его, слишком поздно...

 *******

   В тот день светило солнце. Радостное, удивительное. Солнечный свет заливал огромные распахнутые двери училища, зайчиками отражаясь в зеркальных колонах, годы существования которых, наперебой кляли уборщицы, ежедневно полируя стёкла тряпками. Рекреация казалось залитой лучистым океаном. Солнцем, светом, сверкающей пылью, гомоном, шумным скоплением человеческих тел, движением, хохотом - целой чередой маленьких собственных мирков.

   О чём - то мне на ухо истерично хихикала Ленка Ващенко. Её лицо напоминало круглое пирожное, обсыпанное сладким кремом. Такое же приторное и удивительно доброе. Гномик в женском обличье. Но эта манера, выражение, взгляд ей удивительно шли, наверное, потому что в них не было фальши.

   Я стоял, стоически выслушивая очередную бредовую муть про дежурку в столовой, и прикидывал вариант потактичнее отвязаться и сбегать покурить до начала урока.

   Рядом о чём - то "глючили" Анька и моя сестра. Уж не знаю, чего эти дуры так уцепились за меня. Анька мечтала затянуть мою тушку в постель, Натаха всеми силами этому способствовала.

   А на душе было тоскливо и муторно, и даже солнечный свет не мог развеять поселившийся внутри мрак.

   'Отъебать её, что ли?'

   Я с тоской посмотрел на краснеющую Аньку и отвернулся ко входу, машинально рассматривая учеников, поднимающихся по ступенькам лестницы, мусоля в кулаке мятую пачку сигарет.

   'А затем увидел ТЕБЯ'.

   Наверное, именно так солнечные боги восходят на вершины Олимпа, что бы радостно посетить абсолютно не нужный им человеческий храм.

   Пространство разбивается, реальность тряпкой складывается к ногам, ликуя торжественным безмолвием. Мир признаёт их, солнце признаёт их, солнечная пыль признаёт, замирая и переставая кружиться в воздухе, ступеньки тихо и покорно подставляют свои горбы, осчастливленные прикосновением подошвы.

   Темноволосый смеющийся бог, прихрамывая на одну ногу, летел по ступеням, и ... светился.

   Глаза, зелёные как море или аквамарин. О чём я говорю?

   Я ведь никогда не видел ни моря, ни этого грёбанного аквамарина. Да и глаз не мог разглядеть. Видел только взъерошенные чёрные волосы и улыбающееся лицо с раскосыми, так странно смотревшимися на вполне славянской физиономии, глазами.

   - Серг! - взвыла Ленка, перестав тараторить, и повисла у тебя на шее за секунду до того, как ты остановился и выдал, не обращаясь ни к кому:

   - Привет, народ!

   Просто "привет". Ничего не значащее, стандартное, формальное. И в эту секунду я готов был простить весь мир, Ленку с её тупой болтовнёй, дебильно краснеющую Аньку - в эту секунду даже она показалась мне милой, - и стервозную, "заипавшую" мозги Натаху.

   Этот мягкий солнечный свет - тёплая магия, которую излучали твоё лицо и фигура... Он заставил меня простить их всех. Я влюбился в тебя, именно в тот момент. За секунду до него. А может быть гораздо раньше. Полюбил, как только увидел. С первого взгляда.

   'Бывает ли такое? Наверное, бывает'.

   - Здоровеньку будем, - поприветствовал я в ответ и щедро пожал широкую ладонь.

   - Макс.

   - Серега, - ты осторожно стиснул мою руку с какой - то лёгкой опаской, потому что на фоне твоей лапищи она оказалась неожиданно маленькой.

   - А у нас сегодня контрольная по алгебре, - ни с того ни с сего выдала Ленка.

   - О, контроша? - ты заинтересовался. - У нас тоже завтра будет. Дашь темы списать?

   - Ладно, всем удачно списаться. Мне пора, - салютнул я. - Скоро будет звонок. Пойду, скурюсь нафиг, что ли.

   Ты усмехнулся, посмотрев с интересом. Что-то торопливо заговорила Натаха, пытаясь привлечь к себе внимание. А я, повернувшись, ушёл.

   - Не дай никотину себя затянуть. Поделись с другом, - дурашливый окрик в спину.

   - На перемене. Подползай. - Я не обернулся.

   'Зачем?' Я прекрасно понимал и осознавал всё случившееся со мной. Это знание вошло в сердце, судьбоносным ножом в масло моей обычной жизни. 'Оказывается, ЛЮБОВЬ выглядит так. Бывает... вот так'.

   Я шёл на пару, не замечая пристроившейся рядом верной тенью Аньки и Натахи, своей постоянной язвы на правах двоюродной сестры.

   Не замечая ничего.

   'Серг, а я ЛЮБЛЮ тебя. Знаешь? Нет. А я вот знаю'.

   Открыл тетрадь, начиная записывать лекцию автопилотом, не понимая смысла слов учителя, не замечая ничего вокруг.

   Перед глазами плыл жаркий туман, и в нём улыбалось единственное существующее отныне для меня лицо: широкое, родное, знакомое до мельчайшей чёрточки, высеченной на внутренней стороне век. Прямой нос с горбинкой, твёрдые губы с уголками наверх, раскосые аквамариновые глаза, заполненные танцующими солнечными зайчиками.

   'Люблю тебя, Серг', - я прикрыл веки, отложил авторучку, ощущая себя. Нет, не радостным. Усталым. Абсолютно опустошённым, вымотанным, оцепеневшим.

   Словно ждал тебя тысячу лет, а вот теперь встретил, и понял, что устал идти, и сил нет добираться до этого знания. Потому что не хочу такого знания, и понимания такого не хочу... Умом. Но сердце не спрашивает.

   Ему было абсолютно плевать, моему сердцу, плевать на все существующие законы, нормы, предубеждения. Оно хотело быть с тобой и знало, что это невозможно. Сложно суметь принять. Больно и радостно одновременно. 'На что похож влюблённый человек?' На дурака. Никто и не сомневается.

   'Сергей, до встречи с тобой, собственная ориентация не вызывала у меня вопросов. Но вот, сейчас, точно знаю, что ты - самый дорогой для меня человек. ЛЮБЛЮ. Смогу ли справиться с этим чувством? А если нет? Смогу ли когда-нибудь... прикоснутся к тебе?'

   В тот момент я не мыслил ничего подобного. Как святотатство воспринималось. Любимый человек... Особое трепетное чувство, светлый храм, золотой кумир, святыня обожания издалека, не ассоциирующаяся ни с чем пошлым, низменным, грязным, физическим. Экзальтация свободного движения души - пять минут полёт нормальный.

   Всё, что хотелось - находиться рядом, смотреть, слушать задорный смеющийся голос, густой бархатный баритон, щедро разбавленный юмором.

   И, может быть, изредка прикоснуться. Случайно, ненароком пальцами, краешком рукава дотронуться и одёрнуть руку, обжёгшись кипятком собственного захлёбывающего изнутри волнения.