Сумасшедший шарманщик - Андрей Седых

Лопатин повесил трубку и почувствовал, что связь с внешним миром снова оборвалась. Оставалась страшная реальность: этот веселый, улыбающийся доктор, искренне убежденный, что каждый человек потенциальный сумасшедший, и что нужно только обнаружить слабое место в его мозгу, — очевидно, в данном случае он ищет признаков садизма, — и эта курица, распятая на стене…

Позже Лопатин старался вспомнить лица людей, сидевших в одной с ним палате, и — не мог. Все покрылось каким-то туманом. Очевидно, он слишком был взволнован и занят самим собой, чтобы обращать внимание на то, что происходило вокруг. Но он помнил, как в эту вторую ночь, проведенную в палате, его вдруг потрясла мысль, что, может быть, он действительно сошел с ума, — ведь это может случиться с каждым. Сумасшедшие всегда считают себя нормальными людьми и не видят странностей своих поступков. Он подумал, что мог что-то проглядеть в своем поведении — бывают провалы и ведь все, все без исключения, — и уборщица, и продавец пылесосов, и полицейские, и теперь доктор, — все считают его сумасшедшим. Может быть, он действительно потерял рассудок и этого не сознает? Это было самое страшное и, лежа на койке, он вдруг застонал и заскрежетал зубами, — точно так же, как делали это и другие больные, лежавшие рядом.

А в это время в другой части города друзья сидели и обсуждали, как помочь. Они успели побывать на квартире, расспросили что произошло, и сразу сообразили, для чего Лопатину была нужна курица на стене, — он, кстати, говорил им о задуманной работе. Кто-то предложил обратиться к известному специалисту по нервным болезням, объяснить ему все и попросить вступить в переговоры с дирекцией госпиталя.

На утро специалист этот выслушал всю историю и позвонил в госпиталь. Он был крупным авторитетом, автором научных трудов, и ему ответили, что он может навестить больного когда угодно, — ничего особенного, кажется, случай не из очень серьезных, но клиническое обследование еще не закончено и пока трудно высказаться. Выпустить? Нет, выпустить сразу нельзя, были прецеденты, выпускали, а потом человек убивал на улице, и газеты начинали травить врачей и госпиталь. Но посетить можно, и мнение такого знаменитого коллеги будет, конечно, чрезвычайно ценным.

Знаменитый врач в тот же день отправился в Бельвю и побеседовал с Лопатиным в присутствии госпитальных врачей. На этот раз не задавали вопросов ни относительно Трюмэна, ни по поводу Сталина, а попросили изложить всю историю. Скульптор рассказал, как не удавалась ему птица Гамаюн, как нужно было найти анатомическую модель, и ею оказалась курица… Постепенно все разъяснилось. Через пятнадцать минут знаменитый специалист встал и вышел с врачами в другую комнату, а затем Лопатину сказали, что он — свободен и может идти домой: бывают печальные недоразумения, — в конце концов, виновата полиция, но они надеются, что пациент не очень страдал, и что этот опыт даже содействовал его духовному обогащению.

Птицу Гамаюн Лопатин все же вылепил, — у человека оказался твердый характер. Скульптура эта теперь стоит на шкафу в его мастерской и постепенно покрывается пылью.

Глаза Кларенса Пэддикора

Несчастный случай, лежащий в основе моего рассказа, в свое время прошел почти незамеченным. Только газета, издающаяся в Портлэнде, в штате Орегон, кратко сообщила, что двадцатилетний студент Кларенс Пэддикор едва не погиб. Юноша открыл «рефриджирэйтор», давно уже бывший не в порядке, — открыл машинально, как делал это двадцать раз в день. Раздался взрыв.

Когда Кларенс Пэддикор пришел в себя, — перед глазами его стояла черная пелена. Он лежал несколько минут неподвижно, стараясь собраться с мыслями и вспомнить, что именно произошло. Был взрыв, потом мгновенная, режущая боль в глазах, пустота, небытие… Он осторожно поднял руку и поднес ее к лицу, — голова была забинтована, на глазах — повязка. От напряжения и боли он застонал, и невидимая сиделка сказала, чтобы он лежал спокойно и не трогал глаз, обожженных кислотой.

Пэддикор лежал несколько недель. Постепенно бинты снимали. Потом сняли и повязку с глаз.

— Что вы видите? — спросил врач.

— Ничего не вижу, — ответил Кларенс. — Ночь, темнота…

Юноша ослеп. Кислота сожгла его глаза, опустошила глазные орбиты.

Это случилось одиннадцать лет тому назад.

Кларенсу очень хотелось жить и видеть.

Часами он сидел неподвижно, с высоко поднятой головой. В своей вечной ночи он воображал зелень, деревья, яркие краски цветов, женские лица. Неужели все это кончилось и он никогда больше не сможет читать книги, видеть людей, любоваться звездным небом?

Он ходил к врачам. Оптический нерв не пострадал, — может быть, ему можно еще помочь?

Врачи осматривали изуродованные глаза и качали головами. Роговые оболочки уничтожены полностью. Зрение никогда не вернется. Кларенсу советовали примириться со своей судьбой, изучить какое-нибудь ремесло, начать новую жизнь.

Он научился читать и писать по системе Брайа. Через несколько месяцев Пэддикор приобрел то «шестое чувство», без которого слепые не могут самостоятельно двигаться дома и на улице: он уже инстинктивно ощущал близость препятствия, возникающего на его пути, перестал натыкаться на мебель и на стены. Ему дали собаку-проводника, — умного и верного друга, водившего слепого по людным улицам, ставшего его глазами. Пэддикора научили делать щетки, — это было скучное и мало доходное занятие. Потом он купил несколько машин-автоматов для продажи конфект. Нужно было как-то жить. Но когда началась война, доставать конфекты стало невозможно, и машины пришлось продать. Кларенс придумал другое, не сдавался, — он очень хотел жить.

Наконец, счастье ему улыбнулось. Он встретил девушку, которая полюбила слепого.

Они поженились. Родился один ребенок, потом Другой.

Пэддикор научился улыбаться.

Однажды в журнале для слепых он прочел о чудесных опытах, которые делает в одном из нью-йоркских госпиталей хирург-оккулист доктор Костровиго, пересаживающий слепым роговую оболочку, взятую у покойников. Если у только что умершего вырезать его роговики и поместить их в особый раствор, — они продолжают жить. Доктор Костровиго производит затем сложную операцию и пересаживает роговую оболочку людям, лишившимся зрения в результате несчастного случая. При наличии известных условий, роговая оболочка может срастись с поверхностью глаза, и зрение восстанавливается полностью или частично.

У Кларенса Пэддикора тогда еще были деньги. Он сел в поезд и поехал в Нью-Йорк, к доктору Костровиго.

Хирург долго его осматривал и сказал:

— Боюсь делать вам операцию. Сейчас еще слишком рано… Моя работа пока находится в экспериментальной стадии и я не в праве рисковать. Еще не разработана техника, многое нуждается в проверке. Ваш случай — слишком трудный. Приезжайте ко мне лет через пять и тогда я попытаюсь вернуть вам зрение. Вы приехали слишком рано.

Слепой вернулся в Орегон.

Пять лет прошли.

Кларенс внимательно следил за всем, что появлялось в печати относительно пересадки роговой оболочки. Техника сложной операции быстро совершенствовалась. Появился «Глазной Банк», которому люди, желавшие и после смерти быть чем-то полезными, завещали свои роговые оболочки. Кларенс Пэддикор решил, что наступил момент, когда он снова может попытать счастье. Может быть, на этот раз, его согласятся оперировать? Вся беда в том, что от Портлэнда до Нью-Йорка — около трех тысяч миль. Где достать деньги на поездку, хотя бы на железнодорожный билет?

Слепой, давно уже научившийся обходиться без посторонней помощи, понял, что рассчитывать он может только на самого себя. Кларенс подсчитал свои капиталы: у него было всего семь долларов. Жена сделала ему пакет с бельем и самыми необходимыми вещами и дала несколько сандвичей.

С этими сандвичами и семью долларами в кармане Пэддикор вышел на большую дорогу. Он решил идти в Нью-Йорк пешком, — идти до тех пор, пока хватит сил, — только бы не сидеть неподвижно на стуле, уставившись в пространство и в вечный мрак.

Далеко идти ему не пришлось.

Первый же автомобилист, увидевший на дороге слепого с белой палкой, остановил машину и спросил, куда он идет?

— В Нью-Йорк, — ответил Кларенс.

И он кратко рассказал свою историю. Автомобилист усадил слепого в машину и довез до ближайшего города, а там передал его другому, направлявшемуся на Восток. Так, меняя машины, Пэддикор добрался до Детройта. Здесь о нем уже знали, — кто-то рассказал местному журналисту необыкновенную попытку слепого отправиться пешком в Нью-Йорк. Его пригласили на радиостанцию, предложили рассказать свою историю. И так как история была трогательная и интересная — радиостанция купила слепому билет до Нью-Йорка и дала на расходы сто долларов.