Спасти Батыя! - Наталья Павлищева

– Чего много?

– Миев. Это такой бугорок, под которым вода.

– А говорил, что воды не будет.

– Это не та вода, Настя. Здесь грязная соленая жижа, глубоко, даже верблюды тонут. Это как болото, только под коркой песка.

Стало не по себе.

– А мы не можем туда нырнуть?

– Потому и едем по тропе, чтобы не угодить в мий. Лучше не рисковать. А тропу животные натоптали, они умней людей, мии знают.

Во как! Тут на пути, кроме песков, еще какие-то мии.

– И много их?

– Чего, миев? Никто не считал. Как посчитать, столько холмиков в степи?

– Но, значит, ходить опасно?

– На тропах такого нет, потому тебе и сказали, чтобы не сходила с караванной тропы.

Ой, ма-а… Вот уж не думала, что посреди степи можно наткнуться на неприятность бо́льшую, чем сильный ветер, отсутствие воды или смертная скука. Слава богу, по солончакам шли не очень долго.

Караванными путями…

Они напали неожиданно…

Погонщики хорошо знали, что впереди балка, в которой можно спрятаться, но уже столько раз караваны спокойно проходили мимо, что на сей раз кто-то проглядел. Когда вдруг засвистели стрелы, кося одного за другим зазевавшихся охранников, пришлось приникнуть к самому горбу верблюда. Но нападавшие были ловки, тугой волосяной аркан мгновенно обхватил верблюжью шею, животное рванулось, от его рывка удержаться в сидячем положении не удалось… Кустик верблюжьей колючки на земле приблизился настолько неожиданно, что даже лицо не удалось отвернуть, поцарапало. А дальше темнота, видно, удар головой был слишком сильным, меркнущее сознание успело выхватить только обжигающую боль в верхней части ноги (верблюд не лошадь, перепрыгивать через упавшего человека не станет, видно, задел ногой) и понимание, что вольной жизни конец, если не вообще всякой…

Вокруг кричали раненые и нападавшие, каждый свое, нельзя сказать, чтобы охрана не отбивалась, но четверо против десятка, да еще и расстрелянные издали, – это не в счет. Остальные быстро либо оказались тоже убиты, либо попали под аркан. Нападавшим не нужны люди, потому, перебив охрану и сильных мужчин, стегнули верблюдов, подгоняя в свою сторону.

Разбойники налетели, как степной вихрь, и унеслись с награбленным, оставив лежать на земле восьмерых и еще троих раненых, стучавших зубами. А еще двух ослов, которых вскачь не погонишь. И это в половине дневного перехода от большого караван-сарая – знаменитого Белеули! Такого давно не помнили караванщики.

Но долго страдать нельзя, мало ли что, дотемна им надо куда-то добраться. Оставшиеся в живых принялись осматривать остальных, пытаясь найти еще кого-то выжившего. Напрасно, никто не подавал признаков жизни. И похоронить, как положено, не удастся, нет никакой возможности, у них только два осла и никакой поклажи. Купцы видели в жизни всякое, они понимали, что могут быть и ограблены, и убиты, а потому только сложили погибших рядом, прочитали над ними молитвы и, взгромоздясь по одному на двух ослов, махнули рукой третьему выжившему – своему слуге, чтобы поторопился.

До ночи они сумели добраться до Белеули, правда, слуга упал замертво, а двое купцов выжили. Трясясь и проклиная все на свете, они рассказывали о нападении, стуча зубами, жадно пили воду и умоляли дать им верблюдов, чтобы ехать домой, доставали трясущимися руками из поясов зашитые туда золотые монеты для оплаты. Хозяин караван-сарая мог сделать это, но куда же ехать без охраны? Пришлось ждать несколько дней, пока не пройдет караван, к которому можно присоединиться. На их счастье, такой появился через три дня, совсем скоро осень и за ней зима, потому караван-баши торопились, пора ранней осени, когда, как и весной, самое время проходить Устюрт, не так длинна, караваны шли один за другим.

Хозяин караван-сарая подробно расспрашивал, не остался ли там кто раненый, хорошо ли смотрели. Купцы мотали головами и убеждали, что смотрели хорошо, никого выжившего не было. Если честно, то они не были в этом уверены, но не возвращаться же обратно ради какого-то охранника или погонщика, при одной мысли о том страшном месте купцам становилось не по себе.

Солнце пекло нещадно, и это в начале осени, а что было бы летом? Но размышлять об этом было невозможно из-за сильной боли и жажды.

– Пить…

А напоить некому, рядом только чахлый кустик на выжженной солнцем земле. Ни звука, ни живого голоса. У лежавшего рядом человека мутные глаза и остановившийся взгляд, он свое отжил… С трудом удалось подняться на четвереньки, чтобы хоть оглядеться. При попытке опереться на левую ногу черные мушки перед глазами замелькали так, что скрыли за собой все.

Справа сложенные в рядок погибшие, но ни верблюдов, ни ослов, ни людей не видно. Если сложили отдельно погибших, значит, не нападавшие, те просто не стали бы возиться, значит, кто-то остался жив и тоже поспешил удалиться. Это плохо, очень плохо, в одиночку посреди степи без воды и защиты погибнуть слишком легко. Глупо выжить при нападении на караван и умереть от жажды и зноя…

Аманкул прикрыл глаза, ими даже двигать было больно. Но лежать и ждать нельзя, солнце вот-вот сядет. От погибших нужно поскорее отойти в сторону, их запах может привлечь нежелательных соседей. Конечно, хищников здесь немного, но все же. А он сам не может? Кровь, даже запекшаяся, весьма привлекательна. Но сильно окровавлен погонщик не был, видно, просто сильно ударился, падая с дернувшегося верблюда. Его приняли за мертвого и оставили в степи.

Сильно болели голова и нога, явно вывих. Аманкул нащупал самое болезненное место, да… вывихнута лодыжка. Это тоже очень плохо, если на ногу не наступить, то быстро двигаться не получится. Хорошо, что он на караванной тропе, найдут, но следующий караван может быть нескоро и найти труп, ведь без воды и на караванной тропе не выживешь.

Выбора у парня все равно не было, и он, приловчившись, сильно дернул и чуть провернул. Очнувшись через некоторое время, осторожно потрогал ступню, резкой боли при любом движении уже не было, все же дедовы уроки пошли впрок, на место вывих он поставить сумел. Теперь главное – закрепить вывих и не наступать на эту ногу. Если не найдет опору, придется просто ползти на четвереньках.

Старательно обыскав погибших товарищей, Аманкул обнаружил целых два ножа. Однако не было самого нужного ему сейчас – воды. Ночью легче, а днем? Он знал, куда идти, в какой стороне ближайший караван-сарай, но делать это ночью не рискнул. Значит, надо дождаться рассвета и сразу выходить, но до этого обязательно закрепить ногу.

Ему очень повезло, среди брошенных и разбойниками, и удиравшими купцами вещей нашелся большущий дрын, вполне подходивший размерами, чтобы подставить его под мышку и на ногу не опираться. А еще очень ценная вещь – поднос, он пригодится, чтобы на рассвете собрать росу из воздуха. Роса – это влага, а влага ему сейчас была нужнее даже костыля и ножей. На душе чуть повеселело.