Екатерина Медичи - Иван Клула

В июне 1531 года секретарь Никола Ренс, живший в Риме, сообщил королю, что 9 числа этого же месяца папа ознакомился со статьями контракта в присутствии герцога Олбани, дяди Екатерины, который вел переговоры о браке с кардиналом де Грамоном. Он высказал мнение, что они «весьма разумные и что он хотел бы, чтобы они немедленно были выполнены». Однако Климент VII сделал два замечания: во-первых, в 100000 экю приданого, обещанного им за Екатериной, будут включены доходы от имущества молодой девушки во Флоренции, а во-вторых, Екатерина приедет во Францию только после осуществления брака, который может состояться в Ницце в мае 1532 года.

14 июня Климент VII в присутствии кардинала де Грамона и секретаря Ренса передал герцогу Олбани акт, скрепленный красным воском и «двумя халцедонами», содержавший его положительный ответ.

Летом заболела Луиза Савойская, мать Франциска I, затем, в сентябре 1531 года, она умерла. Это замедлило ход переговоров. Снова Климент VII отказался обручить Екатерину и только в этом качестве отправить ее ко двору Франции; тогда она оказалась бы очень удобной заложницей в руках короля и появился бы риск, что он может отослать ее обратно без всякой компенсации.

В ноябре Джон Олбани возвратился в Рим. Франциск I был обеспокоен той милостью, которую папа снова выказывал по отношению к претенденту Сфорца, и предложил Святому отцу встретиться в Ницце, чтобы выработать последние условия брака Екатерины. Он приказал передать ему, что если уж нельзя получить итальянские вотчины, то он удовольствуется просто приданым.

Это нетерпение короля Франции польстило Клименту VII, чего, впрочем, он никак не проявил.

Для него было важно скрыть свою договоренность с Франциском I, пока он ждал, что император не только официально признает его незаконнорожденного сына Алессандро в качестве суверенного правителя Флоренции, но и даст согласие на брак нового герцога со своей внебрачной дочерью Маргаритой. Известно, что именно эти вопросы[39] стояли на повестке дня во время встречи в Болонье в декабре 1532 года, где также обсуждалась необходимость созыва общего церковного собора и создания союза против турок.

Когда в мае 1533 года Климент VII покинул Болонью, он договорился не только о браке Алессандро с Маргаритой, но и о браке Екатерины Медичи и Генриха Орлеанского, к великой досаде Карла V. Это было настоящим шедевром дипломатической хитрости: до последней минуты, как свидетельствует историк – современник описываемых событий Франческо Гиччардини, император верил, что Франциск I не воспринимал дело всерьез и не мог согласиться, чтобы один из его сыновей имел супругу, стоящую по рангу ниже него. Эти иллюзии позволили представителям Франции – Джону Стюарту, герцогу Олбани, и кардиналам де Грамону и де Турнону довести переговоры до конца и при этом не чувствовать себя связанными.

Пока шли все эти переговоры, в которых разыгрывалась судьба Екатерины, она находилась во Флоренции, куда Климент VII ее отправил в мае 1532 года. Во Дворце Медичи она встретилась со своим старым родственником Оттавиано Медичи, верным хранителем имущества семьи, и своей кузиной Марией Сальвиати, вдовой кондотьера Джованни Медичи, прозванного Джованни делла Банде Нере, со славой погибшего в 1526 году. Мария, как когда-то ее мать Лукреция в Риме, была чем-то вроде гувернантки Екатерины. Ее другом и товарищем по играм был сын Марии – ее кузен Козимо, которому было уготовано великое будущее, потому что ему было суждено в 1537 году стать преемником Алессандро, герцога Флорентийского, когда тот будет убит Лоренцино Медичи.

Екатерине только что исполнилось тринадцать лет. Венецианский посланник Антонио Сориано наблюдал за ней до ее отъезда в Рим: «Она, – писал он, – маленького роста и худощава; ее черты нельзя назвать тонкими, а ее глаза навыкате такие же, как и у всех Медичи». Именно в этот момент появляются первые официальные портреты: в Риме Себастьяно дель Пьомбо начал писать картину, которая[40] осталась незаконченной и хранилась в личных апартаментах папы. Во Флоренции художник Джорджо Вазари, которому в то время было всего лишь двадцать лет, по поручению герцога Алессандро писал портрет Екатерины во весь рост и в профиль для ее жениха герцога Орлеанского. В это же время были выполнены еще несколько портретов, один из которых, возможно, принадлежит кисти Анджело Аллори, прозванного Бронзино. Он также был автором портрета герцога Алессандро, который теперь выставлен в Галерее Церемоний; сеансы позирования давали возможность пошалить – так, Вазари сделал эскиз картины, а Екатерина ее испачкала, пока художник обедал, до такой степени, что превратила свой собственный портрет в портрет мавританской женщины.

Год 1532 прошел в учебе и развлечениях. Екатерина не пропускала ни одного праздника. Она присутствовала на всех кавалькадах и народных состязаниях, организованных братствами флорентийских кварталов – «Державами». Участвовала в официальных церемониях: в ноябре 1532 года – на торжественном вступлении нового архиепископа; в апреле 1533 года – на встрече юной невесты герцога Алессандро – Маргариты, внебрачной дочери Карла V. По этому случаю Екатерина возглавляла свиту дам: она не пропустила ни пир, ни скачки быков, ни танцы.

Тем временем в Риме полным ходом шла подготовка к свадьбе. В июле была уже решена поездка папы и Екатерины, когда пришло тревожное известие. 23 июля в Риме было получено сообщение из Франции: Франциск I, выехавший из Лиона в Прованс, тяжело заболел. Все были в растерянности. Было запланировано, что к 10 августа Екатерина должна была первой выехать по дороге на Ливорно и Спацию, чтобы затем морем отправиться в Ниццу и прибыть туда 3 сентября.

Итак, 12 августа она все еще не могла уехать, потому что из Франции не было никаких вестей. 15-го прошел слух, что герцог Савойский отказывается предоставить свой город Ниццу в качестве места встречи между папой и Франциском I. Новость подтвердилась: герцог действовал под [41] давлением Карла V. Тогда было решено перенести место встречи и церемонию либо в Тулон, либо в Марсель.

Эти досадные помехи не помешали герцогу Олбани приехать во Флоренцию в сопровождении семидесяти дворян, которые должны были стать почетной свитой Екатерины. 28 августа Франциск I приказал передать своей будущей невестке через графа де Тоннерра великолепные драгоценности в качестве поздравления с благополучным прибытием.

Приданое невесты стало предметом тщательных переговоров между двумя дворами. Брачный контракт уточнял денежное участие Рима и Франции.

Климент VII давал за «герцогиней Урбинской» объявленное для всех приданое в 100000 золотых экю, к которым он добавил 30000 экю, чтобы компенсировать отказ Екатерины от родового имущества Медичи. Вся сумма должна была выплачиваться в несколько приемов: 50000 экю будут немедленно выплачены в Марселе или Лионе, а остаток – двумя равными частями раз в полгода.

Король же обеспечивал герцогу Орлеанскому ежегодный доход в 50000 турских ливров и признавал как наследство, оставленное Екатерине мужем, ежегодную ренту в 10000 ливров и замок Жиен.

В одной из статей контракта перечислялось содержимое роскошного гардероба-приданого невесты: тонкие вышитые изделия, драгоценные ткани, надкроватные занавески из золотой ткани, а главное, множество драгоценностей. Чтобы его собрать, герцог Алессандро заставил Флоренцию дать займ в 35000 экю на ремонт крепостных укреплений. К этим богатствам, естественно, добавилось личное имущество Екатерины.

Драгоценности и драгоценные камни, подаренные новобрачной Климентом VII, были настоящим произведением искусства и стоили состояние. Мы знаем, что было в списке сокровищ, подписанном Франциском I, когда посланец папы Фелиппе Строцци вручил их королю. Они были оценены в 27900 золотых экю. Самыми прекрасными были золотой пояс, украшенный восемью рубинами фиолетового оттенка и бриллиантами, стоимостью в 9000 экю; большой [42] ограненный бриллиант стоимостью в 6500 экю, вправленный в золотое кольцо, покрытое эмалью бежевого, черного и белого цветов; убор, так называемый «изумрудный лист», поддерживаемый тремя кольцами, покрытыми эмалью «в форме бриллиантового острия» со свисающей грушевидной жемчужиной.

Так, благодаря Екатерине, драгоценности Французской короны увеличивались в количестве и улучшились в качестве. Среди них были самые красивые и самые крупные жемчужины, каких никто до тех пор не видел. Позже Екатерина подарила их королеве Марии Стюарт, супруге своего старшего сына, и та увезла их с собой в Шотландию; затем их конфисковала Елизавета Английская, которая, казнив королеву Шотландии, бесстыдно надевала ее драгоценности.

Долгое время считалось, что три самых знаменитых драгоценности Короны были привезены во Францию Екатериной: Неаполитанское яйцо – рубин фиолетового оттенка с большой грушевидной жемчужиной, Миланский шип – бриллиант с шестью верхушками и Генуэзская таблица – «продолговатый рогатый бриллиант». Эти три драгоценности упоминаются в каталогах королевской казны, первая – до 1551 года, а две другие – до 1570 года. По своей сборке они не совсем соответствуют драгоценностям новобрачной, но вполне вероятно, что со временем поменяли расположение камней. В этом случае название камней было напоминанием об обещании, данном папой королю – помочь ему в возвращении итальянских владений, что было оговорено в секретных статьях брачного договора.