Инспектор Антонов рассказывает - Райнов Богомил

Дора на миг останавливается, делает последнюю затяжку и тушит сигарету в пепельнице.

— В общем-то я знаю Филиппа лишь с того времени, как он закончил учебу. А спустя несколько месяцев произошла ссора, и Филипп перебрался в сарай.

— Какой еще сарай?

— Есть у них домишко в Симеонове. Раньше там жила их мать, но она умерла, и Филипп переселился туда.

— А как произошла ссора?

— Ссора получилась из-за денег. Но деньги — это лишь окончание всей истории. Как я вам говорила, Филипп не только не испытывал благодарности к брату, но напротив, доброта Марина его постоянно раздражала, и он словно искал случай вывести брата из терпения, чтобы доказать ему, или себе, или другим — не знаю, тут трудно разобраться, — словом, вообще доказать, что Марин не столько добр, сколько рисуется, и что вся его братская любовь — одно лицемерие… Все это, как вы понимаете, мои предположения, и вы можете не обращать на них внимания, но раз уж вы хотите, чтобы я вам рассказала все…

Она на миг остановилась, как будто снова потеряла нить своих рассуждений.

— Продолжайте, рассказывайте так, будто думаете. Нам некуда спешить.

— О том, что я думаю, я вам и рассказала. Мне остается лишь перечислить факты. Филипп брал машину Марина, когда ему вздумается, даже не спрашивая у брата разрешения. Больше того, когда Марин предупредил его, что машина нужна ему для поездки в провинцию, Филипп угнал машину и два дня не возвращал. Именно тогда Марин и подал заявление, но, когда он понял, что это работа Филиппа, он взял заявление обратно. В другой раз Филипп продал фотоаппарат Марина. В третий раз вытащил деньги из письменного стола. Но венцом всего дела стали доллары.

— Доллары?

— Ну да, эти самые деньги.

— Я не понял, что речь шла о долларах.

— В них-то все и дело. Марин должен был лететь за границу и с присущей ему аккуратностью еще с вечера положил в карман пиджака валюту с разрешением на провоз, паспорт, билеты на самолет. Утром Филипп встал раньше брата и со свойственным ему бесстыдством вытащил тайком половину суммы, лежавшей в пиджаке. Марин не мог этого заметить. И никто, конечно, не имел и понятия обо всей этой истории. И вот Филипп торжественно заявляется в «Берлин» — тогда компания проводила время в «Берлине» — и предлагает нам прогуляться в «Кореком»1, где и одаривает всех нас на краденые доллары.

— Щедрый малый.

— Да, он и вправду не скряга. Только он делает все это не от щедрости, а для того, чтобы блеснуть. В этом он весь, Филипп, — блеснуть, поразить, чтобы все вокруг попадали. Может быть, эта страсть к эффектам идет от того, что Марин всегда его заслонял, может, это от характера, но Филиппа хлебом не корми — дай только блеснуть.

— И блеснул?

— Блеснул и… треснул. Марин впервые вышел из терпения и, вернувшись из-за границы, строго предупредил брата, что, если он не восстановит суммы в долларах, о краже узнает милиция. Потому что, кроме всего прочего, часть денег была предназначена для покупки каких-то материалов, и, поскольку Марин не смог их купить, получалось, что он истратил деньги на себя. В общем, все так переплелось, что Марин был просто взбешен, и Филипп в первый раз испугался.

Дора на миг умолкает, достает из сумки пачку сигарет с фильтром, и я испытываю угрызения совести, понимая, что она курила мое «Солнце» только из вежливости. Она щелкает зажигалкой и дважды затягивается, словно набираясь храбрости.

— Ну и потом?

— Потом… — Женщина опускает глаза. — Потом Филипп перебросил меня Марину…

Дора замолкает. Я тоже молчу.

— Пришел к обеду… Тогда уже ходили в «Бразилию»… И в первый раз у него был помятый вид. Он стал говорить, что нужно как-то восстановить потраченные доллары, что в этом замешаны мы все, потому что тратили их сообща, и только тогда объяснил нам, откуда эти доллары, и мы, конечно, проглотили языки. И тогда Спас говорит: «Пусть пойдет Магда, она собьет его с панталыку…» А Филипп говорит: «Ты не знаешь, что это за человек.

Вот если бы Дора захотела провернуть это дельце, наши шансы были бы выше, потому что только она может держать себя на высоте…» Ну, я вначале подумала, что он говорит просто так, а когда поняла, что он не шутит, почувствовала себя, как ошпаренная, потому что мы с Филиппом встречались по-серьезному и я воображала, что он любит меня и что вообще прошлое позади. И тогда я сказала ему при всех: «Почему же нет, я пойду. Раз я получила на те деньги шерстяную кофту, значит, надо идти…» — и подумала, что это его заденет, но он даже обрадовался, и я сказала себе: «Значит, все равно нет выхода из этого болота, и тогда почему же не пойти, куда же еще идти, раз нигде нет избавления…»

Женщина снова замолкает, все так же глядя на свои туфли, облизывает пересохшие губы и тянется к сигаретам.

— Я пошла. Как знакомая Филиппа, озабоченная его положением и в страхе, как бы он не вздумал покончить с собой. Кто-кто, а уж он-то с собой не покончит! Но держалась я, конечно, на высоте. Разыграла номер точно по сценарию. Лгала, что Филипп уже почти затянут в страшное болото и находится в таком сильном шоке, что если сейчас ему помочь и простить его, то он наверняка исправится. И Марин со свойственной ему добротой, вместо того чтобы беспокоиться о долларах, начал беспокоиться о Филиппе и говорить, что с долларами он как-нибудь уладит, а сейчас важно уберечь Филиппа от какой-нибудь глупости.

Она останавливается и наконец обращает ко мне темный, словно погасший взгляд.

— Это все. Думаю, что остальное вас не интересует.

— Да, конечно. Я хочу только понять еще одну деталь.

— Какую?

— Связи Филиппа и компании с иностранцами, вроде Асе- нова…

— Я не знаю, какими данными вы располагаете, но, насколько мне известно, Филипп, несмотря на весь свой цинизм, не из тех типов, что продают женщин за доллары.

— Возможно. Но он искал все же контакты с иностранцами в ходе своих развлечений.

— Я лично знаю о двух таких контактах.

— А именно?

— Один — с Асеновым. Вы должны иметь в виду, что Филипп не на шутку решил женить Асенова на Магде.

— С какой целью?

— Всех целей Филиппа не угадаешь… Избавиться от Магды. Или устроить себе приглашение в Мюнхен. Или создать источник для получения валюты. Как знать?

— А вторая связь?

— Вторая, точнее первая, — это австриец, Кнаус. У него как будто были какие-то похождения с Магдой, но он совсем не сходил с ума по ней, и связи Филиппа с Кнаусом держались скорее на основе совместных кутежей — бар «Плиска» и так далее. Австрийцу Филипп понравился, потому что Филипп умеет вести себя в любой компании. Кнаус даже пригласил Филиппа в гости, в Вену, и тот одно время собирался хлопотать о получении паспорта.

— Что-то предпринимал или только собирался?

— Он просил брата помочь ему получить паспорт, но на этот раз, не знаю почему, Марин не выказал желания действовать. Это особенно сильно озлобило Филиппа, и дельце с кражей долларов он состряпал как раз после истории с паспортом.

— А почему он сам не подал документы для получения паспорта?

— Потому что тогда отказали в паспорте Спасу. Спас просил паспорт для поездки в Югославию. Филипп, вероятно, и подучил Спаса, потому что он смотрел на это дело как на пробную операцию. Но Спасу отказали, и Филипп решил повременить со своим заявлением.

— Понятно, — говорю. — Спасибо вам за откровенность. И простите, если я вас замучил.

Дора встает, раздавливает в пепельнице окурок, который и без того уже потух, устало кивает головой и, не глядя на меня, уходит.

Да-а. Все эти истории — богатейший материал для изучения характеров, но с точки зрения следствия стоят не очень много. Особенно если иметь в виду, что нужно торопиться и что все мои находки пока на далекой периферии. А центр, как можно догадаться, там, на пятом этаже, в изящной квартирке, а точнее, на кровати, которая там находится. Человек в форме вопросительного знака, неподвижно лежащий поверх мягкого одеяла в пододеяльнике.

Люди, подчас даже с самыми благими намерениями, иногда преувеличивают недостатки своих ближних. На языке философии это называется субъективным отражением объективной реальности. Поэтому чем больше минусов накапливается на данной единице, тем сильнее вырастает у тебя желание лично познакомиться с. этой единицей, чтобы понять, действительно ли она, как величина, настолько отрицательна.

Короче говоря, наведя некоторые справки, в тот же день, после обеда, я беру служебную машину и мчусь по дороге на Симеоново, обращая внимание по пути на весеннюю свежесть лесов, цветущие поляны, наполненный птичьим пением воздух и все прочие прелести, которыми доверху набиты детские хрестоматии.

Останавливаюсь на месте, где, по моим предположениям, должен находиться искомый сарай, но не обнаруживаю никакого сарая. Небольшой вишнево-яблоневый садик, утонувший в белом цвету, и кокетливая дачка. В общем, продолжение воспоминаний о первом букваре. Выхожу из машины, чтобы поподробнее изучить обстановку, и только собираюсь оглядеться с надеждой обнаружить следы таинственного сарая, как из дачки выходит высокий мужчина.