Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю - Лариса Сафо

По выходу из тюрьмы Захарка был с помпой встречен городскими правозащитниками, но настойчиво уклонился от жарких объятий борцов за чистоту литературного языка подобно главе острова Свободы от снисходительных похлопываний по плечу американского президента. Засим растворился приторным кальянным дымком в свете яркого весеннего дня.

Стопы же свои Красин направил к собратьям по ночлегу на привокзальной площади, ибо зла на них не держал и попал в узилище по своей воле. Он коротенько посвятил бездомную братию в суть своего замысла и по-станиславски распределил роли.

В это время привокзальная площадь загудела закипающим самоваром на обеденном столе. Единственный проходящий через Дерябино поезд выдавил из себя на оплёванный перрон суетящихся пассажиров и двух хранящих безмятежный вид пиарщиков из стольного града. Цепкий взгляд бомжа Захарки тут же выделил франтоватых господ из многоликой толпы.

А о прибытии имиджмейкеров из Москвы ему проболтался закоренелый местный либерал – риелтор Крутиков Модест Петрович. Тот был угнетаем им в местном узилище злоречивыми словами во всё время пребывания в нём Красина. Очередной словесный выпад Захарки долготерпеливый сиделец с видом поймавшего в лапы суслика сыча кровожадно парировал:

– Завтра днём по «железке» прибывают к нам имиджмейкеры из сердца страны. Нанял пиарщиков мой соучастник по либеральному подполью по просьбе мэра, ставленника партии порядка. Но на самом деле они будут трепать вымя патриотической корове и оводами крутиться над её головой. А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь!

Почему-то идейный жулик Модест Петрович аргументировал свои мысли выдержками из старорежимных басен и в этом пассаже своей привычке не изменил. Упоительная же новость пришла к нему от поддерживающего с ним приятельские отношения начальника отдела по социальной политике городской администрации Безвольного Аркадия Дмитриевича. В знак утешения и скорого освобождения из каземата новым хозяином города. Тот, по его разумению, обязательно проявит снисходительность к частнособственническим выкрутасам Крутикова.

И рождённый в зловонной тюремной атмосфере план Захара Тимофеевича по насильственному внедрению в избирательную кампанию градоначальника начал обретать реальные черты. Бомж вкрадчивым манером подкрался к столичным мажорам и стал слезливо предлагать свои услуги носильщика за бутылку дешёвой водки. Те, ничтоже сумняшеся, восторженно согласились.

Захарка подхватил увесистую ручную кладь барствующих господ и засеменил по каменному полу вокзала, торя путь к выходу на площадь. Залётные гости поспешили за ним. И тут в ноги Захара Тимофеевича бросилась размалёванная тётка с испитым лицом и вываливающимися из растерзанной кофты грудями. По-цыгански надрывно она жалобно заголосила:

– Вернись ко мне яхонтовый, ненаглядный мой! Вернись!

Царапая рваные ботинки Захарки обломанными ногтями, довёдшее себя до состояния среднего пола лицо забилось в судорожных конвульсиях. Тот выронил кожаные чемоданы пиарщиков на вокзальное покрытие и сочувственно склонился над ней исхудавшим торсом. А привлечённые истошными воплями полураздетой женщины пассажиры взяли в плотное кольцо живописную кампанию. Имиджмейкеры с трудом вырвались из осады и токмо тогда вспомнили о своих пожитках. Энергично растолкав осаждающих бабу людей геркулесовыми локтями, они вырвали Захарку из центра круга. Тётки же и след простыл, равно как и ручной клади.

Пиарщики вытолкали несостоявшегося носильщика на разогретый солнцем воздух и учинили тому зубодробительный допрос. И Захар Тимофеевич с рвением пленённого диверсанта вызвался им помочь в поиске испарившихся чемоданов.

Вся малочисленная кавалькада тронулась в направлении домов частного сектора. Незаконные строения опятами облепили привокзальную площадь и стоически держались за свою землю. Впрочем, дни нелегальных избушек были сочтены: все кандидаты в мэры хозяина города клялись уничтожить противоправное поселение на корню.

А последнее, что запомнили столичные залётные гости, перед тем как оказаться в плацкартном вагоне поезда на Москву через неделю – это зловещий скрип открывающейся двери, истошное квохтанье и неистребимый запах сивухи. Да, ещё бульканье во рту травянистой жидкости зеленоватого оттенка – несколько капель её зелёнкой окрасили ландышевого цвета рубашки имиджмейкеров. Кто они, куда едут и зачем не ведали. И снятые с поезда за безбилетное проникновение пиарщики так и потерялись на бескрайних российских просторах.

Зато в дерябинской гостинице «Приют» появились два чисто выбритых, напомаженных фанфаронов. В них не угадывались черты Захара Тимофеевича Красина и выдворенного женой из родной квартиры за пьянство бывшего хирурга городской больницы Гладова Александра Александровича. Они были надёжно укрыты за толстыми стёклами тёмных очков без диоптрий и тонким слоем пудры.

В этом собственно и заключался план Захарки по изобличению коварных планов либералов и низведению приспешников капитала до состояния половой тряпки. Его политические симпатии были на стороне умеренных социалистов и он «елико возможно» вознамерился им помочь таким экзотическим манером.

Поселение же бывших бомжей в отель ознаменовалось сверканием перстней на пальцах перед сомлевшим администратором, букетиком из найденных в портмоне пиарщиков хрустящих изумрудных купюр и отказом предъявить паспорта в целях конспирации.

По вселении в кричащий роскошью люксовый номер, Захарка под видом столичного имиджмейкера связался с начальником отдела по социальной политике городской администрации Безвольным Аркадием Дмитриевичем, чья визитка покоилась в нагрудных карманах пиджаков столичных гостей. Тот давно поджидал московских умельцев по стирке грязного белья проворовавшихся господ и даже начал беспокоиться по поводу длительного отсутствия прачек. Между ними состоялся презабавный разговор. Аркадий Дмитриевич приглушённым голосом идейного доносчика спросил мнимого пиарщика:

– Как здоровье вашего патрона? Долгие ему лета… Кстати, укропа передал достаточно? У нас тут грандиозная засолка перезрелых овощей предвидится. И недозрелых, кстати, тоже.

Не посвящённый в тайны шифра Захарка перестуком в тюремную твердь заметил на всякий случай:

– Не совсем… Но, даст бог, хватит и на тех, и на других. Ждём вас на постоялом дворе «Приют» завтра утром.

После скоротечной беседы с законсервированным в городской администрации космополитом наделённый недюжинным умом Красин проник в тайный смысл его вопросов. И не без воодушевления обнаружил в двойном дне чемоданов москвичей долларовые залежи, то бишь пучки укропов. Стало понятно и кого подразумевает под перезрелыми и недозрелыми овощами подсевший на измену Аркадий Дмитриевич: партию порядка, радикальных коммунистов и умеренных социалистов.

А приветившая новых постояльцев администратор сочла насущным долгом временно покинуть свой пост и проникнуть в кабинет хозяина гостиницы Сергея Павловича Вьюна. По навеянному «пакетом Яровой» размышлению сделать это было необходимо. Тут на днях одна московская подружка презентовала ей белоснежное целлофановое изделие с выведенными на нём чёрными буквами словами «пакет Яровой». Вот она и вдохновилась.

Потерявший единственную дочь Анастасию в прошлом году Вьюн между тем был погружён в неизбывную меланхолию, которая не покинула его и при виде ладно сколоченной фигурки сотрудницы. Что, впрочем, не мешало ему блюсти свои интересы и бдеть за порядком в фешенебельном отеле.

– Сергей Павлович, – робко начала доклад администратор, поглаживая располневший карман фирменного пиджака. – Я тут москвичей поселила без паспортов. На вид приличные господа – в очках и без бород. Говорят – прибыли инкогнито и с тайной миссией из центра. Вы – не против? Наверное, это с выборами мэра как-то связано.

Из всех осиротевших отцов Сергей Павлович единственный потерял интерес к политике: оставил опостылевшую супругу, женился на бывшей своей кухарке и ждал первенца мужеского пола. Идти на выборы не собирался, и вносить посильный взнос в избирательный фонд партии порядка бесстрашно отказался: дерябинские гостиницы «Приют» и «Приют+» перешли к нему по наследству и экспроприации не подлежали. Как ими завладел его достопочтимый папаша никому неизвестно – разве что раскалённому паяльнику и разогретому докрасна утюгу.

И Вьюн рассеянно выпроводил администратора вон и выплыл из кабинета, дабы лично убедиться в лояльности столичных гостей существующему режиму. При виде заставленного знакомой снедью журнального столика в номере беспаспортных постояльцев он пришёл в расчудесное состояние духа: в гостиничном буфете хозяйничала его новоявленная жена и не без успеха для семейного бюджета. О чём свидетельствовала и подаваемая им ежегодно декларация о доходах. По ней выходило, что пищевая точка приносила сопоставимую с добычей якутских алмазов прибыль.