Император Сухоруков - Василий Кленин

кроху радости, когда смог добраться до девчачьих даров. Махонькая, но победа в партии, где пока мне ставят шах за шахом.

Взялся за горлышко кувшина, только поднять его не смог. Подтянул к нему морду лица и принюхался: у воды определенно был какой-то легкий запах. Пить хотелось жутко. Я медленно наклонил сосуд на себя, присосался к горлышку. Сделал два больших глотка, пролив вокруг себя вдвое больше. Ну что — неприятно теплая, застоявшаяся вода. Надеюсь, не сдохну.

Переполз к подносу. В миске находилось что-то вроде каши. Вернее, какой-то отварной крупы. Отварной до состояния клейстера. Причем, «каша» была густо замешана с чем-то бурым, неоднородным. Мой желудок, уже слегка управляемый разумом цивилизованного психолога, не вылезающего из эстетских кофеен, судорожно сжался. Пришлось глубоко продышаться, после чего я осторожно понюхал содержимое миски. Несло чем-то кислым и горьким одновременно, а не ароматами масла и молока.

«Не, — поморщился я. — Не настолько сильно я голоден».

Левая — относительно здоровая — рука потянулась к вареному овощу. Еще теплый. Поднес к лицу один кусок и подозрительно обнюхал. Вообще ничего не почуял.

«Вода б такой была!» — пробурчал я и, затаив дыхание, укусил. Однородная масса была хорошо проварена, но совершенно безвкусна. Соли нет! Вот с солью я бы это поел с удовольствием! А так… а так поем без удовольствия. Надо же хоть что-то в себя закинуть.

Дожевал пресный корнеплод, запил парой глотков затхлой воды и откинулся обратно на спину. В комнате стало совсем темно. За окном вечерело, но солнце еще точно не зашло. А в помещении был кромешный полумрак. Никогда не задумывался о том, как же люди жили без банальных лампочек! Одну такую не заменит десяток факелов. Может, и сотня. Здесь всюду царила тьма, а люди отвоёвывали у нее жалкие клочки освещенного пространства.

Для меня же тут вообще ничего не отвоевывали! Зачем этому полудохлому свет? Без ночника обойдется. Тем более, что полумрак мне не сильно и мешал. Вот же блин! Я только сейчас понял, что никогда в жизни не видел мир так ясно, сочно, в деталях. Хоть в чем-то мне повезло с этим телом: у пациента было просто превосходное зрение. Конечно, насколько его мог оценить я — человек с наследственной близорукостью, привыкший видеть мир в тумане с самых ранних лет. Теперь же! Теперь я вглядывался в полоток и видел трещины в штукатурке, зернистые разводы копоти. Разводы слегка кружились в странном беззвучном танце, потолок медленно уходил в небо…

— Я еще живой, — шептали мои губы, когда глаза сомкнулись, и сон тихо кутал уставший разум.

Глава 2

Соматические решения

— Нееееет… — отчаянно застонал я, когда открыл глаза и не увидел привычной квартиры, стола с ноутом, стильных шторочек на окне. Осознание утраты родного мира с прежней силой навалилось на меня.

«Это не сон, господи! — возопил я всуе. — Ну, за что!?»

Попытался проговорить вчерашнюю мантру, но теперь это совершенно не помогало. Мне снился дом, снилась счастливая прежняя жизнь — а тут ее резко отняли, сунули в мерзкий гадюшник… Я натянул простыню на голову, только бы не видеть окружающее меня паскудство.

Но жизни плевать на твои страдания. У жизни свои планы. Вот и сейчас я не смог сконцентрироваться на глобальных несчастьях: жутко хотелось в туалет. По большому — умеренно, а вот по маленькому — хоть заливай всё вокруг!

Спустил тряпку, повернулся, приподнялся на руках и тут же рухнул. Совсем забыл, что вместо правой руки у меня скрюченное недоразумение. Да как мне жить с ней?! Зарычал с досады, сел в постели, оперевшись на левую руку и огляделся. Вообще, в комнате вдоль стен стояло много разных вещей: сундучки, полочки с мелкой утварью. Но я искал конкретную вещь — ночной горшок. Я точно где-то читал или видел, что древние короли гадили в изысканные фаянсовые горшки. Увы: в моих апартаментах ничего подобного не обнаружилось. И вчерашние кувшин с подносом унесли — а я уже был готов и туда отлить!

Кряхтя и постанывая, поднялся на ноги. Голова резко закружилась, я спешно оперся рукой на стену, понимая уже, что мне поможет только левая. Ноги были словно «отлёжанные», всё норовили сложиться, но старанием и волевым усилием их уже можно было заставить двигаться. Правая, действительно, работала чуть хуже — мне вчера не показалось. Похоже, моему телу когда-то сильно досталось — и досталось правой стороне. Рука вообще почти перестала расти и функционировать, нога пострадала в меньшей степени. Мне даже показалось, что она чуть короче левой.

Однако философствовать было некогда. Я прицелился на окно, понял, что не «дострельну» — очень высоко. Оставалось идти наружу и… как-то решать вопрос. Ссаться в постель, как немощный, я отказывался категорически.

Было страшно. Страшно идти на первый контакт с дикарями. Что я им скажу, как покажу? Показать-то можно… но не будет ли выглядеть странным, что владыка жестами объясняется?

Верно говорят, что нет более целеустремленного человека, чем тот, кто хочет в туалет. Отбросив рефлексию, я по стеночке двинулся к занавеси. Выглянул в темный коридор — там тут же всполошно вскинулась какая-то тетка. Вытаращилась на меня, потом опомнилась, скрючилась в позу почтения. Я еще мучительно размышлял, как к ней обратиться и поведать о своих нуждах… а оказалось это и не требуется. Тетка взяла меня под локоток и, что-то успокаивающее бормоча, повела во тьму переходов. Шагов тридцать — мучительных, неуверенных шагов — и мы оказались перед маленькой клетушкой из кирпича, которую даже не стали штукатурить. Дырка в полу и наклонный желоб, ведущий вниз, не оставляла сомнений в функциональном назначении этого домика кума Тыквы. Отстранившись от моей спасительницы, я прошел внутрь. И понял, что у клетушки не было ни двери, ни шторочки. А тетка стояла напротив в почтительной позе и не сводила с меня глаз (хоть, это и было трудно сделать).

«Вы что, мадам, наладились лицезреть весь процесс?» — округлил я глаза, не зная, как еще показать свое… несогласие. Женщина всем своим видом показывала, что не понимает моих намеков. Ну… ок. Я планировал сразу оба дела сделать, но можно обойтись и маленьким. Отвернусь от нее и совсем не буду стесняться. К тому же, не факт, что мои непослушные ноги удержат тело на корточках.

Я отвернулся и принялся одной рукой распутывать кусок ткани, которым были обмотаны таз и промежность. Выходило плохо, я толком не понимал, как оно намотано. Дергал, дергал — и вдруг