О героическом энтузиазме - Джордано Бруно

Он влеком объектом, к которому обратился намеренно, — единственным лицом, которое его удовлетворяет и заполняет его міысль; лишь единственной красотой любуется он, наслаждается и обещает остаться привязанным к ней, ибо дело ума есть не дело движения, но покоя. И лишь в этом усматривает луч солнца, который его убивает, то есть составляет последнюю цель его совершенствования, он пылает единственным огнем, то есть сладостно тает в единой любви.

Чикада. Почему любовь названа огнем?

Тансилло. Оставляя в стороне прочие соображения, пока ограничусь следующим: любимое превращается любовью в любящего так же, как огонь, наиболее действенный из всех элементов, способен превратить все остальные простые и составные элементы в себя самого.

Чикада. Продолжай.

Тансилло. Он знает лишь один рай, то есть главную цель, потому что рай обычно означает цель, в которой то, что абсолютно в истине и существе различается от того, что есть подобие, тень и соучастие. Первый модус не может быть более, чем одним, как не может быть больше, чем одним, последнее и первое благо; вторых же модусов бесконечное число.

Любовь, судьба и цель моих заботГнетет и манит, мучит и ласкает;Амур безумный к красоте влечет,А ревность — та на гибель обрекает.Любовь то явит рай, то оттолкнет,То жалует блага, то отнимает;Душа и сердце, дух и разум мойТак погружаются то в лед, то в зной.Настанет ли конец войне?Кто — тот, в чьей власти скорбь сменить на радость?Кто мирного труда пошлет мне сладость?(Кто в небеса откроет двери мне?)Кто прекратит мои мученья,Кто напоит мой жар и утолит влеченья?

Здесь показываются причина и происхождение, которые зачинают страсть и порождают энтузиазм, чтобы вспахать поле для муз, рассыпая семя своих мыслей, томясь жаждой любовного служения, раздувая в себе жар страстей вместо солнца и влагу очей вместо дождей.

Поэт выдвигает четыре вещи: любовь, судьбу, объект, ревность. Тут любовь не является низостью, неблагородным и недостойным двигателем, но героическим властителем и своим собственным вождем. Судьба есть не что иное, как фатальное расположение и порядок событий, коим) любовь подчинена в своей участи. Объект есть предмет любви и коррелятив любящего. Ревность несомненно есть стремление любящего к любимому, и это нет нужды объяснять тому, кто вкусил любовь, о которой напрасно пытаться говорить всем прочим. Любовь вознаграждает, потому что любящему нравится любить: тому, кто истинно любит, не хотелось бы не любить. Поэтому и я не хочу упустить случая сообщить то, что показано в следующем моем сонете.

Почетная и сладостная рана —Стрелы Амура избраннейший дар.Высокий, смелый, драгоценный жар,Что душу мчит на крыльях урагана, —Нет снадобий на свете, нет дурмана,Чтоб сердце оторвать от этих чар:Чем яростнее жжет меня пожар,Тем казнь свою люблю все боле рьяно.О новый, редкий, сладостный недуг!Смогу ль, скажи, ярем низвергнуть твой,Когда гоню врача, а боль лелею?Взор — госпожи моей стрела и лук —Рази быстрей, ранения удвой,Раз так прельщен я пыткою моею!

Судьба мучает несчастными и нежданными успехами, потому ли, что заставляет субъекта уважать менее достойный для использования объект и менее соответствующий достоинству, или оттого, что не вызывает взаимного ответа, либо же по каким-нибудь иным причинам и встречным препятствиям. Объект удовлетворяет субъекта, который не питается ничем другим^ не ищет ничего другого, не занимается чем-либо иным и тем самым изгоняет всякую другую мысль. Ревность разочаровывает, хотя она — дочь любви, от которой происходит, и спутник той, с которой всегда идет вместе, равно как признак ее самой, потому что ревность считается необходимым) следствием того, в чем она проявляется (как это может быть показано в опыте ряда последовательных поколений, когда по безразличию к местонахождению и по тяжеловесности ума меньше проявляют понимания, мало любви и вовсе не ревнуют); однако своим родством, дружбой и значением ревность потрясает и отравляет все то, что есть красивого и хорошего в любви. Это именно я и сказал в другом моем сонете:

Любви и зависти неистовая дочь,Меняющая отчью радость в стоны,Стоглазый Аргус зла, незрячий крот закона, —О Ревность, злой тиран, чью плеть терпеть невмочь,Ниспровергающий людское счастье в ночь,С зловоньем Гарпии, с злорадством Тизифона;Жестокий суховей, что косит без препоныЦветы моих надежд и их уносит прочь;Зверь, ненавидящий и самого себя;Вещунья горестей, не знающих исхода;Боль, наводняющая сердце, все губя;О, если б у тебя отнять ключи от входа!Как было бы светло нам в царствии любви,Когда б не погрязал мир в злобе и в крови!

Добавь к сказанному, что Ревность иной раз есть не только смерть и разрушение любящего, но часто убивает самую любовь, — в особенности когда порождает негодование: ведь Ревность настолько раздувается этим своим детищем, что отталкивает любовь, и начинает пренебрегать объектом, и даже вовсе перестает считать ее своим объектом.

Чикада. Разъясни теперь другие вытекающие подробности, то есть почему Амур именуется неразумным отроком?

Тансилло. Все скажу. Безумным отроком называется Амур не потому, что он таков сам по себе, но оттого, что он больше всего дает такие советы и сам находится под влиянием таких внушений. Ведь часто он умственно и умозрительно более одарен, выше поднимает творческие способности и более очищает ум, делая его более развитым, усердным и проницательным, двигая его к героическому воодушевлению, подъему сил и величия, используя желание нравиться и превратить себя в достойного любимой. Зато в других случаях (а это бывает чаще всего) он — глупец и безумец, так как эти состояния он выводит из собственных чувств я гонит их к крайностям, приводит ум, душу и тело к невязке и к неспособности соображать и различать то, что им подобает, и делает их более гадкими, презираемыми, осмеиваемыми и порицаемыми.

Чикада. Простой народ и пословица говорят, что любовь делает стариков безумными, а молодых мудрыми.

Тансилло, Эти неудобства случаются не со всеми стариками и не со всеми молодыми, но верно в отношении одних — хорошо уравновешенных, и других — плохо уравновешенных. И при этом верно, что тот, кто может любить осмотрительно в юности, тот будет любить без заблуждений и в старости. Однако даром тратят время и вызывают смех те, которым в зрелые годы Амур вкладывает в руку азбуку.

Чикада. Скажите же теперь, почему судьба, или доля, названа незрячей и злой?

Тансилло. Судьба называется также незрячей и злой не сама по себе, поскольку она есть порядок чисел и мер вселенной, — но ее именуют слепой те, кто находится под влиянием своих внушений, ибо она представляется слепой на взгляд, поскольку она непостоянна. Подобным) образом она названа злобною, потому что нет ни одного смертного, кто каким-либо образом, жалуясь и споря с нею, не обвинял бы ее. Оттого-то и говорит поэт из Апулии:

Скажу тебе, Меценат, что нет человека,Который был бы своею доволен судьбою,Данной ему или разумом, иль небесами.

Точно так же объект назван возвышенной красотой, потому что только ей свойственно, и достойно ее, и по силам ей поднять субъект до себя; и поэтому субъект уважает его (объект) более достойно, более благородно; поэтому и красота чувствует себя господствующей над субъектом и более высокой, чем он, а субъект по отношению к ней считается подчиненным и в плену у нее; обрекает меня на гибель, — говорится о ревности, ибо подобно тому, как любовь не имеет более близкой подруги, чем ревность, так она не имеет и большего врага; совершенно так же ничто не является более враждебным железу, чем ржавчина, которая рождается из него самого.

Чикада. Раз ты начал такое рассуждение, то и продолжай последовательно показывать остальное.

Тансилло. Так и сделаю. Я сказал выше о любви, что она являет міне рай; иэ этого видно, что любовь сама по себе не слепа и не сама делает некоторых влюбленных слепыми, но лишь при посредстве низменных расположений субъекта; так бывает с ночными птицами, которые становятся слепыми при наличии солнца. Значит, сама по себе любовь освещает, проясняет, раскрывает интеллект, заставляет его проникать во все и вызывает чудесные эффекты.

Чикада. Мне кажется, что Ноланец выражает это в другом своем сонете.

Амур, что к истине влечет мой жадный взгляд,Черно-алмазные затворы отпираетИ божество мое сквозь очи вглубь впускает,Ведет его на трон, дает ему уклад,Являет, что таят земля, и рай, и ад,Отсутствующих лиц присутствие являет,Прямым ударом бьет и силы возрождает,Жжет сердце и опять целит его стократ.Внемли же истине, презренная толпа,Открой свой слух словам без лжи и без убранства,Вели, коль силы есть, глядеть глазам своим,Иди за Отроком, раз ты сама слепа:Нестойкая, ты в нем клеймишь непостоянство,Незрячая, его ты смеешь звать слепым!

Таким образом, любовь «являет рай», ибо дает понимание, усвоение, осуществление самых возвышенных дел или же дает величие, хотя бы внешне, любимым вещам; «отнимает рай», — это говорится о судьбе, так как она часто наперекор влюбленному не дает так много, как это являет любовь, и то, что любовь видит и чего жаждет — судьбе чуждо и противно. Жалует мне всякие блага, — говорится об объекте, потому что то, что указано перстом Амура, кажется [автору] делом единственным, главным и всеобъемлющим. У меня отнимает блага, — говорится о ревности, не потому, что она делает их отсутствующими, убирает их с глаз, но потому, что благо уже не является благом, но мучительным злом, а сладкое становится не сладким, но тоскливым и томительным. Так что сердце, то есть воля, благодаря любви обретает [вместо скорби] радость от самого своего желания, безотносительно к успеху. Разум, то есть сторона интеллектуальная, скучает, воспринимая судьбы, если она не нравится любящему. Дух, то есть естественная страсть, обретает свежесть, будучи восхищен тем объектом, который дает радость сердцу и мог бы быть приятен разуму. Душа, то есть субстанция пассивная и чувствующая, испытывает тяжесть, то есть подавляется тяжелым грузом ревности, которая ее мучает.