Убийца среди нас - Анатолий Силин

— Давайте еще разок воспроизведем по памяти, что сделано, на чем застопорились и что в первую очередь следует предпринять. Только покороче и как можно конкретней. Кто первый? Вы? — посмотрел он на меня. — Что ж, говорите. — Достав ручку, пододвинул к себе чистый лист бумаги.

До этого мне не раз приходилось отчитываться перед Епифанцевым, и я был готов к тому, что полностью высказаться он мне не даст, а по ходу информации задаст немало вопросов. Так было и сейчас. Я напомнил, что погибших четверо, все они из Чарджоу. В Москву поехали за покупками, там планировали купить машину.

— А почему оказались в наших краях? Может быть, тут есть какая-то увязка? — прервал Епифанцев.

Я пояснил, что у нас с Тереховым есть на этот счет одно предположение: старший из группы в Отечественную войну воевал под Каменогорском. Об этом говорили и родственники погибшего. Возможно, в этом кроется какая-то взаимосвязь.

— Значит, собирались купить машину? — сказал задумчиво Епифанцев.

Я ответил, что это подтвердили родственники убитых, билеты покупались в Москву.

— А что дала ваша поездка в Москву? Если память не изменяет, вы туда втроем ездили? Каков результат?

Ответил, что в Москве работали я, Терехов и Гребенкин. Изучили на рынках порядок купли-продажи машин, искали, где могли остановиться туркмены. Но, увы, безрезультатно. В разное время потом побывали в Туапсе, Харькове, Краснодаре, Сочи и Зугдиди, где перепроверялись копии доверенностей на куплю-продажу автомашин.

— Почему именно в этих городах? — спросил Епифанцев.

Пояснил, что на рынках в Москве, как нами было установлено, верх держали три организованных преступных группы: краснодарские цыгане, армянская и грузинская. Они полностью контролировали куплю и продажу машин. Краснодарская группировка, самая многочисленная, в основном состояла из жителей Сочи. Дело оказалось не таким уж простым. До сути так и не докопались, хотя кое-какую полезную информацию для себя собрали.

— В Каменогорске проверили?

— Да, отработали. И не только в Каменогорске, но и в районах области. К сожалению, тоже никаких зацепок.

— Садитесь. Вы что-то хотели добавить? — спросил Епифанцев Терехова.

— В свое время, — сказал тот, — нами была направлена обстоятельная справка по убийству туркмен в МВД. — Нас интересовало, совершались ли за последнее время убийства с отсечением головы и где?

Так вот, ответа долго не было, но недавно мы его получили. Оказывается, подобным манером совершено по одному групповому убийству в Алма-Ате, Сибирске и Озерске. В общей сложности, как явствует из ответа, погибло шесть человек. Причем все нерусские и все обезглавлены. Заслуживает внимания еще одна деталь — убийства по времени были совершены в пределах полугода. Кто-то явно спешил.

— Факт, конечно, сам по себе убийственный, — резюмировал Епифанцев. — Так что вы предлагаете?

— Из отдела МВД явствует, что убийства в Алма-Ате и Сибирской области совершены аналогичным образом. Думается, что туда надо срочно ехать и поработать. Желательно в прежнем составе, потому как нами уже многое изучено. Но все мы в группе по Рюмину. Как быть?

— Сколько прошло времени как получили ответ из МВД?

— Около месяца.

— Почему же за это время никого не послали? — с недовольством спросил Епифанцев у Грузнова. — Потерять столько времени!..

— Вы же знаете, Никита Олегович, — попытался объяснить начальник управления розыска. — Одно убийство хлеще другого. Вот и опять…

— Но можно было бы хоть дела запросить?

Грузнов опустил голову.

— Есть ли возможность других сотрудников подключить? Обговорите с генералом.

— Других не хотелось бы, хотя посоветуюсь, конечно. Лучший вариант, это за счет других сотрудников усилить группу по Рюмину, а вот их, — Грузнов кивнул на меня и Терехова, — направить в Москву и по местам идентичных убийств. В Москве, похоже, не доработано, туркмены не могли по воздуху летать. Кто-то же их видел, с ними общались, где-то они, в конце концов, жили.

— Да-а, ну и вопрос задали, — покачал головой Епифанцев. Снял очки, протер их, потом опять надел.

— Понимаю, что не здорово получилось, — говорил между тем Грузнов. — Надо как можно активней по убийству Рюмина раскручивать, а тут приходится снимать ведущих спецов и направлять их по другому делу как минимум на полмесяца. За это, если узнают, по шеям надают и правильно сделают.

— Зачем же тогда их включили в группу по Рюмину? Что, больше никого не было?

— Вы же знаете, генералу специально звонил Скоркин.

— В общем, надо выкручиваться, — сказал Епифанцев. — Информация получена, и по ней ничего не сделано. Тут нас никто не поймет. Выход один? Группу Рюмина усилить, а «незаменимых» срочно в командировку. День-два здесь — и в дорогу. Не тянуть, нам дорог каждый день и час. Своего шефа попытаюсь в этом убедить.

— А я тем временем свяжусь с Сибирском и Алма-Атой, попрошу местных товарищей помочь, — продолжил Грузнов. — Сколько людей может еще погибнуть! Преступники-то на воле.

— В Полянске есть хоть какие зацепки? — спросил меня Епифанцев, зная, что я работал в этом районе.

— Увы, — развел я руками. О светлом «Жигуленке» говорить не стал. Кроме того, что он светлый, тоже нет никакой ясности. Где машина, куда ушла? Может, спрятана где-то под боком, а возможно, уже перегнали в другую область. А в какую?

Епифанцев поднялся и задумчиво прошелся по кабинету. Остановившись около Грузнова, сказал:

— Специфика и объекты убийств свидетельствуют о неординарности преступлений. Думаю, действует высокопрофессиональная группа, одному такие «подвиги» не под силу. Хотя чем черт не шутит… Давайте разбираться. — Поглядев на меня и Терехова, жестко добавил:

— Работать по двадцать часов в сутки и искать, искать зацепки. Они должны быть. В то же время не забывайте, что вам поручено расследование убийства Рюмина. Пока вас не будет, все вопросы по Рюмину станут координировать Грузнов и Гребенкин. Меня информировать ежедневно. Вам ясно, Владлен Эммануилович? — обратился Епифанцев к Гребенкину.

— Да-да, все понятно.

— Повторяться не хочется, но сами знаете, Сушков может пригласить в любое время, учтите это… Вы тоже (это мне и Терехову) почаще информируйте о своих делах. Можете звонить Грузнову, а мы тут свяжемся. В общем, как говорится, решение принято — и с Богом!..

VIII

Мать Пети Красавина, Галина Семеновна, образования не имела. Росла в многодетной крестьянской семье, с детства испытала голод и холод, побои отца и причитания вечно забитой нуждой матери. Сбежала из дома в Полянск, устроившись разнорабочей на свеклопункте. Работу не раз приходилось менять, хотя и выбора особого не было. Главные орудия труда: лом, ведро и лопата. Поработав в ремонтно-строительном участке, ушла на железнодорожную станцию, после этого устроилась на элеваторе. Больше всего продержалась на сахарном заводе. Работа тут хоть и была сезонной, но платили больше. Однако и с завода пришлось уйти. На то имелись свои причины.

В двадцать лет вышла замуж. Муж бросил, оставив с малолетней девочкой. Потом муж как в воду канул. Всякие ходили разговоры — будто подался за длинным рублем куда-то на Север или в Магадан золотишко добывать. Никаких вестей о себе не подавал, дочь воспитывала одна. Своего жилья в Полянске долго не имела, снимала у частников углы и комнаты, расплачиваясь из скудной зарплаты.

На сахарном заводе познакомилась с Демьяном Красавиным, мужиком видным, сильным и красивым, но бабником и любителем покутить. Демьян работал грузчиком, зарабатывал неплохо, а еще приворовывал где только можно на стороне. Деньги у него не держались, почти весь заработок пропивал.

В Полянск Демьян приехал из соседней области, воспитывался, по его словам, без родителей. Жил где придется. Галине Семеновне не советовали выходить за него замуж, говорили, что хлебнет горя, но она не послушалась, потому, как влюбилась.

Семейная жизнь начиналась неплохо. Поначалу Демьян сдерживал себя в выпивках, был приветлив к неродной дочке. Зарплату хоть и не всю, но отдавал. Завод вскоре выделил им в барачном доме небольшую двухкомнатную квартиру. Столько было радости, что наконец-то заимели собственное жилье. А тут в семье прибавка — сын родился! Назвали его Петей. Расстраивало, что мальчик рос слабым и болезненным. Таким худеньким и в школу пошел. Столько у Галины Семеновны было переживаний из-за учебы, но оказалось, что волновалась зря: сын был хоть и болезненный, но головой пытливый, цепкий, учеба давалась ему легко. На родительских собраниях Петю хвалили и в пример другим ставили. Как это радовало мать! Как она любила бывать на родительских собраниях! Они были для нее ни с чем не сравнимым праздником.

— Я, сынок, образований не имею, — говорила ему, — а тебя вот, ей-Богу, вся иссохну, но выучу. — Рассказывала Демьяну об успехах сына, но того это нисколько не интересовало. Он начал пить по-прежнему, гулять, помощи в семье никакой. Зарплату теперь приходилось выбивать, проморгаешь — пропьет. Младший Красавин редко видел отца трезвым. Сколько себя помнил, ему за него всегда было стыдно. Отец им вообще не занимался: ему все равно — есть сын или нет, хорошо учится или плохо. Постоянно слышал от знакомых и соседей, на улице и в школе, что сын от непутевого родителя. Донимала ребятня, местные заводилы издевались, всерьез его не принимали. Больно было слышать: «Ах, это тот самый…» Особенно доставалось от Мишки Козлобаева и братьев Гунькиных. А что он им плохого сделал? Их из себя выводило, что Петя-Петушок учится лучше, что его нахваливают, а их критикуют, за что родители дают дома взбучку. Кому такое понравится? Вот и «воспитывали» Красавина. А после домашних выволочек вообще прохода не давали.