Настоящие - Екатерина Белецкая

Тётя Рура пришла, как всегда, около семи. Выгрузила на стол бумажный пакет, затем вынула из кармана пальто алюминиевый портсигар, в котором дожидалась своего часа заветная сигарета хацтера. Каин, не говоря ни слова, подошёл к столу, вытащил из пакета репу и тут же впился в неё зубами.

— А ну положь! — закричала Рура. — Не для тебя дадено!

Каин, давясь, быстро доел репу и вытащил из пакета следующую. Руру он совершенно не боялся — знал, что с недавнего времени она племянника трогать остерегается.

За последний год Каин вытянулся, стал выше Руры на полголовы, да и физически он был крепче вечно обкуренной тётки. Если раньше Рура запросто могла треснуть его, когда была недовольна, то теперь, после одного случая, только орала, но рукоприкладство прекратила. Случай был тривиальным — как-то раз тётка принялась качать права, ударила Каина, за что огребла от озверевшего племянника такую плюху, что потом неделю не могла сидеть.

Каин доел вторую репу, с сожалением покосился на пакет, но ни хлеб, ни рыбу трогать не стал.

— Крыса ты, Каин Герка, — вздохнула тётка. — Помойная крыса.

Каин вышел в коридор, сел на пол около двери. Тётка на кухне гремела немудрящей посудой, вполголоса ругалась. Каину было всё равно. Он сидел неподалёку от крысиной дыры, в круге света, отбрасываемом тусклой лампочкой, и покорно ждал.

Каждый вечер одно и то же.

Сейчас она поест, потом сядет курить. Надо дождаться, когда сигарета догорит до половины, до риски, вынуть хацтер из безвольных тёткиных пальцев, отрезать ножницами уголёк и убрать половинку сигареты в портсигар.

А дальше — свобода.

Дальше он уйдёт.

Каин уже почти год не ночевал дома.

Если и были у Каина какие-то секреты до того, как он познакомился с Тёмным, то он про них за последний год позабыл, настолько они оказались незначительны в сравнении с тем, что происходило с ним сейчас. Каин отлично помнил, как впервые очутился ночью на кладбище. Тройка — неизменные Огла, Халд и Аки — загнала его на территорию кладбища, расположенного неподалёку от кварты Лесонух, и не давала выйти. Швырялись камнями, орали, издевались. День выдался холодным, Каин озяб, разнервничался. И вместо того чтобы искать лазейку в заборе, пошёл куда-то в глубь кладбища, бездумно и бесцельно. Мысли у него в голове бродили в тот день самый мрачные. «Лучше бы я умер, — думал мальчик, — лучше бы меня не было. Я совсем один, никому не нужен».

В дальней части кладбища, на пригорке, стоял на постаменте большой чёрный шар. Каин, как и все в кварте, знал историю появления этого шара и был, пожалуй, единственным, кто сопереживал человеку, покоящемуся под столь странным надгробием, единственным, кому человек этот был дорог.

Каин помнил, как впервые увидел Ниамири. Ему было восемь лет. Встреча их произошла через два месяца, после того как семья мальчика оставила свои жизни в ледяной воде Вирбира и приобщилась к Вечному Свету. Ниамири Керр в тот раз, казалось, превзошла самоё себя — детям в кварте кроме подарков был устроен настоящий пир, на котором присутствовала и сама устроительница. В нарядном синем платье с блёстками, она появлялась то тут, то там, гладила по голове то одного, то другого ребёнка, улыбалась, смеялась. День устроили светлый и яркий, климатизаторы работали на всю катушку, и над квартой Лесонух весь день сияло солнце.

Весенний праздник, день Воды и Света, в тот раз запомнили не только дети, но и вся кварта. Керр привезла лекарства, одежду, на площади устроили раздачу угощения для пожилых; тем, кто курил хацтер, давали ещё и по сигарете.

А маленькому Каину удалось… поговорить с Ниамири.

И тогда он понял что-то для себя. В душе у него после этого разговора поселилось новое, доселе невиданное чувство. Ниамири была первым на свете человеком, который ничего от Каина не требовал. Ему не надо было даже подарков, больше всего ему хотелось, чтобы она присела рядом на корточки, погладила по голове и спросила, как у него дела.

Даже мама так никогда не делала.

И каждый раз, когда Ниамири бывала в кварте, Каин тянулся к ней как трава к солнцу. Сам того не замечая, он полюбил эмпатку всей душой, так сильно, как был способен.

Три года продолжалась эта идиллия, а потом посреди ясного неба грянул такой гром, что вся кварта полгода только об этом и разговаривала.

Для начала сменилась зона, но народ в кварте на это не отреагировал. Приехали откуда-то какие-то люди, объяснили, что теперь всё будет так-то и так-то. Народ пожал плечами. Нововведения почти не повлияли на привычный порядок вещей, разве что стало чуть легче совсем уж малообеспеченным.

А потом…

Ниамири, добрую и ласковую Ниамири убили те, кого в сводке назвали Сэфес.

Убили среди бела дня, дома, в кварте.

Она, оказывается, была предательницей, преступницей, она уничтожила почти сотню человек, занималась какими-то интригами, провокациями. Официальные представители Сэфес позже принесли от их имени извинения кварте Лесонух, предупредили о продолжении финансирования проектов Керр.

Самым страшным для Каина оказалось, что люди, которых Керр опекала на протяжении десятилетий, безоговорочно поверили в то, что про неё говорили. «Сизая крыса, сизая-то крыса», — шептался народ по углам.

В дальней части кладбища появилась могила, на которую спустя несколько месяцев, следующей весной, установили рабочую сферу Ниамири — угольно-чёрный шар трёх метров в диаметре. Первый постамент, бетонный, не продержался и до осени, он не выдержал тяжести, треснул, стал проседать. Его заменили на гранитный.

Как ни странно, на могиле почти никто не бывал. Вокруг постамента выросла трава, высокая, почти по пояс Каину. Старые стебли, всю зиму торчавшие из-под снега, сейчас, ранней весной, полегли, потемнели от сырости.

«Странно, — думал Каин, когда в тот раз очутился подле сферы, — неужели на всём свете никто, кроме меня, её не любил? Они брали подарки, еду, они лечились лекарствами и курили хацтер — и не любили её ни капли? Брали и ничего не отдавали взамен?»

«Ниамири Керр, рождённая Рилой Керр и Фесог Керр. Далёк твой путь».

Рура уже час как спала, скурив свои законные суточные полсигареты. Каин вышел из дома около восьми, предварительно сунув в крысиную дыру остатки Руриного ужина — рыбий хвост и очистки от репы. Рура что-то неразборчиво бормотала во сне, а когда Каин попробовал прикрыть её одеялом, отпихнула его, случайно попав в свежий синяк, оставленный Халдом.

— Чтоб тебя крыса съела, — проворчал Каин. — Уродка.

Через полчаса он уже был на кладбище.