Маргинальные любовники - Юханна Нильссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько ему? Сорок? Сорок пять? Обручального кольца нет, но это ничего не значит. Перхоть на плечах внушает ей отвращение. Черная футболка не подходит по возрасту. Мешковатые костюмные брюки черного цвета. Синие носки. Коричневые сандалии.
Воплощение дурного вкуса.
– Семь. – Он выдвигает верхний ящик стола. – И ни эре больше.
На это она и рассчитывала. Беа кивает и берет купюры, не пересчитывая. Беа знает, что он не обманет ее, пока она сама не сделает ему какой-нибудь пакости. Они в одной связке. Воровка и скупщик краденого. И любой потеряет, если решит нагадить другому. Кроме того, им все известно о банковских счетах друг друга в Индонезии, о которых была бы счастлива узнать налоговая инспекция. Конечно, они не знают настоящие имена и адреса друг друга (у Беа вместо адреса абонентский ящик на имя одной компьютерной компании – давнего банкрота), но, разумеется, это несложно выяснить.
– Ты когда-нибудь испытываешь угрызения совести? – спрашивает она, поднимаясь.
Скупщик удивленно смотрит на нее:
– Нет.
– Почему?
Он пожимает плечами. У него нет ответа на этот вопрос. Он даже ни на секунду не задумался. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Таким уж толстокожим он родился.
– А ты?
Беа кивает. Вид у нее грустный.
– Когда понимаю, что ограбила того, кто лишился всего, – продолжает она.
– Но ведь у него нечего воровать.
– Я не имею в виду вещи.
Он понятия не имеет, о чем она.
– Забудь, – говорит Беа.
Он не тот человек, с кем это можно обсудить.
Но почему-то ей вдруг захотелось с кем-нибудь поговорить. Можно было бы, конечно, сходить на исповедь, но Беа не доверяет священникам. Они не умеют держать язык за зубами. Психологам она тоже не доверяет. Беа подумывала завести кошку, чтобы использовать ее в качестве терапевта, но не уверена, что ей нужен постоянный спутник.
– Пока, – прощается она.
Может, ей завязать с воровством?
– С тобой всегда приятно иметь дело, – отвечает скупщик.
И чем же она тогда займется? Пойдет учиться? В ее-то годы? Да студенты ее на смех поднимут.
– Взаимно.
Пожимают руки на прощание.
– Еще увидимся, Габриэлла, – довольно улыбается он.
У нее это просто сорвалось с языка, когда они впервые встретились в кафе, чтобы обсудить сотрудничество. У нее даже нет знакомых с таким именем. Просто сорвалось с языка. Габриэлла рифмуется с «сальмонелла». Может, об этом она думала тогда в кафе.
У нее есть номер одного из его мобильных, который носит с собой один мелкий воришка и, по совместительству, наркодилер, тусующийся под центральным мостом. Она позвонила из телефонной будки, оставила номер, и ей перезвонили. Они договорились о встрече. Ей пришлось ждать час, пока появится скупщик. Оба были одеты так, чтобы не привлекать к себе внимания. В туалете Беа продемонстрировала ему часть товара и услышала в ответ, что если она из полиции, то ей несдобровать. У него есть очень влиятельные друзья. Затем скупщик дал ей адрес, по которому нужно было прийти, когда у нее будет больше товара. Когда она пришла по адресу, ей снова пришлось ждать несколько часов, пока он не появился. Он назвал ей новый адрес, и история повторилась. Только на пятый раз они встретились в этой однушке.
Прошло уже шесть лет со времени их первой встречи. До этого Беа продавала краденое ненадежным типам в вонючих подвалах разных мастерских. Она находила их через знакомых и старалась не иметь дела с каждым больше трех раз. Ей все время приходилось переодеваться, все время бояться, что ее сдадут полиции.
Разумеется, и имея дело с Т. Бру, она не могла чувствовать себя в безопасности. Но Беа взвесила все «за» и «против» и решила, что это самый надежный выбор.
Даже если ее поймают, все, что ей грозит, – пара лет за решеткой, потому что остальное они просто не смогут доказать. А за эти два года ее квартира вырастет в цене, а к суммам на счетах в иностранных банках прибавятся проценты.
Беа выходит из дома и смотрит вверх. Так и есть. Он смотрит на нее сквозь шторы. Беа кивает, и штора опускается. Его трудно понять.
Беа идет по направлению к центру. Сегодня суббота, и ей нужно сделать покупки, прежде чем нанести следующий по плану визит.
Беа выходит из электрички на станции Эльвшо и полкилометра идет пешком.
Полкилометра тоски и страха.
Она любит отца больше всего на свете, но ей так больно с ним встречаться.
Он мерит шагами дорожку между домом и калиткой, руки сцеплены за спиной, взгляд прикован к часам.
Дочь позвонила вчера вечером и сказала, что хочет прийти. И с тех пор он ее ждет. Он не выпил ни капли спиртного за весь день. Прибрался и купил вкусной еды. Нельзя же кормить единственную дочь консервами, на которых он живет. Ему хочется показать ей свое новое приобретение – «кадиллак», доставшийся ему всего за семьдесят девять тысяч, хотя стоит он, как минимум, в два раза больше. Наверняка она захочет заглянуть под капот. В детстве она была такой любопытной. Расспрашивала, как работает зажигание, почему нельзя заправить машину бензином и почему тот, кто изобрел первую машину, изобрел именно машину, а не что-нибудь другое.
Вот она. Наконец-то.
Он все время поражается тому, какая она маленькая. Ему кажется, что она должна быть больше.
В руках у нее куча пакетов. Дочь всегда приходит с подарками. Из любви к нему, но и из чувства вины. Она редко звонит ему и еще реже навещает. Не чаще одного раза в три месяца, хотя живет всего в получасе езды на электричке. Кроме того, у нее есть машина, но он ни разу не видел, чтобы она ею пользовалась.
Пару раз в год он приезжает в гости к дочери, и она кормит его ужином в своей пустынной столовой. Но он чувствует, что ей некомфортно видеть его у себя дома, чувствует себя чужаком, вторгнувшимся в ее пространство. Беа хочет быть там одна, в своем огромном жилище на пятом этаже.
Разумеется, он знает, чем она занимается и на какие деньги купила эту квартиру. Знает с тех пор, как нашел у нее в шкафу коробку из-под обуви, полную денежных купюр, когда ей было всего пятнадцать лет. Он знает, чем она занимается и почему. Тогда он опустился на ее кровать и заплакал, а потом напился и решил не говорить ей о своей находке.
Он притворяется, что она не воровка, а дочь притворяется, что он не алкоголик. Такова их негласная договоренность.
Они обнимаются. Беа кажется такой хрупкой в его объятиях. Отец под два метра ростом, широкий, как бочка, с круглым пивным животом. Когда-то светлые волосы поседели и поредели. На круглом лице острый нос. Уши тоже острые. И у него черные глаза и морщинка на лбу, которые Беа унаследовала.
Она у него с детства, эта морщинка. Бывало, что он пытался расправить ее пальцем, и тогда Беа смеялась и залезала ему на плечи. Он возил ее на закорках по саду, и дочь зарывалась пальцами ему в волосы с криком: «А ну пошла, лошадка!»
Он бегал по саду, Беа его погоняла, и в ту минуту они были одним целым, словно он был стеблем, а она – прекрасным цветком.
– Ты голодна?
Это заложено в подкорке: ребенка нужно накормить.
– Немного.
Они входят в дом. Отец отправляется в кухню, а Беа идет посмотреть дом.
Он нарезает говяжье филе толстыми ломтями, жарит в сковородке, солит и перчит. Варит картошку и горошек. Готовит соус из пакетика.
Все это выходит у него довольно неуклюже. Он уже отвык готовить еду. Он стоит у плиты гораздо дольше, чем нужно, а результат оставляет желать лучшего. Картошка слишком мягкая, горошек слишком твердый. Мясо пережарено и застревает в зубах.
Плеснув немного вина в соус, Каспер прячет бутылку и идет накрывать стол в саду. Ставит праздничный сервиз, салфетки. Как же он рад приезду дочери.
В спальне на левой стороне постели по-прежнему лежат мамина подушка и одеяло. В ее кабинете тоже все точно так же, как было при жизни. Отец даже не вынес мусорную корзину.
В папиной комнате все стены увешаны фотографиями счастливой семьи. Беа старается на них не смотреть. Ее цель – найти бутылки. После недолгих поисков она находит три штуки. Ей бы на таможенном контроле работать.
Зайдя в ванную комнату, она выливает содержимое бутылок в раковину. Открывает шкафчик и констатирует, что все мамины туалетные принадлежности, включая духи, крем, расческу, заколки, помаду и пачку тампонов, по-прежнему на месте.
Ничего не тронув, Беа выходит из ванной и идет в свою прежнюю детскую. Там она сидит какое-то время и скучает по папе.
После еды они пьют кофе с шоколадом и курят кубинские сигары, принесенные Беа. Из гостиной доносятся бойкие ритмы «Битлз», которые он слушает в последнее время. Магнитофон включен на полную громкость, окно приоткрыто. Не хватает только бокальчика десертного вина.
– Хочешь еще кофе?
Беа качает головой, догадываясь, что он задумал.
– Все равно поставлю, – отвечает отец и спешит в кухню, чтобы тайком опрокинуть стопку «Грэм Порт». Выпив, он ставит кофейник на плиту, потом размешивает ложку разрыхлителя для теста в воде и полощет рот, чтобы убрать запах спиртного: этому приему его научил другой алкоголик, с которым они вместе выпивали, пока он не решил, что слишком хорош для такой компании.