Черная скрипка - Максанс Фермин

Во второй половине дня я без всякой цели бродил по улочкам, переходил через мосты, не выбирая маршрута, стараясь затеряться в городе.

Несколько раз мне встречались куртизанки в черных домино, треуголках и белых масках, и все они смеялись над моим видом.

Чтобы не подвергаться больше насмешкам, я осведомился, где можно приобрести маскарадный костюм.

Облачившись в него, я прошел в центр города, где праздник был уже в самом разгаре и было полно маскированных, жонглеров, акробатов и музыкантов.

Карнавал начался дождем конфетти и серпантина. На набережной давал представление глотатель огня, которого вскорости сменила труппа актеров.

Я смешался с толпой и иногда даже осмеливался заводить разговор с незнакомцами. Когда все в масках, неизвестно, к кому ты обращаешься. С кем пытаешься заговорить — с герцогиней, с прачкой, с мужчиной, с женщиной? И кто кроется под твоим костюмом? Разве, спрятавшийся под черной полумаской, я не могу оказаться одним из здешних вельмож, почтенным старцем, а то и самим дожем? Или, скажем, лазутчиком? А почему уж тогда не разбойником наихудшего свойства?

Приехав в этот город, я тут же погрузился в веселое безумство карнавала. И отныне не существовало ничего невозможного.

Я свернул на какую-то улочку, а там шла игра в кости. Один из игроков придвигал к себе кучу цехинов, меж тем как остальные, пытаясь пересилить судьбу, угрюмо извлекали из карманов последние деньги, чтобы поставить их на кон. Привалясь к перилам моста, маскированные цепляли прохожих, высмеивая их и крича дерзости. Веселые гондольеры с шутками-прибаутками пытались вытянуть у меня монету-другую. Канатоходец в белом медленно скользил по канату над водой. За углом следующей улочки я услыхал звуки флейты, и какой-то назойливый Пульчинелла схватил меня за руку и втянул в хоровод. Весь город превратился в безграничный театр, где соперничали сновидение и безумие.

Спустились сумерки.

Каналы потемнели, их чернильная вода поглощала отражение луны. Улицы опустели, и во дворцах стали зажигаться окна.

Заметно похолодало. Пришло время продолжать праздник в домах.

Перед дворцом Ференци меня встретил Арлекин.

— С маскарадным костюмом запрещается носить шпагу, — объявил он мне.

Я удивленно взглянул на свой бок и тут же понял, почему он мне это сказал.

— Это не шпага, — рассмеялся я, — это скрипка!

И я показал ее.

— Вы опаздываете. Музыканты уже давно пришли.

Я не стал объясняться. Арлекин исчез, а я вошел во дворец.

Праздник проходил в салонах. В трех из них, расположенных анфиладой, около огромных мраморных каминов стояли столы. В глубине на эстраде оркестр играл вальс.

На столах царила невероятная роскошь: золотые блюда со множеством всевозможных яств, сластей, закусок, хрустальные графины с белым и красным вином; столовая посуда из позолоченного серебра. И совершенно сказочными были туалеты дам. Каждая старалась превзойти остальных яркостью красок и оригинальностью фасона.

Я пребывал в некоторой растерянности. К счастью, я заметил того самого лакея, который утром докладывал обо мне графу.

— Где мне найти дочку графа, синьорину Карлу?

Лакей воздел руки к небу:

— Откуда же мне, сударь, знать? Все в масках!

И он заторопился в сторону кухни.

Я осмотрелся вокруг. Было больше двухсот приглашенных, и все переодеты, все в масках. Как найти Карлу Ференци?

Окончательно обескураженный, я решил передать инструмент слугам и уйти, но тут мне в голову пришла одна мысль. Я достал скрипку и заиграл печальную и томную мелодию.

Меня окружили несколько человек. Они перешептывались, пытаясь угадать, кто скрывается под маской.

Когда я кончил играть, молодая женщина, очарованная мелодией, спросила у меня:

— Кто вы? Мне в жизни не доводилось слышать такой чудесной музыки.

— А вы случайно не Карла Ференци?

Женщина рассмеялась:

— Вполне возможно.

И она растворилась в праздничной толпе.

— Вы ищете Карлу? — вполголоса поинтересовалось какое-то странное существо, получеловек, полуптица, слышавшее наш разговор.

— Да. Я должен вручить ей от имени ее отца эту скрипку.

— Вы найдете ее у себя в комнате. Это туда, — сообщил маскированный, махнув рукой в сторону монументальной лестницы.

— А она разве не участвует в празднике?

— Карла? Да что вы! Это может повредить ее голосу. Завтра вечером она поет в «Ла Фениче».

— Вы хотите сказать, что она сидит у себя в комнате, когда весь город веселится? И все потому, что это может повредить ее голосу?

Под птичьей маской, скрывающей лицо моего собеседника, раздался звук, напоминающий смешок. Его явно развеселило мое невежество.

— Сразу видно, что вы никогда не слышали, как поет наша prima donna[9].

Я покинул салон и поднялся по лестнице.

На втором этаже я увидел дверь, приоткрытую в неярко освещенную комнату. Стараясь ступать бесшумно, я вошел в нее.

Карла сидела в просторном кресле и словно бы дремала. В ней не было ничего от тех фантастических масок, среди которых я находился всего минуту назад. Но, оказывается, она не спала и обнаружила мое присутствие в комнате почти в ту же секунду, когда я вошел. Она подняла на меня глаза, и я мгновенно был пленен их красотой. Глаза у нее были черные-черные, бесконечно глубокие, а главное, необыкновенно живые. Волосы, тоже черные, составляли контраст белой коже. На ней было платье из черного бархата, ниспадавшее мягкими складками до самого пола.

Она посмотрела на меня довольно холодно, словно спрашивая, на каком основании я вторгся к ней в комнату. И я как будто со стороны услышал, как лепечу объяснения:

— Синьорина, эту скрипку ваш отец заказал мне сделать для вас. В подарок к вашему дню рождения. И он также настоял, чтобы я самолично вручил ее вам.

Чувствовалось, что она испытала облегчение.

— Скрипку? Какая чудесная мысль! А то я уже подумала, что отец забыл про мой день рождения.

Стоило мне услышать ее голос, как я понял, что передо мной женщина, которая является ко мне в сны вот уже несколько лет, и почувствовал, что готов умереть за нее.

Я приблизился к Карле, достал из футляра скрипку и протянул ей.

Она сказала:

— Как любезно с вашей стороны, что вы ее мне принесли.

Она подняла скрипку, прижала ее подбородком и спросила:

— Я могу испробовать ее прямо сейчас?

— О, прошу вас.

Я подал ей смычок, и она заиграла. Играла она довольно слабо, но в движениях ее была какая-то необыкновенная грациозность.

— У этого инструмента поразительный звук, — сказала она, прекратив играть. — Я могу только поздравить вас с тем, что вы смогли сделать такую скрипку. Но вы, наверное, считаете, что я играю чудовищно скверно?

Да, так оно и было, но то, что она плохо играет на скрипке, для меня не имело никакого значения.

— Этот инструмент сделан специально для вас. Я убежден, вы очень быстро освоитесь с ним.

Она еще немножко поиграла, потом положила смычок и скрипку на низкий столик рядом с деревянными шахматами тонкой работы.

— Прекрасная вещь, — заметил я, рассматривая фигуры.

Карла улыбнулась.

— Вы играете в шахматы? — поинтересовалась она.

— К сожалению, нет.

— Если хотите, я могу вас научить.

— О, я был бы безмерно счастлив. А я буду учить вас играть на скрипке.

Карла издала короткий смешок и повернулась ко мне. Своими черными глазами она впилась в мои глаза и, казалось, проникла в самые душевные глубины. Сквозь полуоткрытую дверь доносились голоса, музыка.

— А этот шум, эта суматоха не мешают вам отдыхать?

— Нет, — ответила она. — Мне нравится, когда звучат музыка, пение, смех. От этого я испытываю счастье.

— И вы не скучаете тут в одиночестве, когда весь дом веселится?

— Ничего не поделаешь, сегодня вечером я должна отдыхать. А потом, карнавал только-только начинается. Позже я возьму свое.

— Вы так оберегаете голос, да?

— Значит, отец уже рассказал вам, что я пою?

— Да. И более того, он сообщил мне, что у вас необыкновенный, незабываемый голос. Золотой.

— Он, как всегда, преувеличивает. Да, у меня сопрано, и мне часто случается петь для моих друзей у них в домах либо здесь, во дворце Ференци. Но завтра вечером я по случаю своего дня рождения буду петь в театре «Ла Фениче». Отец снял его для меня. Не соблаговолите ли прийти послушать?

Я довольно долго не отвечал, но только ради удовольствия молчать и любоваться ею.

— Вынужден признаться, синьорина, что я безумно заинтригован и сгораю от нетерпения услышать ваш голос. Можете быть уверены в том, что завтра я непременно буду в театре.

— В таком случае до завтрашнего вечера.

— До свидания.

Я поклонился, вышел, пятясь, из комнаты и, бесконечно взволнованный, сбежал по лестнице.