Королева пустыни - Хауэлл Джорджина

До самого восшествия на трон Эдуарда Седьмого актеры, художники и скоробогатые купцы не включались в аристократические круги, разве что в исключительных случаях, объясняемых покровительством. Флоренс за свою жизнь очень подружилась со многими актерами, в частности Кокленом – звездой французского театра, с Сибил Торндайк и с американской актрисой Элизабет Робинс. Флоренс познакомилась с Робинс, которая представила английской сцене пьесы Ибсена, вскоре после своего прибытия в Лондон. Несмотря на то что Робинс была активной участницей движения суфражисток, с которым Флоренс никогда не могла согласиться, они стали близкими подругами. Робинс поставила в театре «Вест-Энд» самую известную пьесу Флоренс «Жена Алана» и сыграла главную роль в этой трагедии из жизни рабочего класса. Она стала одной из самых частых гостий в доме Беллов, внеся большой вклад в текстуру интеллектуальной жизни, среди которой росла Гертруда. Лайза, как ее называли в доме, забавляла детей, показывая им комические театральные падения, лицом на ковер. Позже, когда Гертруда стала старше, они вдвоем, дождавшись, пока Флоренс ляжет спать, обсуждали различные «про и контра» суфражизма. Флоренс придерживалась по этому вопросу такой жесткой точки зрения и столько написала против суфражизма, что обсуждать это с Лайзой не могла. Гертруда и Лайза позже много лет состояли в переписке, и вечная странница часто упоминала в письмах, написанных в шатре, как ей не хватает этих «бесед у огня».

Флоренс рассказала Гертруде и Морису о самом раннем своем знакомстве с Чарльзом Диккенсом, дочь которого Китти Перюгини была одной из первых ее приятельниц. Диккенс был близким другом ее родителей сэра Джозефа и леди Оллифф, как и его современник Теккерей, и часто навещал их в Париже. Однажды он должен был читать на благотворительном вечере в британском посольстве, организованным сэром Джозефом. Флоренс вспоминает, как Диккенс вошел в салон и спросил: «А где будет сидеть мисс Флоренс?» – «Флоренс там не будет, – решительно сказала леди Оллифф. – Она еще слишком маленькая». – «Очень хорошо, – жизнерадостно ответил Диккенс. – Меня тогда тоже не будет».

Флоренс сидела в первом ряду и горько плакала над печальной кончиной Поля Домби. Диккенс потом писал в письме: «Флоренс очень переживала во время чтения».

Идеи Флоренс по поводу воспитания детей были прогрессивны для своего времени и сформировались во многом под влиянием новых европейских теорий, которыми она восхищалась. Много позже, когда ее дети уже выросли, в 1911 году, она ездила в Рим изучать работу реформатора образования Марии Монтессори. Ее предпочтением было – там, где можно позволить себе гувернантку, – домашнее образование для девочек. Такую систему Флоренс выбрала для своих собственных дочерей, Эльзы и Молли. Впоследствии Молли писала:

«Идея моей матери о том, к чему необходимо готовить двух ее дочерей, исходила из того, что мы должны стать хорошими женами и матерями и принимать участие в общественной жизни своего круга. Мы должны идеально говорить по-французски и по-немецки и дружить, пусть даже не очень тесно, с итальянским. Мы должны уметь немножко играть на пианино и петь, должны научиться хорошо танцевать и вести салонную болтовню. Никакие более серьезные аспекты образования в планах моей матери относительно нас не рассматривались. Естественные науки, математика, политическая экономия, греческий и латынь – все это считалось ненужным».

Ни одну знакомую Флоренс девушку не учили ни одной профессии, ни одна «девушка нашего круга» не была отдана в школу. То, что такой подход оказался удачным для этих двух сестер, видно по тому, что они считались очень приятными в общении. Не столь заметные, как Гертруда, но обладающие ее прямой осанкой и хорошим вкусом в одежде, они представляли собой привлекательную пару и пользовались большим успехом. Вирджиния Стивен, впоследствии Вирджиния Вулф, в довольно бессвязном письме о своем первом майском бале в Кембридже упомянула их: «Бал был на Троицу… Были Бу, Элис Поллок и семейство Хью Белла (если вы их знаете – МАП их зовет “самые блестящие девушки-консерваторы во всем Лондоне”), и Тоби [ее брат] был очень ими увлечен, а они им».

Флоренс соглашалась с общепринятой тогда медицинской теорией, что девушки перенапрягаются, если давать им слишком много ментальной нагрузки. Считалось, что особенно серьезный риск для здоровья представляет образование для девушек-подростков. Еще даже в девяносто пятом, когда Гертруде было двадцать семь, некто доктор Джеймс Барнетт, автор книги «Delicate, Backward, Puny and Stunted Children» (Болезненные, отсталые, слабые и чахлые дети), сообщал миру, что девушка в пубертатном периоде всегда будет отставать от своих братьев в академических успехах из-за «бурь ниже пояса», и уверял читателей: «Ни одного исключения из этого правила я никогда не видел». Книга Элизабет Миссинг Сьюэлл «Principles of Education, Drawn from Nature and Revelation» (Принципы образования, взятые у природы и Откровения) утверждала, что девушку всегда следует оберегать от учения, потому что «если ей разрешить идти на риски, которые для мальчика являются несущественными, у нее наверняка разовьется какая-нибудь болезнь, которая даже если и не окажется фатальной, в любом случае создаст ей трудности на всю жизнь». Флоренс следила, чтобы все девочки семьи Белл вели такую же активную жизнь, как их братья, но начинала понимать, когда дело доходило до образования, что ее формула не ко всякой девочке подходит. Как сама она это формулировала: «На тысячу тех из нас, кто может идти по ровной дороге и успешно дойти до ее конца, находится одна, которая может переплывать реки и перебираться через обрывы, встречающиеся на пути». Флоренс теперь начинала думать, что Гертруда – как раз такое исключение. Когда Мориса отдали в школу-пансион, пятнадцатилетняя Гертруда скучала по нему сильнее, чем сама ожидала. Ее сводные сестры и брат были слишком маленькими, и жизнь стала довольно пустой. Она давно уже переросла бедную мисс Клуг, которая постоянно обижалась на прямые пререкания и пренебрежительное поведение своей непокорной воспитанницы. Всю жизнь Гертруде трудно было усидеть в кресле, и сейчас она почти всегда валялась на ковре, нетерпеливо перелистывая книгу, или дергала вязанье, которое начинала, но никогда не заканчивала. Она бродила по дому с мрачной физиономией, оглашая свои недавно приобретенные взгляды, споря со всяким, кто был на это готов, и попадаясь на дороге служанкам. Когда однажды ей предложили пойти развлечься в саду, она изобрела игру в ракетки – нечто вроде сквоша, в которую можно было играть одной, изо всех сил впечатывая мяч в двери каретного сарая. Постоянный грохот мяча и крики ярости, когда она промахивалась, не могли не раздражать Флоренс, которая, вероятно, пыталась сосредоточиться на рассказе для детей или трактате об их воспитании. Вопреки протестам отца, Гертруда ежедневно кидала в пруд своего пса, потому что «не так уж это ему и не нравится».

Флоренс, имеющая на руках еще троих младших детей, не могла придумать, чем бы занять этого подростка. И не только она из семьи находила Гертруду трудной. Молли Тревельян писала: «Гертруда стала очень колючей, и скоро у нас с ней будет сцена. Она возражает на все, что говорит мама, и очень старается быть нелюбезной и высокомерной». Не так уж трудно было Флоренс прийти к выводу, что Гертруда и есть тот особый случай и что пятнадцатилетней девушке, настолько самоуверенной, настолько способной и настолько жаждущей знаний, можно напрячь свой организм.

Флоренс с самого начала наилучшим образом построила отношения с падчерицей, и ее влияние на Гертруду было постоянным. Это влияние не всегда обращало ее в ту сторону, в которую хотела мачеха, но во всех существенных вопросах Гертруда, как бы далеко ни заходила, следовала правилам Флоренс. Она всегда соблюдала условности и ограничения, привитые ей воспитанием. Она была предана своей семье, и как бы далеко от дома ни заносила ее жизнь, никогда не дистанцировалась от ее интересов и не считала их менее важными, чем свои собственные.