Покинутая женщина - Дениз Робинс

Голос все еще брившегося Стивена прервал ее рассказ.

— Я помню тот день. Я всегда говорил, что это одна из твоих лучших работ, Ивонна. Хотел бы я знать, что думает о ней этот галантный майор.

Ивонна проигнорировала саркастические нотки в определении «галантный майор» и сказала, что Форбсу понравилась картина, и он решил вставить ее в раму. Теперь она висит в его комнате напротив кровати. Ивонна честно призналась Стивену, что Форбс слегка покритиковал ее работу, но на своем языке.

Стивен проговорил быстро, злобно:

— Похоже, он вообще не говорит на твоем языке.

Ивонна ответила, слегка скривив губы:

— Конечно, человек должен учиться разговаривать на языке другого. Это усиливает взаимопонимание.

Стивен не ответил, послышался тихий стук, будто он уронил бритву в раковину.

— Думаю, нам не стоит вступать в спор по поводу взаимопонимания, — произнес Стивен. — Продолжай рассказывать о своем будущем муже. Кажется, ему подходит определение «веселый, хороший парень». Когда ты влюбилась в него и почему? Зная тебя, я никогда бы не подумал, что ты можешь полюбить представителя типа «веселых, хороших парней». Я бы никогда не подошел бы под такое описание, правда, моя радость?

Ивонна вспыхнула. Она была готова сказать Стивену что, возможно, сам факт, что Форбс так сильно отличался от него, заинтриговал ее. Казалось, Стивен не понимал, почему потерял ее, почему она так изменилась. Но он даже не намекал на женитьбу, на которую она надеялась. А Форбс считал оскорблением предложить ей что-либо другое, кроме женитьбы, узнав, что Ивонна относится к нему благосклонно.

Она рассказала о помолвке, потому что Стивен настойчиво хотел узнать о ней. Подробности были опущены, хотя они остались еще очень яркими в ее памяти.

Например, тот уикэнд, проведенный ею в доме Джеффертонов в Кемберли. Стивен мог вспомнить, что Ивонна тогда сказала ему, будто уедет в конце недели к своим друзьям, но не уточнила куда, а он и не поинтересовался. Стивен не отличался пустым любопытством и ожидал, что она ведет свою жизнь так же, как он вел свою. Кроме того, его в тот уикэнд ждала работа над обложкой книги. Ему требовались деньги, чтобы оплатить ряд своих счетов.

Возможно, если бы Стивен ревновал Ивонну, все могло обернуться совсем по-другому. Но ему никогда не приходило в голову, что ею начинают интересоваться другие мужчины. Кроме того, усиленно работая, он становился замкнутым и исключал ее из круга своих мыслей. Ивонна чувствовала это отчуждение, и оно ей приносило боль. Ивонна находила утешение, купаясь в лучах нежности Форбса, в его усилиях доставить ей удовольствие.

У него была маленькая машина. Он отвез Ивонну в Кемберли и гордо представил ее своей семье.

Она была тронута гордостью Форбса. Своей сестре, встретившей их прямо у ворот, он сказал прямо:

— Это Ивонна. Она великолепна, не правда ли?

Все рассмеялись. Филиппа, спортивная девушка с прекрасными волосами и голубыми, как у брата, глазами, носившая одежду из твида, круглые фетровые шляпы и джемперы ручной вязки, с дружелюбным интересом взглянула на гостью, затем ответила Форбсу:

— Конечно.

И Ивонне:

— Мой брат, не умолкая, рассказывал о вас. Вы даже не подозреваете, какой чести удостоены. Мы с мамой всегда считали, что машины и радио интересуют его куда больше, чем девушки. Кажется, вы первая, кого он привез к нам.

Ивонна произвела должное впечатление. До того как попасть в сам дом, она еще целый час осознавала важность собственной персоны. Все нашли ее исключительно красивой. И так и сказали. Они видели ее картину и в Сассексе и восхитились талантом художницы. И так далее… Это было приятное изменение в жизни Ивонны. Обычно она чувствовала себя скованно в присутствии более талантливых людей. Стивен склонялся перед красотой ее лица и фигуры, но она все же испытывала комплекс неполноценности в его присутствии.

В окружении Джеффертонов Ивонна была сама собой и, несмотря на молодость, обнаружила зрелость мысли.

Миссис Джеффертон оказалась приятной маленькой женщиной, седоволосой, с загорелым после многих лет жизни в Индии, Китае и на Среднем Востоке лицом. Как и у сына, ее страстью была армия. Она никогда не забывала, что была дочерью генерала, и что ее муж тоже дослужился до генерала. Женщина преклонялась перед каждым моментом из долгих лет скитаний по различным гарнизонам. Она находила свое место в любой организации, связанной с армией, являлась первым лицом на рабочих вечерах, в воспитании детей, в присмотре за женами и детьми других офицеров. Женщина всегда наслаждалась прекрасным здоровьем, была занята и счастлива. Ивонна сразу поняла, что мать желает такого же простого счастья своему сыну. Вне армии ее ничего не интересовало и, насколько смогла понять Ивонна с первого взгляда, не очень хорошо разбиралась в остальном.

Мать восхищалась Форбсом. Все, что он делал или говорил, было правильным. Ивонну удивляло, как Форбс вырос неизбалованным. Его сестра присоединялась к этому поклонничеству. Но он воспринимал все беззаботно, без по-настоящему глубоких чувств. В этой беззаботности Форбс был мил им. Особенно хорошо он относился к мальчику, к Николасу. Смерть его зятя, покойного капитана Клейтона, который воевал, как и Форбс, сделала Филиппу вдовой, получающей пенсию, и миссис Джеффертон, когда они остались наедине с Ивонной, поспешила рассказать о великодушии сына. Он платил за обучение своего маленького племянника, которого, естественно, ждала карьера военного. (Это было решено заранее).

Ивонна покинула дом немного ошеломленная большой информацией об армейских делах и под сильным впечатлением. «Великолепно, — думала она, — такая верность традициям, такой патриотизм».

С легким уколом вины Ивонна вспомнила, с каким искренним отвращением относился к годам, проведенным на флоте, Стивен. Но, конечно, он не был создан для военной службы. А Форбс родился и вырос солдатом.

Ивонна покинула Кемберли с впечатлением, что семья Джеффертонов очень дружелюбная. Они приглашали ее как «подругу» Форбса с нескрываемым восхищением, гостеприимностью и нежностью. Впечатление Ивонны от дома напоминало впечатление о семье… И то, и другое было «милым» и обыкновенным. Никакого особенного вкуса в обстановке или оформлении. Прелестные вещички скромного дизайна и невысокой стоимости, перемежающиеся неплохим семейным серебром, парой высоких бокалов эпохи генерала Чиппендейла и бюро времен королевы Анны, принадлежавшее «рисовавшей» бабке. Конечно, Ивонне показали аккуратные, выполненные без вдохновения пейзажи бабушки, и те оказались бледными, как девушка и предполагала. Но миссис Джеффертон показала их с гордостью и пожалела, что бабушка не дожила до встречи с дорогой художницей Ивонной. Но ни сама миссис Джеффертон, ни кто-либо другой из семьи не восприняли искусство гостьи всерьез. В их понятии это было лишь милым хобби. Они улыбались при мысли, что она намерена провести всю свою жизнь среди картин и кистей.