Все будет в порядке - Валерий Воскобойников

– Сказали, – ответил Володя с ещё большей растерянностью.

– Что они сказали?

– Сказали, что им некогда…

– Пусть найдут время и соблаговолят зайти. Передай им, что с завтрашнего дня их сын… В общем, я его исключаю из списков.

– Абуалиев, завтра без родителей можешь в школу не приходить, – объявила Синусоида на последнем уроке.

Шурка на неё не смотрел, смотрел мимо.

– Ты понял меня?

Шурка продолжал молчать, глядя в сторону.

– Петровский, напиши ему в дневник то, что я сейчас сказала. С меня хватит, намучилась.

Володя под её взглядом написал: «В школу завтра без родителей не приходить».

Но Шурка смотрел сквозь пространство потерянными глазами, как будто ослеп.

Он пришёл на другой день в школу как ни в чём не бывало и спокойно отсидел первый урок. А на второй в класс вошла Синусоида.

И Шурка вновь сидел, вцепившись в стол, глядя в сторону, она же повторяла, словно кибернетическое устройство:

– Еще раз говорю, выйди из класса.

И вновь по её команде Вавилов с Чернушенко выволакивали его, а он, с мёртвым лицом, кусая губы, цеплялся за край стола. И Володя, окаменев от ужаса, сидел рядом, не в силах помочь.

Остальные уроки он постоянно ощущал справа пустое место, словно вместе с Шуркой ушло из-за стола и пространство, в котором тот на уроках жил. У Володи даже правый бок то ли заболел, то ли замёрз от чувства пустоты в том месте, где сидел Шурка.

По дороге домой Володе на мгновение показалось, что за углом мелькнула сутулая Шуркина фигура. Может быть, он дожидался Володю, но в последний момент испугался встречи и убежал.

Назавтра место рядом с Володей оставалось пустым. Перед первым звонком Синусоида специально заглянула в их класс и, удовлетворенно кивнув, вышла. Её уроков в этот день у них не было.

А на перемене Шурка прокрался в кабинет на новый урок. Он, оказывается, первый час прятался на лестнице у железной двери. Они, уже довольные, сидели рядом, но тут Синусоида во второй раз заглянула к ним.

Шурка и в самом деле становился идиотом в её присутствии.

Он снова упрямо и тупо цеплялся за стол, потом за дверь, когда его выталкивали из класса. И только в последнее мгновение, уже почти из-за дверей, когда Вавилов срывал его руку с дверей, Шурка отчаянным взглядом посмотрел на Володю. На одно лишь мгновение взглянул. И Володя не выдержал. Сам неожиданно для себя, он, оставив сумку в столе, выбежал за Шуркой.

Он догнал Шурку уже на лестнице. На них с удивлением оглядывались те, что поднимались навстречу.

– Пойдём, я знаю, куда мы пойдём! – утешал Володя Шурку.

Неожиданная мысль озарила его.

Они придут вместе с Шуркой к Зине. Зина поймёт – она сама в прошлом году была школьницей. И это ей Шурка помог по какой-то там немыслимой стереометрии. Она пойдёт вместе с ними в школу и докажет, что он – не умственно отсталый.

Они надели куртки и вышли из школы. Шурка – с сумкой, а Володя – без всего, с пустыми руками. Он впервые в жизни пропускал уроки, но даже не боялся сейчас – пусть вызывают маму, зато он будет мучиться вместе с Шуркой. Он и в школу для умственно отсталых, если не удастся доказать правду, пойдёт с Шуркой вместе! После этого решения ему стало легко, свободно.

Он забыл, что было ещё начало дня и Зина уехала в свой институт.

– Ничего, погуляем по городу, а потом к ней, – обнадёживал Шурку Володя. – В Эрмитаж сходим.

Но и Эрмитаж оказался закрытым – выходной день.

Печальное получилось гулянье, бродили они по улицам, сидели на холодных скамейках, испуганно оглядывались на милиционера – вдруг спросит, почему во время уроков они болтаются по городу. Время ползло медленно, и они измучились, пока дождались середины дня, чтобы идти по крайней мере к Шурке домой.

Шуркин отец, такой же, как и сын, тощий, сутулый, с длинным лицом, только лысый, в этот раз не спал, а сидел на диване и читал газету.

Отцу они ничего не сказали. Шурка залез на шкаф и достал зачем-то тетрадь, в которую он записывал дифференциальные уравнения. Он попытался втолковать смысл формул Володе, уверял, что стоит только вникнуть в начало, а дальше и ему понятно всё станет. Но Володя так и не вникнул.

Втроём они поели суп и какую-то рыбу с картошкой. Обед, оказывается, в их семье варил отец. За столом отец рассказывал им истории из театральной жизни, наверно, весёлые, потому что сам он здорово хохотал, рассказывая их. Володя и Шурка тоже делали вид, что им весело от этих историй, и старались улыбаться.

Наконец, около четырёх они вошли к Зине.

Зина сначала не понимала, потом не верила, а потом испугалась.

– Ой, тут надо к Анатолию идти, – сказала она. – Меня они не послушают, только Анатолий поможет. Неужели ты сам не догадался? – спросила она Володю.

И удивительное дело, уж к Анатолию-то Володя и сам бы пошёл, но Зинаида решила идти обязательно вместе с ними.

Они положили в полиэтиленовый мешок с ручками Шуркины математические тетради и отправились втроём.

– Анатолий, конечно, поможет! – говорил по дороге Володя, и снова ему было легко, даже весело. – Анатолия и директор уважает, и сама Синусоида.

Знала бы Зина, идя рядом с этими двумя перепуганными пятиклассниками, что с каждым шагом она приближается к перекрёстку своей судьбы. Что еще немного – и ступит она на новый путь мучений и радостей из-за человека, которого самой ещё недавно так спокойно и приятно ей было помучить. Знала бы она об этом – быть может, и не отправилась бы вместе с ними, осталась бы дома. И жизнь у неё, возможно, была бы другая -не та, не её. Хотя спустя полгода это невозможно было уже представить.

И всё-таки как здорово, что другом у Володи был Анатолий. Он понял и поверил всему, едва ему стали рассказывать. Только перелистнул Шуркины математические тетради, исчерканные мало кому понятными каракулями.

– Пойдёмте, – сказал он, решительно поднимаясь со своего дряхлого заплатанного дивана, на который они уселись все. – Пойдёмте сразу к директору. Опаздывать здесь нельзя. И ты, Зина, ты молодец, что пришла. – Он просто похвалил её и всё. Как старого товарища. И ничего больше. И не удивился её приходу.

Неужели эти мгновения и стали перекрёстком в её жизни? Даже если это было так – она пока о том не догадывалась.

«Лишь бы застать директора! Лишь бы он был в школе!» – молился про себя Володя.

Он едва поспевал за широким шагом Анатолия. Так-то он привык ходить с ним помногу. Зина и Шурка отставали же всё больше и больше.

– Анатолий, нам не догнать! – наконец пожаловался Володя.

– Что? Я вас загнал! – Анатолий приостановился. – Боюсь, вдруг директора не застанем.

Директора они застали. Директор – коротко подстриженный седой человек, похожий на пожилого уставшего боксёра, – был в своём кабинете, а рядом с его рабочим столом на стуле сидела сама Синусоида.

Она изумлённо рассматривала их всех, вошедших вместе прямо в куртках, потому что раздевалка была закрыта.

– Фёдор Адамович, извините нас, но мы к вам по неотложному делу, – начал сразу Анатолий. Говорил он, как всегда, умно и по-взрослому, так что слушатели сразу начинали уважать каждое его слово.

– Сейчас, ребята, только отпущу Веру Семёновну.

– Вера Семёновна, если можно, тоже пускай останется. Останетесь, Вера Семёновна? – спросил Анатолий.

– Да-да, я, конечно. Конечно, я останусь, – заторопилась Вера Семёновна, она же Синусоида, с непривычной для Володи и Шурки виноватой интонацией.

– Этот мальчик, Саша Абуалиев из пятого класса, обладает исключительными, если не гениальными, математическими способностями. Он сам, дома, изучил математику в объёме средней школы и продолжает изучение дальше. Вот его тетради.

Анатолий положил две толстые тетрадки на директорский стол, а директор Фёдор Адамович начал рассеянно их листать. Потом одну из тетрадок брезгливо, недоверчиво подвинула к себе Синусоида, открыла где попало и замерла.

Анатолий хотел говорить дальше, но директор его прервал:

– Это хорошо, Анатолий, что ты нас навестил, и спасибо, что заботишься о способном мальчике. Но ты сам понимаешь, у нас не заочная школа, у нас ученик должен присутствовать на уроке. Должен присутствовать, даже если он знает предмет на «отлично». А, кстати, давай-ка мы и проверим его способности. А то ведь сам знаешь, – директор улыбнулся, – мало ли что они дома могут понаписать. – Директор поднялся и с Шуркиной тетрадью отошёл к окну. – Эх, и я когда-то увлекался математикой! Садись-ка, Саша, дорогой, в моё кресло. Вот тебе чистый лист, пиши уравнения, – и директор, заглядывая в тетрадь, стал диктовать непонятные пока для Володи слова.