Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны - Дмитрий Тараторин

Эти три идейные программы (служилых людей, боярско-олигархическая и казацкая) то явно, то скрыто проявляли себя затем из века в век. Но ярко и отчетливо обозначились впервые они именно тогда, под стенами Москвы.

Бояре-олигархи издавна рассматривают государство, как совокупность принадлежащих им вотчин, которыми они распоряжаются безраздельно и бесконтрольно, используя на благо свое и своих «семей». Высшая власть, будь то царь или президент, для них объект разводок и прямого подкупа, гарант их права эксплуатировать «холопов» в сугубо личных интересах. Неуклонное повышение жизненного уровня «лучших людей» и есть с их точки зрения, цель и смысл существования «великой и обильной» Земли Русской.

Дворяне вплоть до реформ Петра III и Екатерины, превративших их фактически в новую олигархию, освободив от обязательной службы, были людьми чисто «государственными». Владели они поместьями не безусловно, а в награду за постоянную готовность к ратному труду и подвигу. Их интересы полностью совпадали с целями растущей и крепнущей державы. Идеологией этого сословия был принцип тотального служения высшему смыслу в ней воплощенному, всех — от «холопов» до князей. Здорово, вроде бы, только во имя чего это величие и могущество, если опять же обретается оно ценой утраты и забвения Правды. За эту забывчивость в 1917-м дворянам пришлось дорого заплатить.

А вот их оппоненты, от убийц Ляпунова до Емельяна Пугачева желали принципиально иного — «свободы для всех быть вольными казаками». Однако уже Смута показала, что при попытке безоглядно воплотить этот идеал в жизнь, государство рушится, а его осколками завладевают иноземцы, которые отнюдь не гарантируют Правду, но при этом откровенно покушаются на Веру.

То есть, уже в Смуту стало ясно — спасение в синтезе вольности «святорусской» с державностью «третьеримской». Решающую роль в создании победоносного второго ополчения сыграла Православная церковь и прямая народная инициатива. Русский марш на Москву увенчался успехом именно потому, что это предприятие было зримым воплощением мечты о единстве Веры и Правды. «Третьеримской» и «святорусской» идей.

Первый Романов — Михаил несколько лет правил, стараясь строго придерживаться этой формулы национального спасения. А помогал ему в этом, заседавший в Москве Земский собор — русский всенародный парламент.

Но поверили Романовым далеко не все. Часть казаков, во главе с Иваном Заруцким не смирилась. Они надеялись посадить в перспективе на престол сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек.

Однако «воровская» удача им изменила, и в июне 1614-го Марина с сыном и атаманом Заруцким были схвачены в Астрахани и отосланы в Москву. Казацкий лидер был посажен на кол, а трёхлетний Иван удавлен (повешен около Серпуховских ворот). Чем он мог угрожать новому царю?

Конечно расстрел семьи последнего русского императора — чудовищное преступление, более того, ритуальный акт. Но не стоит забывать, что и само царствование Романовых началось с детоубийства..

Народною волей

Как же удалось преодолеть разруху, воцарившуюся почти повсеместно в стране, а главное — в головах русских людей, как удалось после двух раундов Гражданской добиться если не мира и согласия, то устойчивого перемирия? А исключительно демократическим путем.

Михаил Романов был избран на царство Земским собором. Сразу же по освобождении Москвы, лидеры ополчения разослали в города русские послания с призывом слать в столицу делегатов.

Форум в итоге сложился весьма представительный — по-настоящему всесословный. На избирательной грамоте стоит 277 подписей. 57 из них принадлежит представителям духовенства, 136 — высшему слою служилых людей (бояре — 17 человек), 84- городские выборные.

Отметим, что автографы оставили далеко не все участники. В реальности было их чуть ли ни вдвое больше. Пожарский звал по 10 человек от города, и 50 городов прислали делегатов). Были среди голосовавших и казаки, и черносошные крестьяне.

После коронования Михаила Федоровича Собор распущен не был. Он заседал в течение ближайших девяти лет, только состав периодически обновлялся. Вот она формула гражданского мира — легитимная твердая власть + реальное всесословное представительство во имя торжества Веры и Правды.

Собственно, это модель была впервые апробирована Грозным с подачи Избранной Рады. Именно самый первый Земский собор (Собор примирения) наметил путь органичного слияния исконной святорусской правды с имперской третьеримской государственностью.

Образование единой державы под властью Московского царя объективно требовало трансформации местных традиций вечевой демократии. Логично было учредить Вече Всея Руси. Это не был отвлеченный проект книжников-нестяжателей, это была реальная потребность народа русского.

В ходе Смуты требованиями, урезающими самодержавную власть, обуславливалось и воцарение Шуйского, и присяга королевичу Владиславу. В последнем случае прямо оговаривалось, что полномочия его ограничиваются не только боярской думой, но и «советом всея земли».

Вечевая традиция имела место везде на Руси, а не только в Новгороде и Пскове, разумеется. Просто там роль этого всесословного собрания была ведущей. В других русских городах вече, князь и его дружина представляли триединую власть, в рамках которой преобладающей силой становилась то одна, то другая сторона.

В домоногольский период, например, вече в иных местах брало такую силу, что могло «указать князю путь», то есть, изгнать его из города. Дружина тоже играла не малую роль. Князь не мог погнать своих витязей на убой, если не было на то их согласия. Коллективная воля дружинников непременно учитывалась. Бывали случаи, когда попытка игнорировать ее приводила к тому, что князь лишался всякой поддержки. Поход саботировали не только дружинники, но и глядя на них, уже вроде бы отмобилизованные союзные силы.

То есть, во глубине седых веков, там, где «русский дух, где Русью пахнет» мы не обнаруживаем никаких абсолютистских традиций. Они явно заимствованные. Причем, если теоретическое обоснование было взято осифлянами из византийских источников, то практика имеет явно татарские корни.

Князья из рода Калиты в Орде наблюдали модель вполне самодержавную. А ее истоки — в мистическом озарении Чингисхана, осознавшего себя, реализатором воли Тенгри (Бескрайнего Синего Неба). Не напоминает разве Грозного?

Нет, он, конечно, все больше про «кесаря Августа» писал и «царя Константина», но, на самом деле, наследие Чигисхана (о чем, и говорили «евразийцы» от Савицкого до Гумилева), в Московии куда как более значимо, чем мономахово.

Уместно вспомнить знаменитую легенду о граде Китеже. Характерно, что источником ее считается «Китежский летописец», текст, созданный, судя по всему, в среде старообрядцев-бегунов, в конце XVIII века.

Согласно этому документу, сей святой град, населенный истинно православными, скрылся в водах озера Светлояр, пред изумленным взором намеревавшегося штурмовать его безбожного хана Батыя. Причем, жители Китежа вовсе не готовились к воинскому отпору, ввиду наступающего неприятели, но погрузились поголовно в молитву. И были Божьей Волей избавлены от басурман.

Старообрядческий источник легенды о многом говорит. «Ревнители древлего благочестия», похоже, чуяли, откуда на Русь надуло самодержавие, поправшее поначалу Правду, а потом и Веру, — из монгольских степей. И под Батыем ханом Московского царя подразумевали.

Правда, справедливости ради, заметим, что Чингисхан дал своим воинам свод законов — Ясу. Большинство глав в нем, да, писаны кровью. Потому как великий завоеватель не знал иного наказания, кроме смертной казни. Однако, это был именно свод очень четких и однозначных норм, каковых придерживался и сам степной властелин. То есть, заявить своим багатурам, что, мол, он волен в жизни и смерти «холопов своих», ему и в голову бы не пришло.

Таким образом, начиная с Ивана Грозного, московские самодержцы претендовали на свободу «самовыражения» большую даже, чем позволял себе Чингисхан. Потому, и те, кто противостояли им, обретали свою особую, беспредельную волю.

С тех пор как сокрылся от врагов Руси Китеж-град, из глубин Светлояра иногда доносится звон колокольный. И, говорят, письма оттуда приходят от тех, кто допущен был позже к общению со святыми, пребывающими на дне. Это «малявы» от истинно свободных тем, кто отбывает пожизненный срок на зоне под названием Россия.

Дно здесь ключевой образ. Именно там, на так называемом, общественном дне, «воровском» и «антигосударственном» сохранялись веками традиции Святой Руси. В небезупречном, разумеется состоянии. И все же.

Но об этом позже. А пока вернемся туда, в период, когда гражданскую еще можно было прервать, когда, пережив Смуту, русские люди искали пути к обретению, чаемого ими «жития мирного, любовного». Причем в формате Третьего Рима.