Артем Скворцов — рабочий человек - Нина Кочубей

Но как ни ароматен укроп, дух мясной косточки побеждает все. Артемка обычно прямо с нее и начинает. Потом он честно до дна съедает свою порцию лапши, второе и ждет: сейчас мама подаст третье. Что там? Артемка уже давно чует компот. Запах разваренного урюка, чернослива дразнит обоняние. Мама — она все понимает без слов! — наполняет его стакан до отказа фруктами, а жидкость льет в оставшиеся между ними щелочки. Красота!

Жаль, такие праздники в доме нечасты. Мама работает на заводе. С тех пор как ушел отец, она взяла дополнительную работу.

Артемка помнит себя совсем маленьким — до подоконника не доставал! Мама всегда успевала прибежать с работы первая, пока отца не было дома. Весело кричала: «Артем! Сейчас папка придет!» Артемка уже знал, что надо было делать дальше — привести в порядок комнату! И он с усердием убирал на место раскиданные на полу игрушки. Мама хлопотала на кухне.

В прихожей раздавался звонок. Смеясь, они мчались с мамой наперегонки открывать.

Открывала всегда мама — Артемка тогда еще не мог дотянуться до замка. Отец приносил с собой запах металла, бензина. В их маленькой квартире становилось сразу шумно и тесно.

Мама собирала на стол, а потом они все вместе отправлялись на улицу.

Артемке очень нравились эти прогулки. Они шли не спеша по направлению к реке, на ее высокий и крутой берег. Навстречу попадались знакомые. Некоторые из них здоровались с Артемкой, с мамой, с отцом, справлялись о здоровье.

Артемке казалось, так будет всегда. Но однажды все это кончилось…

По закону отец обязан был им помогать, давать деньги, пока Артемке не исполнится восемнадцать лет. Отец и не отказывался. Отказалась мама: «Мы не нищие, чтобы от посторонних брать подачки. Проживем сами!» Гордая мама у Артемки.

Сегодня утром они встретились в дверях квартиры. Мама возвращалась с работы, Артемка шел в школу. «Что-то ты мне сегодня не нравишься», — сказала мама, посмотрев на него, и приложила руку к Артемкиному лбу.

Артемка сегодня и сам себе как-то не очень нравился. Проснулся почему-то вялый, еще ничего не сделал, а уже устал, словно всю ночь гонял футбол. Одевался — все валилось из рук, болела голова, болело горло…

Мама отняла руку, строго сказала: «Вернись!» — и сунула под мышку Артемке градусник. Вытащив его через несколько минут, она испуганно всплеснула руками: «Батюшки! Тридцать семь и семь! Что с тобой? Простудился? — И сама себе ответила: — Конечно, простудился. Мороженое, наверное, ел? Конечно, мороженое, что еще-то! Раздевайся и — в постель. Быстро!»

И помчалась на третий этаж к Микуле Селяниновичу звонить по телефону в поликлинику.

Вернувшись, мама присела возле Артемкиной постели, в глазах ее была тревога.

— Что-нибудь болит?

— Горло немножко.

— Я тебе сейчас молока вскипячу. Молоко, оно всегда хорошо…

Вскоре пришел врач. Здоровый такой дядька, похожий на Юрия Власова. Если бы не белый халат, его можно было бы принять за боксера или штангиста. Он заглянул Артемке в рот, попросил сказать «а», послушал легкие и пошутил:

— Прекрасно. Траур пока объявлять не будем, ограничимся таблетками и горячим молоком.

— А как школа? — поинтересовался Артемка.

Врач выписал рецепт, подал маме:

— В школу три дня не ходить. Побыть дома. В постели. — Укладывая в чемоданчик фонендоскоп, он строго посмотрел на Артемку: — Закаляться надо, молодой человек. Хорошо живет тот, кто обходится без пас, врачей. Гимнастику по утрам делаешь?

Артемке стало стыдно, но он честно признался:

— Нет.

— И конечно, не обтираешься холодной водой?

— Не обтираюсь.

— Оно и видно. Ловит тебя простуда даже летом. И грудная клетка, как у воробья. До свиданья.

Врач ушел, а мама как-то испуганно прошептала:

— Закаляться надо, Артемка…

Потом она сходила в аптеку, принесла таблетки — одну Артемка сразу же проглотил — и только тогда, наконец, спросила:

— Ну как ты тут? Какие новости?

Новости у Артемки были. И среди них одна, как ему казалось, очень важная. Про Акулу. Но Артемка дал слово: ни звука об их встрече. А рассказать так хочется. Все почему-то уверены, что Пашка — пропащий человек. И Артемка так думал. А это вовсе не так. Ведь взялся все-таки человек за ум! Как об этом рассказать маме? И Артемка решил схитрить.

— Я тут одного знакомого вчера встретил. Он мне про Пашку рассказал.

— Про Пашку? Про Пантюхина?

— Да.

— Ну, что он, где? — Мама сразу очень посерьезнела.

— Представляешь, он работает! На заводе.

— Да что ты! — обрадовалась мама. — Вот уж действительно новость. И хорошая. Кто бы мог подумать, что Пашка станет человеком. Уж такой дурной был, а смотри-ка, на работу поступил. Где же он живет?

— Не знаю. Может, в общежитии. Он не говорит. Боится, что его Степанида разыщет. Он ее даже видеть не хочет.

— Ну что ж, может, и правильно. Степанида Кондратьевна — плохой человек. И Пашку она учила только худому. Может, он и прав, что держится от нее подальше. Без нее он скорей выправится. Коллектив поможет.

Артемка засмеялся.

— Ты что? — спросила мама.

— Видела бы ты этого слесаря! Как шут гороховый! Отрастил длинные волосы, выкрасил их в рыжий цвет. На руках маникюр, на шее цепочка с какой-то побрякушкой Разряженная девица с танцплощадки!

— Конечно, — огорчилась мама, — он ведь жил дикарем и дружбу водил с такими же, как сам. Кто ему подскажет, научит? Ну ничего. На заводе это пройдет. Народ там серьезный. Добровольно попугаем никто не станет. И Пашка со временем поймет, что он просто дурак. К нам такой тоже недавно пришел. Клоун, да и только! Тот еще и веки красил. Уж девчата над ним издевались! Его Валентином зовут. Как-то одна девушка на собрании говорит: «Я Вале советовала, а она меня не послушала». Мастер удивился: «Какой Вале?» Та на парня показывает: «Вот этой, Трофименко». Мастер ничего понять не может. «Как Трофименко? Разве он… разве она… А я ее парнем считал». В зале хохот. А девушка свое: «Что вы, Аким Назарыч, Валя только брюки носит. Так мы все на работу в брюках ходим. А в остальном девушка. Мы ей ко дню рождения собираемся серьги подарить и давно уже жениха подыскали…» Хохот стоял! Чуть собрание не сорвали. И прилипло после того к этому горе-парню женское имя! «Валя, ты куда пошла? Валя, ты этот фильм видела?» Умылся он. Все краски с себя стер, цепочки всякие снял, волосы постриг, ногти обрезал. И ты знаешь, толковым парнем оказался! А ведь мог бы так и остаться всеобщим посмешищем. Вот и Пашка. Авось образумится.

Долго они с мамой говорили про разные разности. Потом мама еще раз смерила Артемке температуру, обрадовалась, увидев, что ртутный столбик опустился чуть ниже, и ушла на кухню готовить обед.

И вот лежит Артемка, укутанный одеялом. Втягивает носом воздух: что-то сегодня будет на третье? Хорошо бы компот. Ура, кажется, так и есть: пахнет черносливом!

— У меня все готово! — доносится вскоре из кухни мамин голос. — Сейчас будем обедать. Ты лежи, я все принесу в комнату.

Но Артемка встает. Еще не хватало, чтобы его кормили в постели! Будем обедать на кухне, как всегда. Закаляться так закаляться!

Мама запротестовала:

— Зачем ты встал? Тебе нельзя.

— Но ведь температура снизилась, — не соглашается Артемка. — Пообедаем — снова лягу. — И застывает на месте, Взгляд его устремляется за окно.

Удивительная вещь! Что бы ни думал Артемка, чем бы ни занимался, но как увидит, что идет Микула Селянинович, все бросает и смотрит на него. Нравится почему-то Артемке на него смотреть. Кажется (а может, это так и есть), никто так не ходит, как Микула. Походка широкая, уверенная, а плечи у Микулы прямо богатырские. Иногда думаешь, повернись Селянинович неосторожно, и треснет по швам его спецовка! Вот такой, наверно, никого и ничего не боится.

Мама давно уже, видно, примечает все это за Артемкой и сейчас, перехватив его взгляд, улыбается:

— Что, нравится?

— Нравится, — сознался Артемка.

— То-то. Сразу видно — идет его величество!

— Почему «его величество»? — удивился Артемка.

Мама засмеялась. Тогда Артемка все понял и засмеялся сам. «Это же у нас о рабочих так принято говорить: «Его величество рабочий класс». Артемка никогда не видел, чтобы Микула суетился, кричал на кого-нибудь, ругался, грозил. Подойдет, посмотрит на тебя, будто насквозь глазами пронзит, и скажет: «Что же это ты, гражданин, некрасиво себя ведешь?» И опять так на тебя глянет, что ты рад сквозь землю провалиться. Между прочим «гражданин» — у Микулы любимое словечко.

— Ну, садись. Будем обедать, — сказала мама. — Все хочу спросить тебя, почему вы Коваля Микулой зовете?

Артемка хмыкнул.

— Он когда с Украины к нам приехал, его кто-то во дворе спросил: «Как вас зовут?» Отвечает «Микола». По-нашему Николай. И отчество похоже — Семенович. Ну мы его и прозвали Микулой Селяниновичем.