Слишком большой соблазн - Людмила Феррис

– Ну что, молодой человек, слабо готовы вы к экзамену, очень неясное представление в вашей голове о динамике двигателей.

Яценко злился и смотрел на худые руки преподавателя в темных старческих пятнах и молчал. Ему бы получить заветную тройку с первого раза, не больше, а то в деканате лишат стипендии, Гладкову этого не понять.

– Тройку я вам поставлю, но это должно быть стыдно. Двигатели – будущее космонавтики. Кстати, я тут разработал очень интересную тему по двигателям. – Профессор постучал ладонью по своей папке, которая лежала на столе.

Когда буквально через минуту Илья Сергеевич вышел к кому-то из аудитории, Яценко машинально вытащил из профессорской папки несколько исписанных листков. У него не было никаких планов по этому поводу – он объяснял позже себе случившееся «приступом озорства и хулиганства».

В общежитии Володя внимательно посмотрел наброски и вдруг понял идею, связанную с электромагнитными волнами.

– А если учитель заметит пропажу?

С тех пор Володя Яценко издалека начал наблюдать за жизнью профессора Гладкова, которого, как казалось, ничего не волновало, кроме науки. О пропаже бумаг из папки Гладков ни на кафедре, ни в деканате разговоров не вел. Илья Сергеевич был человеком рассеянным. Он вообще не смотрел по сторонам, а только себе под нос и все время что-то бурчал. Его открытия двигали космическую науку, он делился радостью со студентами, и когда случайно посмотрел чуть дальше носа, то увидел очаровательную студентку Лидочку, на которой тут же женился. Лидочка быстро стала ассистенткой профессора, сопровождала его за границу и вела все дела в России. Профессор Гладков умер через пару лет после женитьбы, Лидочка впала в депрессию, а Володя Яценко, не случайно оказавшийся рядом, хорошо умел утешать девушек. Ему нужны были оставшиеся записи из папки.

Он был вообще упорным и настойчивым в достижении цели, потому что часто наблюдал, что одни воплощают мечты в реальность, а другие опускают руки при первой же неудаче. Яценко хотел быть хозяином своей судьбы, лучшим из лучших, а не ведомым исполнителем, и пусть он пока не хватал с неба звезд, он верил, что его час настанет. А пока до этого далеко, и нужно использовать не колеблясь обстоятельства и любые шансы.

Нужный момент он почувствовал сразу, как узнал о смерти Гладкова, и якобы случайно встретил в институте вдову профессора Лидочку. Завязать разговор с интересующей его особой не составило никакого труда, женщина попала под его обаяние.

Яценко знал, что ему нужны незаконченные научные работы профессора Гладкова, которых осталось великое множество. У него была конкретная цель, и если ради нее требовалось войти в доверие к десяткам «Лидочек», он бы сделал это не сомневаясь. У него ничего не было для хорошего старта, только амбиции, которые бередили почем зря и которые он собирался реализовать любой ценой. Платили за него в этом случае другие – сломанной судьбой, несбывшейся надеждой.

На процесс завязывания прочных отношений с Лидочкой ему понадобилась пара месяцев, а бумаги профессора, которые ему удалось тогда заполучить, работали на Яценко уже двадцать пять лет. Как эти четверть века ему удавалось удерживаться на плаву, известно только ему и богу. А сколько было желающих столкнуть, сдвинуть его, уменьшить заслуги перед отраслью. Где они теперь? Ау!

Он периодически рассуждал о том, что скоро уйдет на покой, и со смехом наблюдал, как начинает возню его окружение, как жуки в банке.

– Что будете пить? – Красивая стюардесса прервала его воспоминания и стояла совсем близко, были видны синие пульсирующие венки на нежной шее.

– «Хеннесси», и побольше. Еще лимон.

Стюардесса улыбнулась, ей был знаком этот тип пассажиров – статусные видные мужчины, боящиеся летать на самолетах. Коньяк был хорош, он знал толк в напитках.

– Вам стало легче? – Девушка продолжала улыбаться, словно не было в самолете легкой тряски, называемой умным словом «турбулентность». Его руки стали влажными, а в кончиках пальцах покалывало.

– Конечно, легче, а вот когда сядем в Москве, будет совсем хорошо.

– Вы не переживайте, у нас опытный экипаж, все будет замечательно.

– Конечно, конечно.

Молодая стюардесса напомнила ему дочку. Анечка также мило улыбалась и всегда была в хорошем настроении. Он дал единственной дочери хорошее английское образование, она занимается делом, которое ей нравится, – дизайнер одежды, но разве он мог предполагать, что будет саднить сердце, потому что ее нет рядом? Дочь была такой же напористой, как и он. Анечка быстро стала чересчур самостоятельной, сейчас снимает квартиру на берегу Темзы и редко звонит, а когда звонит он, то слышит общие фразы:

– У меня все в пределах нормы, не беспокойся!

Что это значит? Какая у нее норма и что будет, если установленные ею же параметры поменяются, он не понимал. Он очень любил дочь, она была его частью, его кровинкой. Жаль, что у него только один ребенок. И, может, зря не послушал тогда жену Веру, которая была против далеких путешествий их дочери. Впрочем, он всегда сам принимал решения. Нет, он тысячу раз прав! Детям из страны нужно уезжать, нет у нас стабильности, с экономикой творится неладное, доллар с евро скачут вверх…

В салоне объявили посадку, и Яценко снова напрягся.

– Вот сейчас самолет сядет, и в следующий раз поеду на поезде. – Он знал, что этого никогда не будет, три дня дороги большая роскошь, но мысленно успокоился тому, что у него может быть выбор.

Коллегия его утомила. На вечный вопрос: почему падают спутники, у него есть свое мнение, но он его никогда не выскажет, потому что оно опасно, слишком много в отрасли воруют. Предшествующий Бразгину начальник, например, очень намекал, что ему для решения всех жизненных вопросов не хватает десять миллионов рублей. Владимир Николаевич, конечно, осадил его мягко: нет у предприятия таких денег на «откаты», в результате федеральное финансирование задержалось на такие непотребные сроки, что он еле перекрыл недостающие финансы банковскими кредитами. Ничего, он привык держать удар! Яценко умеет быть ласковым и обаятельным, когда этого требуют обстоятельства, перешагивать через тех, кто был рядом, забывать хорошее, но не прощать обиды. Народ – это только масса, из которой можно «лепить» необходимое, которую нужно использовать, пусть с помощью лжи, интриг, коварства. Яценко неважно, кто и что о нем думает, он расчищает себе дорогу к намеченной цели. Он добился всего, чего хотел, но успокаиваться и «почивать на лаврах» ему нельзя, слишком много желающих «укусить» его побольней, подставить подножку и посмеяться за спиной. Таких людей он быстро вычислял и отдалял от себя навсегда. Ему ближе и понятней такие, как Ромочка Шарулев, который, заходя к нему в кабинет, словно сгибался напополам от усердия.

– Вызывали, Владимир Николаевич?

Ромочкины руки трясутся от напряжения и страха перед генеральным.

Пока Шарулев ему нужен, а если нужда отпадет, как ступень у космического корабля, то о Роме как о бывшем сотруднике на предприятии и не вспомнят.

Яценко вообще не любил ворошить старые истории и никогда не жалел о своих прошлых решениях, только вот последние месяцы память почему-то возвращала его к Лидочке Гладковой, чьей доверчивостью и беззащитностью он нагло воспользовался.

– Старею, что ли! – вслух сказал он.

Его прошлое – это приобретенный опыт, без которого не было бы настоящего и, он надеется, будущего. Владимиру было привычней вспоминать былое в лучшем свете, чем оно было, приукрашенное и преувеличенное. Сегодня его жизнь не стоит на месте, и ему не хочется причалить к спокойной гавани и отдохнуть, острых ощущений ему не занимать.

Взять хотя бы этот полет на самолете! Нет, он еще покажет всем своим соратникам. Кстати, дрянное шампанское было на банкете после коллегии, да и вообще он устал там от разговоров о стапелях, двигателях и пусках.

Глава 8

– Ну, Юля, ты даешь! На твоих глазах произошло убийство! Ты просто вляпалась! И я вместе с тобой! – Заурский мерил шагами свой просторный кабинет.

– Что вы, Егор Петрович, как ледокол двигаетесь – туда-сюда?

– Сорнева, а ты настоящий ледокол когда-то видела?

– Не видела, но вы на него похожи!

– А на кого ты похожа? Чудо! Что с корифеем космонавтики сделала? Как все произошло?! Какой черт тебя понес на интервью? – Заурский спохватился, вспомнив, что «черта» организовал именно он. – Ну, дети мои!

– Вы наговорите, Егор Петрович, это не я! Я его не убивала.

– И на том спасибо, Юля. Я не сомневался.

– Я уже вам все рассказала, как и следственной группе, а тем аж два раза, они с первого раза ничего не успели записать. Ошибки в протоколе делают – кошмар, а еще высшее образование имеют! Я пока ошибки не исправила, протокол не подписала.

– Ошибки – это круто, Сорнева. Это по-нашему! Все остальное откуда?

– Не знаю я, клянусь, не знаю. Я этого Яценко первый раз в жизни видела. Я ждала его в кабинете, вопросы готовила и вдруг хлопок услышала, но не подумала, что это выстрел. Может, он там шампанское решил открывать, в своем тайном кабинетике? Он вообще странно себя для корифея космонавтики вел, бегал за эту дверку, бегал. Зачем бегал? Непонятно!