Внеклассное чтение. Том 2 - Борис Акунин

— Могу ли я узнать, господин поручик, что здесь происходит? С какой целью ваши солдаты забирают и вяжут веревками этих юношей? Быть может, все они преступники?

Офицер посмотрел на вопрошавшего, увидел, что имеет дело с благородным человеком, и поднялся.

— Обычное дело, сударь. Берем рекрутов, а они прячутся, не желают служить отечеству. Одно слово — скоты безмозглые. Не понимают, что на солдатской службе и сытней, и веселей.

Поблагодарив за разъяснение, отошли в сторонку. Слушать душераздирающие крики несчастных матерей, у которых отбирали сыновей, и взирать на слезы дев, лишавшихся своих суженых, было тяжко.

— Что ты о сем думаешь, друг мой? — спросил Данила.

Митя увлеченно стал излагать свои мысли по поводу армии свободных людей — те самые, которые не так давно пытался привить государыне и которые привели к неожиданным и печальным следствиям. Фондорин слушал, кивал.

— Как это верно, мой добрый Дмитрий. Странно, что наши властители не понимают простой вещи. Оборона отечества — важнейшее и благороднейшее из занятий. Как можно поручать его зеленым юнцам, которые к тому же, судя по их сетованиям, не испытывают к сему ремеслу ни малейшей склонности? Я бы вообще поостерегся доверять столь ненадежным гражданам смертоносное оружие еще, не приведи Разум, нанесут увечье себе или окружающим. Пускай под ружье встают те, для кого этот жребий желанен.

— Так ведь одних волонтеров, наверное, не хватит? — усомнился Митя. — Где их столько взять, чтобы всю империю оборонить? У нас недоброжелателей много. Только турков с поляками и шведами побили, а уже вон французы подбираются.

— Хватит, отличным образом хватит. Видишь ли, Дмитрий, природа устроила так, что каждый год на свет нарождается известное количество храбрых и непоседливых мальчиков, от которых в мирной жизни одно беспокойство. Войдя в возраст, они начинают безобразничать, буйствовать, бить своих жен, а иные даже становятся ворами и разбойниками. Вот из подобных нелюбителей спокойной жизни и нужно набирать войско. Плати таким воинам за опасную службу щедро — деньгами, уважением, нарядной одеждой — и будешь иметь лучшую армию в мире. Очень большого войска и не понадобится, потому что один твой солдат десять этаких горе-вояк побьет.

Данила показал на зареванных рекрутов и жалостливо поморщился. Тут подошел партионный начальник, и интересная беседа вынужденно прервалась.

— А что, сударь, — обратился к Фондорину офицер, помявшись, — нет ли у вас в карете погребца с каким-нибудь напитком? Простыл по морозу таскаться. Так недолго и внутреннюю застудить.

— Отчего же, есть, — вежливо ответил Данила. — И не в погребце, а прямо с собой. Ром для медицинских целей, первое средство от простуды.

И достал из кармана плоскую медную фляжку.

— О да! — просиял поручик. — Лучше рома только можжевеловая водка! Вы позволите?

Потянул лапу к фляжке, но Фондорин накапал ему в крышечку — на один глоток.

— Более не рекомендую. Вы ведь на службе.

Офицер опрокинул крышечку и протянул ее за добавкой.

— Скажите, поручик, а что это у вас за невиданный мундир? Я думал, букли, пудра, гамаши, тесный кафтан в русской армии давно отменены?

— В русской точно отменены, а в нашей, гатчинской, все заведения по уставу великого короля Фридриха. Одна пуговка где расстегнись, двадцать палок. Даже офицерам. Недопудришься — пощечина. А просыплется пудра на воротник — того хуже, гауптвахта. Его высочество государь Наследник с этим строг.

— Ах вот оно что, вы из Гатчины… — протянул Фондорин и выразительно взглянул на Митю.

— Точно так. Велено набрать в Новгородском и Тверском наместничествах новый батальон. О, нас теперь много, целая армия! — Офицер получил-таки добавку, выпил и снова протянул руку. — Случись что в Петербурге… Ну, вы понимаете? — Он подмигнул. — Через три часа форсированного марша будем у Зимнего.

— Через три часа? В этаких тугих рейтузах и штиблетах на кнопочках? Навряд ли, — отрезал Данила и отобрал крышечку. — Всего хорошего, сударь.

— Наслышан я о гатчинских заведениях, — продолжил он уже для одного Мити. — У Наследника там свое маленькое немецкое княжество. Дома для крестьян преотличные, каменные, стоят по ранжиру. Поселяне одеты чисто, на европейский манер. У хозяек на кухне одинаковый набор кастрюль и сковородок, его высочество сам устанавливает, каких именно. За нарушение бьют. Нужно, чтобы подданные ничем не отличались друг от друга — такое у Наследника мечтание.

— Сущая правда, — подтвердил поручик. Он, кажется, нисколько не обиделся на Фондорина и, вероятно, надеялся получить еще одну порцию противу простудного средства. — Давеча стою на вахтпараде. Всё в роте как есть в полном аккурате: сапоги носочек к носочку, усы у солдат торчат одинаково, глаза тоже пучат единообразно. А его высочество, гляжу, хмурится — недоволен чем-то. Присел на корточки, головой этак вот повертел. «Это, говорит, что такое?» И показывает шеренге на середину фигуры, где обтяжные панталоны спереди топырятся. Я рапортую:

«Сие у роты причинные места, ваше императорское высочество!» А он мне: «Вижу, что причинные, болван! Почему в разные стороны глядят — у одних направо, у других налево? Чтоб у всех было направо!» Вот как у нас в Гатчине. Хм. Не позволите ли еще ромом одолжиться?

Данила отдал ему всю фляжку. Покачал головой.

— Пойдем, Дмитрий. Спаси Разум бедную Россию. Что ожидает ее с этаким императором?

Митя подумал немного и спросил:

— Так не лучше ли, если следующим императором станет Внук государыни? Я видел его. Он производит впечатление юноши умного и доброго.

— Возможно. Правда, Наследник тоже некогда был отроком добрым и рассудительным. Увы, мой славный друг: жизнь близ престола губительна для ума и для сердца…

Они были на середине площади, когда один из конвойных, приложив ладонь к глазам, присвистнул:

— Ишь чешет. Как только шею не свернет. Со стороны Москвы, сопровождаемый шлейфом снежной пыли, мчался верховой.

— Не иначе кульер, на казенной, — лениво сказал капрал, пыхнув дымом из трубки. — Свою лошадку так гнать не станешь.

Фондорин взял Митю за руку.

— Вернемся к карете. Полагаю, операция по перемене подковы завершена, и мы можем следовать дальше.

Всадник тяжело проскакал мимо, Митя разглядел только развевающийся черный плащ и круп вороного жеребца. Видно, дело у казенного человека было срочным.

Но возле дормеза тот вдруг осадил коня и гаркнул:

— Вот она где, голуба!

Голос был осипший от холода, но до дрожи знакомый. Пикин! Догнал!

— Если я не ошибаюсь, этот господин явился по нашу душу, — спокойно молвил Данила, чуть ускоряя шаг.

Митя же ничего не сказал, потому что стало очень страшно.

Ужасный капитан-поручик соскочил с коня, постучал в дверцу:

— Ваше сиятельство! — крикнул он. — Пустая затея от Пикина бегать! Как это я мимо-то прогрохотал, ведь по одной дороге ехали! В Твери на заставе говорят: был дормез, в Завидове говорят — не было. Чудеса да и только. Дай-ка, думаю, вернусь. Павлина Аникитишна, что вы молчите? Ау!

Он распахнул дверцу, а тут как раз и Данила подошел. Митя благоразумно остался сзади.

Ну сейчас будет!

Фондорин тронул преображенца за плечо:

— Кто вы, сударь, и что вам нужно в моей карете?

— В вашей карете?

Пикин озадаченно уставился на незнакомца.

— Это дормез графини Хавронской, я отлично его знаю!

— Карета прежде и в самом деле принадлежала даме, имя которой вы назвали, однако от самого Новгорода в ней еду я. Графиня была так любезна, что уступила мне свой экипаж, причем за самую скромную цену. Вам дело до ее сиятельства? Сожалею, но не имею представления, где она сейчас находится.

— Черррт!

Пикин в бешенстве двинул кулаком по дверце.

— Триста верст зря! Проклятая баба! — Он еще и ногой размахнулся, чтоб ударить ботфортом по колесу, но вместо этого спросил. — А не было ли с ней старого мужика — косматого, звероподобного, с седой бородищей?

Данила насупился, сдержанно произнес:

— Нет, описанного вами субъекта я рядом с ее сиятельством не видел. С ней был маститый, почтенный поселянин зрелых лет. Пикин оглядел Фондорина с головы до ног.

— А вы-то кто такой? Назовите имя!

Тот скрестил руки на груди.

— Сначала представьтесь вы, как это заведено у приличных людей.

— С чего вы взяли, что я приличный? — хмыкнул капитан-поручик.

— С того, что на вас мундир ее императорского величества Преображенского полка.

Спокойные, с достоинством произнесенные слова возымели действие.

Злодей вскинул голову, представился:

— Гвардии капитан-поручик Пикин. — И, выдержав паузу, со значением прибавил. — Адъютант его светлости князя Платона Александровича Зурова. Ну, а вы кто? Куда едете? Зачем?