Щупальца спрута - ИОСИФ ФРЕЙЛИХМАН

Да и сам Степанковский, всегда сдержанный, спокойный, стал каким — то другим. Он преобразился. Появилась изысканность в одежде, предупредительность в обращении с женщинами, чего раньше за ним не наблюдалось.

Майе казалось, что еще немного, и она тут же, на людях, расплачется. И все же, несмотря на всю горечь тоски, несмотря на боль, ни за что на свете не рассталась бы Майя с этой мукой в сердце. Пусть она несчастна в своей любви, но она узнала любовь, пусть, к сожалению не сладость ее, а муки, но любовь настоящую. А это не каждому дано…

Так думала Майя, идя по шумным улицам родного города. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как подошла к дому, и только тут вспомнила, что обещала зайти к Матвеевым. Отсюда до них уже было далеко, и, пожалуй, к семи не успеть, если не взять такси. Как на грех, машин на стоянке не оказалось. Видно, к Матвеевым сегодня не попасть.

Дома Майя включила плитку, поставила чайник, взяв книгу, прилегла на диван. Но книга оставалась открытой все на одной и той же странице.

Вода уже вскипела, а Майя ничего не замечала.

Резкий стук в дверь заставил ее очнуться. Соскочив с дивана, Майя выключила плитку и, машинально поправляя волосы, открыла дверь.

В комнате запахло морозом и снегом.

— Майка, негодница! — воскликнула Ольга, обнимая подругу. — Я так и знала. Преспокойно лежит на своем диванчике, а мы извелись, ожидая ее. Ведь опаздываем в театр. Даю две минуты на переодевание. Поторопись! — повелительно закончила Ольга.

Владимир Петрович стоял у дверей и с улыбкой наблюдал за женщинами.

— Здравствуйте, Майя, — пожимая ей руку, мягко произнес он.

На его гладко выбритом лице особенно резко выделялся глубокий шрам, проходящий через левую щеку. Шрам придавал лицу суровое выражение, в то время как добрые, слегка выпуклые глаза смотрели на собеседника с ласковой доверчивостью.

— Боже, какая ты копунья, Майка, — вновь накинулась на подругу Ольга. — Мы же опаздываем.

Заметив вопросительный взгляд Майи, она резко повернулась к мужу, и ее голубые глаза сверкнули.

— Отвернись же, Володя! Неужели так трудно сообразить? — притворно сердито прикрикнула она и повернула его лицом к стене.

Майе очень хотелось спросить, приглашен ли Степанковский. За последние несколько лет, да и раньше, когда Майя не была знакома с ними, Матвеевы и Степанковский все вечера проводили вместе.

Работая в одной больнице, Майя подружилась с Ольгой и ее мужем. Мать Ольги Вера Андреевна, с ее чуткой душой, отзывчивым характером, стала для Майи родным человеком.

Потеряв всю родню во время войны, Майя дорожила этой искренней дружбой. Здесь, у Матвеевых, она встретила Валентина Александровича Степанковского…

Посещения театра или кино, традиционные встречи праздников без Степанковского не мыслились А сегодня? Будет ли он с ними?

Но рядом в ложе оказались посторонние люди.

Только в антракте после второго действия она увидела в фойе Степанковского под руку с Лидией. Та была в платье стального цвета с черной отделкой, оттенявшей белизну шеи и рук. Волосы были уложены в замысловатую прическу. Слушая Степанковского, она то и дело заглядывала ему в глаза. А тот так был захвачен разговором, что не замечал никого вокруг.

Как только Майя увидела Степанковского в обществе Лидии, весь интерес к спектаклю у нее пропал. Едва дождавшись конца, она безвольно дала себя увезти к Матвеевым, у которых обычно ночевала, когда задерживалась поздно в городе.

Вера Андреевна сразу заметила подавленное состояние Майи. Ни о чем не расспрашивая, она заботливо уложила гостью в свою постель и потушила свет. Поправляя одеяло, Вера Андреевна почувствовала, как плечи Майи дрогнули. Хрупкое тело девушки забилось в рыданиях.

— Успокойся, дитя мое, — Вера Андреевна прижала девушку к груди и тихонько погладила мягкие, рассыпавшиеся по плечам волосы. Она поняла, что Майя полюбила.

Лишь перед рассветом, когда в квадраты окон заглянула редеющая синева, Майя уснула, всхлипывая во сне как ребенок. Вера Андреевна осторожно высвободила руку из — под головы девушки и на цыпочках вышла,

ГЛАВА X

Валентина Александровича Степанковского и Владимира Петровича Матвеева связывали дружба и долголетняя совместная работа. На этот завод они пришли почти одновременно, за два года до войны. Первый, несмотря на молодость, — со званием кандидата технических наук, второй — с опытом партийной и хозяйственной работы. За год до начала войны Валентин Александрович защитил докторскую диссертацию, но с завода уйти не захотел. Он считал, что научной работой можно заниматься и в цехах завода. Степанковский был назначен начальником конструкторского бюро, а Матвеев — директором того же завода. Общность интересов и личная симпатия очень сблизили их.

Во время эвакуации жена и маленькая дочь Степанковского погибли.

Узнав о гибели жены и дочери, Валентин Александрович замкнулся в своем горе. Трудно было узнать в нем того жизнерадостного, энергичного, всегда аккуратно одетого человека, каким привыкли видеть Степанковского всегда. С годами он, правда, несколько оттаял, стал больше следить за собой, но, кроме как у Матвеевых и с Матвеевыми, нигде ни с кем не бывал.

Матвеевы искренне желали, чтобы у их друга была своя семья. Но Валентин Александрович так и не женился. Слишком глубокую боль причинила война. Требовалось время, чтобы зарубцевались раны.

Степанковский питал к Майе теплые чувства, но ему и в голову не приходило, что эта девушка может полюбить его, стать женой. После пережитого он чувствовал себя слишком старым душой рядом с юной, жизнерадостной Майей.

С появлением Лидии дремавшие до сих пор чувства властно заявили о себе. Серьезный, фанатично влюбленный в свое дело инженер, он в последние недели ловил себя на том, что даже во время работы над проектом нового самолета не переставал думать о Лидии.

Хотя проект нового самолета, которому Степанковский отдал долгие годы, уже был готов, тем. не менее строительство требовало усилий ума, ясности мысли, творческого поиска. А в последнее время работы над строительством выдвинули ряд задач, решение которых не терпело отлагательства.

Недавно у него состоялся неприятный разговор с директором завода Матвеевым и секретарем партийного бюро Владимиром Николаевичем Крыловым. Валентин Александрович испытал чувство раздражения и недовольства собой.

Крылов, еще молодой человек со светлыми, строгими глазами, внимательно глядел на собеседника.

— Чем вы, товарищ Степанковский, объясняете эту потерю ритма? Так мы рискуем затянуть срок пробного вылета.

Его высокий лоб прорезали три глубокие морщины, а лицо хмурилось, когда он выслушивал сбивчивые ответы Степанковского.

Матвеев смотрел на друга недоумевающе. И Валентин Александрович понял, что в сущности ему нечего ответить товарищам. С тяжелым чувством он покинул кабинет директора.

ГЛАВА XI

Надя Степанковская была на несколько лет моложе брата. Тяжелые годы войны, гибель любимого мужа, с которым она прожила всего полгода, наложили суровый отпечаток на ее лицо с живыми темными глазами, смотревшими чуть насмешливо. Легкие морщинки у глаз делали ее несколько старше своих лет.

С братом они всегда жили дружно. Но после пережитого личного горя и беды, постигшей Валентина, она преисполнилась к нему глубокой нежностью, почти материнской любовью.

Как и Матвеевы, она считала, что Майя — именно тот человек, который способен вернуть брату утраченное счастье.

Увлечение Валентина Лидией вызвало у Нади глубокую обиду за Майю и настороженность по отношению к «пришелице», как Надя про себя называла Лидию. Однако она тщательно избегала разговора с братом на эту тему. Надя считала, что любовь или увлечение — явление личное и никому не дано право вмешиваться в такие дела.

Однажды в воскресенье Валентин Александрович пригласил Лидию к себе домой и попросил сестру приготовить обед на троих. Надя с увлечением принялась за хозяйственные хлопоты. Сама удивляясь вдруг появившемуся желанию быть в обществе этой женщины, Надя вначале никак не могла понять, что ею руководило. Только позже догадалась, что это было неосознанное желание узнать Лидию ближе, понять, чем та так пленила брата. И с неожиданным огорчением Надя отметила несомненное обаяние Лидии. Стройная, изящная фигура, выразительное лицо, большие голубые глаза, пышные светлые волосы делали ее необычайно привлекательной. Лидия умела пользоваться своими чарами. Живая, остроумная, очень музыкальная, она полностью завладела душой и мыслями сдержанного Валентина. Надя уже не осуждала брата; трудно было оставаться равнодушным к такой обаятельной женщине.

Где — то в глубине души чувствуя, что это не настоящая любовь, Надя все же отдавала себе отчет в том, что увлечение серьезно и, кто знает, не перерастет ли оно в любовь.