Формула смерти - Фридрих Незнанский

— Что в глаза не смотришь, сокол? — усмехнулась Олеся. — Будто это ты меня обманул.

— То есть ты признаешь, что обманывала? — Он поднял глаза и уперся в невозмутимый взгляд зеленых глаз. Да что же это такое? Ничем ее не проймешь!

— Брось ты! Как ребенок, ей-богу! Никто никого не обманывал. Да, скрывала от тебя некоторые подробности своей биографии, ну и что? Тебе ведь хорошо со мной было, так? Ну так и или нет? — Она требовательно заглянула в его глаза, накрыла его руку ладонью.

— Так. — Егор резко выдернул руку, разглядывая женщину почти с ненавистью. — Хорошо было до вчерашнего дня. Ты… использовала меня!

— Не смотри на меня так, я этого не заслужила! Я в тебя влюбилась, дурачок! — жарко заговорила Олеся. — Я запала на тебя еще тогда, когда впервые увидела на трассе. Ты знаешь, что ты красив как бог? Как Брэд Питт. Нуда, ты вылитый Брэд Питт. И мне захотелось с тобой познакомиться. А туту Аркаши, — Егор болезненно дернулся, услышав это домашнее «Аркаша», но она продолжила, словно не заметив его реакции, — возникла идея создания отечественной команды. Тебя мне в руки словно Бог послал, понимаешь? Разве от таких подарков отказываются? А признайся я, что Соболевский мой… Ну ты знаешь… И что? Ты стал бы со мной встречаться?

— Нет! — отрезал Калашников.

— Вот видишь! Я так и думала. Потому и скрыла правду. Не обманула, а не сказала правду. Разница есть?

— Нет никакой разницы.

Она горячечно продолжала, словно не слыша:

— А потом оказалось, что ты еще и дивный, замечательный любовник… Мне было с тобой хорошо, кто ж своими руками рушит счастье? Тебе ведь тоже было хорошо?

— Было, это правда. Я в тебя тоже… Но что же ты думала, что я так потеряю голову, что, узнав правду, не в силах буду разорвать отношений?

— А разве ты в силах? — Она попыталась улыбнуться.

— Придется их в себе найти. Спать с женой босса — это… Это все равно что украсть из его кармана, понимаешь? Так холуи поступают. А я не холуй! Я хочу себя уважать! А ты поставила меня в ситуацию, когда я себя не уважаю!

— Тихо-тихо, люди вокруг! Он мне не муж. Так, покровитель… Спонсор… Называй как хочешь. А тебе он не босс. Я твой босс, понял? Это мой бизнес — отечественная команда для «Формулы».

— Вот как? Это что-то новенькое. Контракт я подписывал с Соболевским.

— Дурак! Какой же ты мальчишка! Если бы не я, хрен бы ты поехал во Францию, не было бы никакого контракта. Я тебя выбрала, а могла выбрать другого. Много вас, гопоты, по трассам болтается. Спасибо бы хоть сказал, морячок! — Зеленые глаза злобно сверкнули.

Такой он ее не видал. Словно торговка рыночная.

— Вот как? Я сейчас же разрываю контракт и никуда не еду!

Егор действительно полез в сумку.

— Перестань! — Олеся схватила его за руку. — Слышишь, мальчик мой, ну извини, я горячусь! Но ведь и я страдаю! Хорошо, представим: завтра я ушла от Соболевского — и что? Ты готов обеспечить мне тот уровень жизни, к которому я привыкла? Ты готов на мне жениться, создать, так сказать, «советскую семью образцовую» с сопливыми детишками и копейками от зарплаты до зарплаты? Потому что при таком раскладе никакой Франции уже не будет. У тебя вообще не будет спортивной карьеры, уж он постарается. Так ты готов? Молчишь? А я знала с того самого момента, когда увидела тебя впервые, что гонки — это главное дело твоей жизни! Что ты дьявольски честолюбив, что можешь добиться многого, очень многого! И мне это в тебе нравится! Я такого и полюбила. И тайно тебе помогала! И что? И ничего, кроме презрения, не заслужила! Так, что ли? Истину говорят — добрые дела наказуемы.

— Да не нуждаюсь я в твоем пособничестве! Я всегда всего добивался сам! — опять почти закричал Егор.

— И что, многого добился? — усмехнулась она. — Молчишь… Ладно, регистрацию уже объявили. Ты сейчас рассержен, это понятно. Уедешь, успокоишься и поймешь, что все замечательно. Я ведь ничего не требую, кроме любви. Все остальное у меня есть. И у тебя будет. Пока ты меня любишь, — добавила она и поднялась. — Все, ручкой махать не стану, обойдемся без дешевых сцен. Да и расстаемся мы ненадолго. Я к тебе с инспекторской проверкой нагряну, так что жди! До встречи, Шумахер!

Глава 4

ПУШКИ И ВОРОБЬИ

День стоял не по-осеннему теплый, — здесь, на юге Франции, все было не как у людей. «Они небось и снега-то никогда не видели, разве что на горнолыжных курортах», — думал Егор, ожидая своей очереди на стартовой позиции автодрома.

Он слегка сомлел на солнце и тряхнул светлыми, выгоревшими на солнце волосами, чтобы согнать накатившую дремоту. Здесь расслабляться нельзя! Берцуллони следит за каждым его шагом, каждым движением. И любой промах тут же становится препятствием для продвижения Калашникова к главной цели — участию в гонках «Формулы», так же как любая его удача замалчивается и вроде как не замечается главным тренером и менеджером команды… Он, Берцуллони, имеет своего любимчика, и фамилия фаворита отнюдь не Калашников.

Три месяца тому назад он мчался во Францию, будучи уверенным, что ждет его интересное дело, высокого уровня тренировки; думая, что все у него сразу пойдет как по маслу, что его, протеже мультимиллионера Соболевского, ждут с распростертыми объятиями. Как наивен он был! Как чукотский юноша. Или девушка. А вот и хренушки вашей девушке! До Бога высоко, до царя, то есть до Соболевского, далеко — так, видимо, рассудил франко-итальянский лис Берцуллони.

Егора поначалу как тест-пилота вообще не использовали. Позволялось сидеть и смотреть, как наматывают круги другие пилоты команды. Егор затосковал, и по-настоящему. Он оказался на роли этакого русского валенка — абсолютно ненужная, но неизбежная нагрузка к миллионам Соболевского. Впрочем, вреда от него мало, пусть сидит… Так, видимо, рассуждал Берцуллони.

И вообще, на чужбине Егор оказался в вакууме жестокого одиночества — ни поболтать не с кем, ни выпить или чего-нибудь отчебучить. Да к тому же французский городишко оказался форменной дырой.

Егор поселился в небольшой гостинице, расположенной на окраине городка. Уютный номер, дворик с виноградником, с жимолостью, так напоминающий любимые с юности крымские дворики… Местное вино, льющее из крана, — пей не хочу! Прекрасный вид из окна — все это скрашивало одиночество, но не отменяло его.

Правильно сказано: провинция — это место, где неженатому человеку вечером нечем заняться. Для Егора хваленая Франция поначалу показалась именно таким местом.

Он стал угрюмым, нелюдимым. Хорошо еще, что один из механиков, крепкий мужчина лет пятидесяти, вроде как принял над Егором шефство: помогал устроиться, болтал о том о сем, ну и все такое. Он вообще был очень Егору симпатичен. Механика звали Жан Пьер, у него был вид настоящего рабочего человека, хотя и одевался он с французским щегольством. Егор сразу окрестил его Иваном Петровичем, другой раз так и обращался к нему.

Был за Егором закреплен еще один механик, молодой парень, Макс, и был он, как вскоре уяснил Егор, не то лепеновцем, не то скинхедом. Этот всячески показывал Егору, что считает его человеком второго сорта — вроде какого-нибудь алжирца или цыгана. Смотрел косо, угрюмо, разговаривал сквозь зубы, в глаза не глядел и все время бурчал что-то себе под нос. Егор, поначалу не вникавший, что именно он бурчит, добродушно улыбался ему в ответ, хотя и чувствовал скрытое недоброжелательство. И только догадывался о том, что что-то тут не так, по тому, как Жан Пьер иногда цыкал на младшего, окорачивал его.

Однажды, прислушавшись и поняв смысл этого плохо скрываемого Максова презрения, Егор не сдержался, грубовато оборвал малого: дескать, заткнулся бы ты, парень!

— Моя родина — великая страна, уж точно не менее великая, чем ваша хваленая Франция, и если ты еще хоть раз себе позволишь…

— Ладно-ладно, не кипятись, русский, никто и не отрицает, твоя Россия — великая страна. Только вот диковатая, — струхнул парень.

— Что, медведи по улицам ходят? — усмехнулся Егор.

— Нет, мы же здесь не дураки, давно уже так не считаем. Но что это за страна, в которой, при такой ее огромности, всего два нормальных города, Москва и Петербург, а все остальное — дикость?

— Это почему же всего два? Их совсем не два и даже не десять. Я родился в городе, который сейчас побольше твоего Марселй, хотя ты его названия, я думаю, даже никогда не слыхал.

— Это не важно, — упрямо сказал Макс, — потому что, кроме Москвы и Петербурга, все остальное у вас — это не Европа! Вы ведь все доказываете нам, что вы Европа, а вы даже и не Азия. Азия — это Сингапур, Гонконг, Малайзия, Тайвань, а вы…

— А мы вас, снобов, — не смог сдержаться Егор, — спасли в войну с Гитлером, потому и не стали до конца Европой. Надорвались, понял? Пока вы тут сидели как мыши под немецкой жопой, мы пятьдесят миллионов человек положили. Понял, мёрд? — мешая русский с французским, кричал Егор, схватив побледневшего механика за отвороты его нарядной рабочей куртки. — Если б не мы, может, сегодня уже и Франции бы не было!