В начале было кофе. Лингвомифы, речевые «ошибки» и другие поводы поломать копья в спорах о русском языке - Светлана Гурьянова

шаблону и приближаются к схожим языковым формам. Например, слово «кофе» стремится быть не мужского рода, а среднего – по аналогии с другими существительными на – е («солнце», «пение», «ложе» и так далее).

Так и новое «то что» тоже подвергается закону аналогии и начинает вести себя по шаблону других союзов.

Спровоцировать появление «то что» могли и закон аналогии, и тенденция к аналитизму – а может, они сработали вместе. Скорее всего, наши правнуки будут говорить «то что» вместо «что», для них это станет нормой. И ничего ужасного в этом нет: просто система союзов станет немного разнообразнее и стройнее. Нам же остается только включать внутреннего лингвиста и радоваться, что на нашу долю выпало счастье наблюдать в реальном времени ни много ни мало рождение нового союза.

А вот говорить на русском аналитическом языке наши правнуки все же не будут. Тенденция к аналитизму, начавшись еще в древности, сейчас только набирает обороты. И никто не знает, приведет ли она когда-нибудь к потере словоизменения или заменится какой-нибудь другой тенденцией, но пока она, безусловно, значима.

Глава 3

Заимствования – зло или обогащение языка?

«Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. К чему говорить “дефекты”, когда есть “недочеты”, или “недостатки”, или “пробелы”?.. <…> Не пора ли объявить войну коверканью русского языка?»

Как вы думаете, кто автор этих слов?

Нет, не современный борец «за чистоту языка». Эти строки написал Владимир Ильич Ленин – в заметке «Об очистке русского языка» в 1919 или 1920 году[30]. То есть сто лет назад.

Испортился ли за это время русский язык? Нет. Изменился ли? Безусловно. Но хуже от этого он явно не стал.

В этой главе мы разберемся, какое место в языке занимают заимствования и так ли «непатриотично» использовать их в своей речи. А еще обнаружим, что многие слова, которые сегодня нам кажутся привычными и родными, на самом деле когда-то очень давно пришли из других языков и, возможно, раздражали людей точно так же, как сейчас кого-то раздражают «кейс» или «пойнт».

Галлопередоз

Прежде всего предлагаю вспомнить те периоды в истории русского языка, когда волна заимствований была куда мощнее, чем сейчас. При этом язык не просто выстоял, но стал еще богаче.

Так, в XVIII – начале XIX века люди были подвержены галломании – моде на все французское, в том числе и на язык. Помните длинные разговоры аристократов в «Войне и мире», написанные на французском языке? Или Татьяну из «Евгения Онегина», которая «по-русски плохо знала, // Журналов наших не читала // И выражалася с трудом // На языке своем родном» и поэтому писала письмо Онегину по-французски[31]?

Частой была и ситуация, когда в русскую речь вставляли французские слова за неимением точного аналога в родном языке. И речь идет не просто о заимствованиях, которые перешли в русский язык, встроились в его систему и переняли его грамматические показатели, как, например, какой-нибудь «ноутбук», который стал обычным существительным мужского рода 2 склонения и приобрел соответствующие окончания – «ноутбука», «ноутбуку», «ноутбуком» и так далее, да еще и поменял ударение (в английском он «но́утбук»). Речь именно о скачках с русского на французский, как это иронично делает Пушкин в том же «Евгении Онегине»:

Все тихо, просто было в ней,

Она казалась верный снимок

Du comme il faut…[32] (Шишков, прости:

Не знаю, как перевести.)

Шишков, которого здесь насмешливо упоминает Пушкин, – адмирал, писатель, публицист, министр народного просвещения и известный пурист того времени. Он активно выступал против заимствований и ратовал за сохранение славянизмов – слов и выражений, пришедших из церковнославянского языка («абие», «аще», «оный», «сие», «дебелый», «присно», «велелепие»), хотя сам употреблял далеко не все из них. Ему приписывают фразу – «Хорошилище грядет из ристалища на позорище по гульбищу в мокроступах и с растопыркой» («франт идет из цирка в театр по бульвару в галошах и с зонтиком»). Он ее, конечно, не говорил, но идеи Шишкова она, хоть и в гротескной форме, передает неплохо.

Если бы к Шишкову и его сторонникам прислушались, в русском языке не было бы таких заимствований из французского, как «абажур», «аванс», «авантюра», «автограф», «автомат», «агроном», «ажиотаж», «ажур», «акварель», «аккомпанемент», «аксессуар», «акт», «аллея», «альбом», «альянс», «амплуа», «амулет», «ансамбль», «антракт», «антресоль», «антураж», «анфилада», «апартаменты», «аплодисменты», «апломб», «аранжировка», «аспирант», «ассортимент», «афера», «афиша»…

Я сейчас перечислила заимствования XVIII – первой половины XIX веков только на первую букву алфавита (и то далеко не все), чтобы вы представили масштаб потока иностранных слов в то время.

Не было бы и многочисленных ка́лек с французского, то есть слов и выражений, переведенных по частям или полностью:

– впечатление (от фр. impression, где im – «в», pression – «печатанье»)[33];

– трогательный (от фр. touchant – «трогательный», которое, в свою очередь, образовано от глагола toucher – «трогать, касаться»)[34];

– насекомое (от фр. insecte из лат. insectum, первонач. – «насеченное, с насечками [животное]»)[35];

– дневник (от фр. journal – «поденный», «ежедневный», от jour – «день»)[36];

– утонченный (от фр. raffiné — «очищенный, утонченный»)[37];

– бросить в лицо (в значении «прямо и смело высказать что-то неприятное» – от фр. jeter à la face)[38];

– гадать на кофейной гуще (от фр. lire dans le marc de café)[39];

– сказать сквозь зубы (от фр. parler entre ses dents)[40];

– это делает честь кому-то (от фр. cela fait honneur à qn)[41];

– рыцарь без страха и упрека (от фр. chevalier sans peur et sans reproche)[42];

– называть вещи своими именами (от фр. appeler les choses par leurs noms)[43];

– быть не в своей тарелке (от фр. n’être pas dans son assiette)[44]. Любопытно, что это выражение возникло из-за неправильного перевода слова assiette, которое значило не только «тарелка», но и «посадка, положение тела при верховой езде» – поэтому французская фраза переводится как «быть не в своем (обычном) положении», то есть «потерять равновесие, устойчивость».

Особенно претило Шишкову слово «вкус» в значении «чувство прекрасного» («у него хороший вкус», «музыкальный вкус», «одеваться со вкусом») – тоже калька с французского goût[45]. В «Рассуждении о старом и новом российском слоге», самом известном своем труде, Шишков посвятил слову «вкус» несколько страниц, потому что «каким образом можно себе представить, чтоб вкус, то есть чувство языка