Крымскй щит - Юрий Иваниченко

— Естественно, — улыбнулся доктор Штайгер, об офицерском звании которого вообще ничто не напоминало ни в тёплой, как раз для этого небывало холодного в этом году конца сентября, подходящей для гор и пещер одежде, ни в выправке.

Ассистент кафедры истории Боннского университета (одного из самых уважаемых в Германии центров университетской науки) уже пятый год плодотворно сотрудничал с Аненэрбе, причислен к СС-ваффен и получил вполне солидное воинское звание, пользовался авторитетом в кругах специалистов, но ничуть не избавился от цивильной расхлябанности. Руководителю поисковой группы Зеккеру только и удалось добиться от Юргена Штайгера неукоснительного уставного обращения и ежедневного тщательного заполнения поисковых журналов.

— Если быть точным, то даже не одно высказывание, — продолжил научный руководитель поисковой группы, — а тезис о том, что человек не способен увидеть то, что существует в действительности, но никак не присутствует в его представлении. Отсюда истинное творчество — увидеть большее, чем устойчивый стереотип, и тем самым ввести это в стереотипы.

— О, да, в несколько иных выражениях, но я это слышал, — согласился штурмбаннфюрер.

Аккуратно потушил сигарету, спрятал мундштук в нагрудный карман куртки и поднёс к глазам бинокль.

Вновь и вновь вглядывался он в ту сторону, где располагалась невидимая отсюда, закрытая низкой грядой кустов, но недальняя Иосафатова долина.

То ли показалось, то ли в самом деле дважды замечал он лёгкий дымок, который струился совсем не там, где ему и положено быть — не над татарскими сёлами, азимут на которые он определял мгновенно и безошибочно, — а ещё однажды донесся откуда-то оттуда, из невидимой долины, отзвук недолгой стрельбы. И хотя сейчас, в конце сентября 1943 года, выстрелы, увы, то и дело ещё раздавались в Крыму, нечто настораживало. То, например, что раздались они со стороны Иосафатовой долины, доселе полностью подконтрольной частям самообороны и румынам, и что стреляли там не из винтовок и даже не из «шмайссеров», в небольшом количестве находившихся и у румын, и даже у татар, а из русских автоматов.

Но сейчас ничего подозрительного не было видно и не было слышно.

— И к чему вы это вспомнили, герр гауптштурмфюрер? — спросил Зеккер, прикидывая, как следует изменить расположение часовых, чтобы чётче контролировать восточный сектор. И о чём надо запросить комендатуру во время радиосеанса, который должен состояться через полтора часа… Хотя можно связаться и раньше.

— Капитанство Готия… Горная Готия… — начал господин доктор, умащиваясь поудобнее и вылавливая баночку леденцов: они ему служили не то заменой сигарет, не то защитой от табачного дыма. — Южный форпост арийской расы среди варварских племён…

Штурмбаннфюрер покосился на него, но не счёл нужным что-то говорить в ответ на трюизмы.

— Создали города, крепости, храмы и даже существенно облагородили породу аборигенов — вы, видимо, обращали внимание на черты лиц и осанку местных…

Штурмбаннфюрер хмыкнул и чуть пожал плечами; при желании это можно было истолковать как угодно.

— И как-то никто не потрудился спросить: а почему именно здесь?

— Здесь — вы что имеете в виду? Крым? Лучшая, кстати, его часть? — на этот раз отозвался Зеккер.

— Нет, почему их центр был именно Пойка?

— Естественная твердыня, практически неприступная, — с некоторой долей досады ответил штурмбаннфюрер, не расположенный, что вполне характерно для воспитанников ордена, к пустой болтовне.

— Да, конечно, только вот находится «глубокоуважаемая Пойка» на таком отшибе, что до неё и добраться никто почти не мог, и по размерам — ну, кто здесь мог спрятаться? Понятно, располагался небольшой монастырь, да дворец епископа размером с бюргерский домик — хотя Иоанн Готский сей край не особо жаловал, — а вот для гарнизона и места нет. Но тысячу лет подряд сюда приходили люди, жили, умирали… Хотя хоронили их преимущественно внизу.

— Да-да, — отозвался Зеккер, не отрываясь от бинокля. — Священное, почитаемое место…

Вот теперь он увидал…

Заметил отчётливо: на гребне, чуть выше полосы тени, отбрасываемой в сей предзакатный час сутулой громадой Пойки, промелькнули пять… или шесть фигурок… вооружённые… и одетые как попало… Перевалили гребень и скрылись в лесу.

— А чтобы молиться, выдолбили вот такие храмы и часовни в твёрдом и вязком известняке, очень-очень неподатливом, — обрадованно подхватил беспечный доктор Штайгер.

Впрочем, не столько, пожалуй, беспечный, сколько приученный, что за плечами настоящих солдат ордена не то чтобы опасаться, но и особо задумываться об опасности не следует.

— Очевидно, так, — кивнул штурмбаннфюрер, поднимаясь. — Подробнее поговорим в другой раз. Надо подготовиться к приёму гостей.

— К нам сюда идут гости? — поднял брови над круглыми очками Штайгер. — Кто же?

— Не уверен, что к нам, и полагаю, что не сюда, но мимо нас вряд ли проберутся.

Карл Зеккер знал, что говорил. Впрочем, можно и наоборот: говорил, что знал.

Массив Пойки можно было обойти с юга и с севера, соответственно по тропе по направлению к Большому каньону и по «улучшенной» грунтовке — в сторону Мангуп-кале. И тропа, и грунтовка проходили недалеко от нижнего лагеря и отлично простреливались сверху: и с этой «часовни», и с галереи, и с нескольких мест на плоской вершине. Так что действительно «мимо вряд ли проберутся», даже под покровом темноты, — если, конечно, принять соответствующие меры.

А насчет того, куда направляются эти пять-шесть… но может, что и больше, — партизан, то здесь стоило весьма усомниться, что идут они именно на Пойку. Для них здесь ничего нет — разве что возможность временного укрытия, полагая это место безлюдным, — поскольку о поисковой группе Аненэрбе, направленной сюда по инициативе Вольфрама Зиверса и согласно личному приказу рейхсфюрера, знать они попросту не могут.

Вот вдоль каньона, на юг — туда, где в большом горно-лесном массиве, кочуя от Ай-Петринской до Бабуган-Яйлы и обратно, торчит как кость в горле партизанский отряд, а может, и не один, допускают, что целое соединение, — они направляться могут.

Или на север, туда, где за Мангупом начинается Особый севастопольский укрепрайон, а там и железная дорога, и шоссе, и кабеля связи…

Рация располагалась здесь же, рядом с часовней, в гроте-комнатке неопределённого пока что назначения в начале крытой части галереи; антенну закрепили наверху, к дереву на краю плоской вершины, — так обеспечивалась круговая связь, хотя слышимость в южном направлении оставляла желать лучшего: всё-таки Главная гряда была выше.

Сначала Зеккер надиктовал, а радист отправил три радиограммы — в Севастополь, Дуванкой и Бахчисарай; теперь можно было надеяться, что северный обход будут охранять строже.

Затем штурмбаннфюрер сам надел наушники, связался с Бахчисарайской полевой комендатурой и назвал нужные пароли. Спросил, что следовало, у дежурного и узнал, что двумя часами раньше на участке близ Шулдана произошло вооруженное столкновение патруля с какой-то бандгруппой, что убиты несколько полицейских, а пятеро румынских солдат и унтер то ли пропали без вести, то ли ещё не объявились в своей части.

Затем Зеккер поднялся по галерее, по временной лестнице и через ещё одну, крутую, но со ступеньками галерею выбрался наверх и проинструктировал унтершарфюрера о порядке караула, включения прожекторов и пуска осветительных ракет. Основное внимание, само собой, следовало уделять восточной стороне, а также устью тропы на юг и началу просёлка в сторону Мангупа. Конечно, важнее всего было сейчас усиленное внимание гарнизона нижнего лагеря, но как знать — может, и сверху удастся что-то заметить.

Затем уже поверху Зеккер перебрался по неширокому мысу с остатками крепостной постройки на соседнюю гору, варварское название которой постоянно вылетало у него из памяти, и оттуда по торной тропе в быстро наползающей темноте спустился в нижний лагерь.

Всё это время доктор плёлся следом и бубнил.

… — И задумался ещё раз: что всё-таки послужило первотолчком? Почему так вцепились в это дикое, безлюдное, неудобное место? Здесь ведь на самом деле совсем не так уж безопасно, потому что ни приличный гарнизон здесь не разместишь, ни за срочной подмогой не пошлёшь — далеко. А два-три десятка ловких горных разбойников перережут всех и вся…

Это уже касалось вопроса, который штурмбаннфюрер знал куда более досконально, и как раз легло на то, чем Зеккер занимался именно сейчас. И просто невольно представил себе штурмбаннфюрер на миг положение, когда нет рации, нет прожекторов, нет осветительных ракет, нет хорошей оптики и автоматического оружия, а ещё, если подступит непроглядный туман — такое в этих местах случается досадно часто… Действительно, тогда наверху не чувствовали бы себя в такой безопасности, как сейчас.