Дуди Дуби Ду - Андрей Остроумов

Пришлось химикам подчиниться, Арсений же ощущал изрядную неловкость. Получалось, вроде он эту кашу заварил, сам в стороне, а другие в бороне. И фамилия студента-медика, кстати, тоже не соответствовала бригадному стандарту, но Бакланова это не смутило.

— Временно можно, — великодушно рассудил главарь.

А как выяснилось потом, вовсе и не он был главным в бригаде. Были и другие ключевые закулисные фигуры, как и во всей стране, управляющие затухающими созидательными процессами исподтишка.

Две недели Арсений отдирал опалубку от застывших бетонных конструкций. Убирал строительный мусор. Подносил и держал арматуру сварщику, который, резким кивком головы опуская маску на прокопченную физиономию, рявкал: «Глаза!» — предупреждая тем самым помощника о возможных офтальмологических неприятностях. А потом, нахватавшись неприятностей на свои зрительные органы, Арсений продолжал слепо — в полном смысле этого слова — надеяться на то, что помноженные на коэффициент «полтора» физические затраты дадут весомый материальный эффект.

Через две недели, разочаровавшись в авансе и отложив денег на самолет до Москвы, Арсений оставил работу и сосредоточился на созерцании и фотографировании северных красот — ведь именно за этим он сюда и приехал. Зачем корячиться за копейки, когда можно просто гулять, удивляться небесному светилу, которое полярным летом не садится за горизонт, описывая по небосводу неподвластные уму замысловатые траектории. Часами смотреть на водопад, на синеющие отраженным небом лужи, из которых, подобно дикому зверю, можно пить чистую талую воду, — наслаждаться всем тем, что так редко видит среднестатистический горожанин, закованный в бетонные застенки спальных мегаполисных микрорайонов.

В пристальном медицинском надзоре «Ваганты» — впрочем, как и остальные закаленные суровым климатом строители — не нуждались. Студенты быстро акклиматизировались в быту и на работе, оставили надежды разбогатеть и, впав в уныние, дни напролет прожигали время, играя в карты на сушеные подосиновики (хотя, может быть, это были и не подосиновики, потому как осин вокруг не наблюдалось). За неимением денег пили водку да парились в бане на берегу речки Териберки. Самым тяжелым случаем за всю медицинскую практику была гонорея у начальника участка Кутепова, привезенная из Москвы вместе с орденом Трудового Красного Знамени. Да еще психологическую помощь пришлось оказывать студенту Сухробу, который однажды надолго заблудился в тундре.

Все свободное время, избыток которого пустотой не тяготил, Арсений посвящал созерцанию местных красот, сбору подосиновиков, рыбалке, флирту с ленинградской студенткой Инессой, приписанной в качестве фельдшерицы к поселковому медпункту. А также изобретению мази против лютых комаров и мошки.

Для синтезирования убойного антикомарина Арсений смешивал в разных пропорциях мазь Вишневского, ядовитый апизартрон, нашатырный спирт и одеколон «Гвоздика», который выдавался «птичьей» бригаде бесплатно. Изобретенные снадобья испытывал сперва на себе, затем на бойцах таджикского стройотряда, приехавшего на стройку чуть позже в глупой надежде обогащения. Однако, отведав специальной папироски «Беломорканал», которой угостил его командир таджиков коммунист Джома, дальнейшие фармакологические разработки прекратил, потому как пришел к выводу, что не существует лучшего, чем «Беломор», средства от наглых насекомых, спасаясь от которых даже олени бегут из тундры к побережью Баренцева моря, под ветер, сгоняющий с лысых гениталий кусачий гнус. После двух затяжек таджикского снадобья Арсений воочию наблюдал, что насекомые перемещались не так быстро, поддавались вербальным убеждениям и под звучащую в его голове музыку Вагнера улетали домой за далекие сопки. У бойцов таджикского стройотряда было свое средство, а земляков почему-то дружно тошнило от одного только воспоминания об изобретении. К тому же универсальный антикомарин со временем был найден. Эффективной альтернативой «Беломорканалу» и другим репеллентам оказался вьетнамский бальзам «Звездочка», слегка холодивший лоб и ненадолго отпугивавший насекомых, которых приходилось погонять энергичным помахиванием вокруг оголенных участков тела веткой скудной заполярной растительности.

Грибы вокруг поселка гидростроителей произрастали в неимоверных количествах — только нагибай спину и успевай срезать. На Севере грибы не ищут, их там просто собирают и заготавливают в больших количествах — было б желание. Выйдя из барака с двумя ведрами, Арсений обычно поднимался на ближайшую сопку, с которой открывался чудесный вид на поселок и стройку, за время восхождения набирал ведро крепких, с немного выгоревшими на северном солнце шляпками подосиновиков и, спускаясь вниз уже другим маршрутом, добирал второе ведро. Иногда, когда ведра были уже полны грибов, Арсений вытряхивал содержимое на мох, выкидывал крупные экземпляры и укомплектовывал более мелкими крепышами.

В бараке грибник высыпал урожай на панцирную сетку от пустующей кровати, укрепленную над разогретой электрической плитой, и возвращался в тундру, выбирая новый маршрут. Отходить далеко от поселка было опасно. Об этом в первые дни пребывания на стройке Арсения предупредил бригадир Бакланов. Казалось бы, вот оно все как на ладони: и не мешающие обзору карликовые северные березы, реденько расположившиеся по склонам сопок, и не заходящее за горизонт солнце, по идее служащее хорошим ориентиром для любителя попутешествовать по тундре… Но все было не так просто.

— Стоит перевалить за одну сопку, потом за другую — и перед тобой многократно повторенный, словно под копирку, пейзаж с типичным же «ориентиром» — белыми снежными пятнами на северных склонах сопок… А потом на обессилевшего, сбившегося с дороги путника нападают хищные росомахи и харчат его вместе с одеждой, — рассказывал бригадный сварщик Алеша Воробьев, придавая выражению лица максимальную серьезность.

В правдивости его слов Арсений убедился чуть позже. Задумался однажды, замечтался. О предупреждении запамятовал и ушел незаметно для себя слишком далеко. Поплутать пришлось изрядно, но благодаря некоему природному чутью бродяга все же вышел на отмеченный вешками тракт, слегка перепугавшись и напетляв по тундре километров двадцать. Росомах, правда, не встретил. А вот Сухробу — бойцу таджикского стройотряда — повезло меньше. Искали его два дня, но так и не нашли. На третий день горе-путешественника, перепуганного и изъеденного комарами, подобрал батальон морских пехотинцев, возвращавшийся с учений в расположение части. Гвардейцы накормили Сухроба сухим пайком, согрели стаканом водки и по приказу командира привезли на бэтээре в поселок. По северным законам нельзя бросать человека одного в тундре, даже если ты военный, исполняющий секретное задание Родины.

Оказалось, что, выйдя ночью покурить (что он курил, так и не выяснили, но догадывались), Сухроб увидел на сопке за маленьким озером северного оленя и воспылал неодолимым желанием разглядеть красавца в непосредственной близости. Обкуренный натуралист вброд перешел водную преграду, вылез на правый берег и, чуть обсушившись, устремился знакомиться. Олень некоторое время смотрел на Сухроба как бы с интересом, но потом ему это разонравилось, а может, олень любопытному таджику попался невежливый, но факт есть факт: знакомиться рогатый не пожелал. Фыркнул, отвернулся, медленно двинулся в тундру и в конце концов исчез из поля зрения за далекой сопкой, оставив лишь несколько кучек теплого помета. Эти вот, с позволения сказать, «следы» и завели Сухроба леший знает куда.

Выслушав объяснения своего бойца, Джома надавал Сухробу подзатыльников, забрал у него таджикское средство от комаров, обнулил коэффициент трудового участия и определил до конца подряда на тяжкие работы по уборке строительного мусора. Арсения Джома попросил ненавязчиво понаблюдать за Сухробом: вдруг парень не того? Но все обошлось, Сухроб исправился и больше оленей не видел.

После того как Арсений насушил десять килограммов подосиновиков, а собирательство вконец опостылело, он переключился на рыбный промысел. Во время экскурсии в Мурманск на празднование Дня города, организованной администрацией стройки, он купил себе спиннинг, катушку и другие рыбацкие принадлежности. Сварщик Алеша Воробьев показал озеро, где щуки едва не на лету хватали снасть, а на удочку шла более мелкая рыба, для которой требовалась такая редкая для Севера наживка, как червяк.

— Ты что делаешь? — спросил Арсения Алеша Воробьев, увидав доктора, копавшего яму за бараком.

— Червей добываю.

— Ты бы еще скальный грунт кайлом поковырял, чудик, может, там бы нашел. Зарой яму и пошли за мной.

Алеша привел Арсения к себе в барак и показал стоявшую в прихожей большую деревянную кадку с землей, в которой он разводил дождевых червей, изредка прикармливая их пшеничной мукой, кофейной жижей и окурками.