Зона Справедливости - Евгений Лукин

Не иначе, поддал с дружками…

Глава 4

— Что это с тобой? — в ужасе спросил Алексей.

Димка поспешил снова отвернуться к плите, оставив отцу для обозрения лишь обезображенное ударом ухо, чем-то теперь напоминавшее экзотическую морскую раковину.

— Не видиф, фто ли?.. — злобно прошамкал он расквашенными губами.

Лицо его, насколько успел разглядеть Колодников, строго говоря, лицом уже как бы и не являлось. Просто не верилось, что такой сравнительно малый участок человеческого тела может нести на себе столько ссадин и кровоподтёков. Левый глаз заплыл, правый подёрнулся алыми прожилками. Судя по всему, туловищу тоже крепко досталось, поскольку Димка вопреки обыкновению был в рубахе с длинными рукавами и к плите отвернулся как-то неловко, словно одолевая боль.

— И тоже в арке? — ахнул Алексей.

— Ну!.. — буркнул тот.

— Как же это тебя угораздило?..

— Как-как!.. — с досадой бросил Димка. — Ив баввончика в мовду пвыфнули, ковлы!..

«Прыснули из баллончика, — дошло наконец до Алексея. — Вот сволочи!..»

Димка расстроенно махнул ручищей и, кряхтя, кокнул о край сковороды первое яйцо. За окном кухни сияла синева и звенели последние сосульки. С добрым утром!..

— Зубы-то хоть целы?

Вместо ответа Димка бросил на столик скорлупу и протянул руку за вторым яйцом. Костяшки пальцев были невредимы — стало быть, даже ни разу не ударил в ответ.

Сложные чувства обуревали Алексея Колодникова. Конечно, он был потрясён. Конечно, ему было жалко Димку. Однако, кроме этих вполне понятных и в общем-то благородных движений души, Алексей к неудовольствию своему ощутил ещё и некое подленькое ликование: ага, дескать! А шумел-то, шумел! Глаз он им на пятку натянет!.. Вот и натянул… Так-то, дружок! Как ни строй из себя крутого, как ни играй накачанными бицепсами-трицепсами…

Колодников досадливо тряхнул головой, избавляясь от неприличного, мелкого злорадства, потом вспомнил про Александру и спешно прикрыл дверь кухни. Рыданий и воплей, понятно, не избежать в любом случае, но всё же будет лучше, если это стрясётся в его отсутствие.

— Я сейчас в райотдел милиции иду, повестку прислали — в связи со вчерашним… — понизив голос, начал Колодников, однако завершить фразу ему не удалось.

Димка резко обернулся, вновь ужаснув отца глянцевой сине-багровой маской.

— Фтобы ментам — ни флова!.. — угрожающе предупредил он и, помолчав, добавил мрачно: — Фам вавбевуфь!..

Сам он разберётся!.. Алексей открыл было рот, но, так ничего и не сказав, безнадёжно махнул рукой. Уж кому-кому, а ему-то Димкино упрямство было хорошо известно. Генетика…

Здание райотдела Колодников в прошлый раз как следует не разглядел: во-первых, дело было ночью, а во-вторых, привезли и увезли его тогда на милицейской машине. Теперь же, при свете дня, строение показалось Алексею громоздким и угрюмым, несмотря на обилие стекла и наличие вертикальных бетонных рёбер, придававших плоскому фасаду вид гигантской батареи парового отопления. Переступив порожек высокой двери, являвшейся частью железных ворот, Алексей оказался в загадочном помещении, прямо-таки угнетающем полной своей бессмысленностью: просторная бетонная призма с мощным скатом пола — градусов, наверное, под тридцать. Если для машин — то слишком круто, да и куда бы они въезжали, эти машины, если наверху их ждала такая же площадка, как и внизу, — не шире полутора метров, а дальше — глухая стена! Разве что трупы подследственных сволакивать по такому скату… Впрочем, справа бетонный склон был прорезан узкой лестницей, взбегающей к жестяным двустворчатым дверям.

За ними располагалась столь же обширная бетонная клетка, назначение которой (не в пример первому помещению) угадывалось довольно легко, поскольку была она перегорожена толстыми железными перилами, снабжёнными вертушкой. Справа (Опять справа… Милиция всегда права!) наличествовало окошко с форточкой, где должна была, по идее, присутствовать физиономия под милицейской фуражкой. Но это, конечно, по идее… Когда Колодников, не решаясь пройти сквозь вертушку без разрешения, просунул голову в форточку, глазам его предстали задница и перехлёстнутая ремнём портупеи спина дежурного, копающегося в каком-то сейфике.

Весьма недовольный тем, что его оторвали от куда более важного занятия, дежурный буркнул номер кабинета (который, кстати, и так был известен Алексею, поскольку значился в повестке), после чего отвернулся вновь.

Несмотря на врождённую законолюбивость, Колодников был на сей раз настроен воинственно. О последнем происшествии Димка ему, правда, упоминать запретил, но даже и без этого прискорбного случая серия нападений в ночной арке выглядела весьма впечатляюще. Как там значилось на задней крышке сиреневой книжицы? «Неспособность государства защитить своих граждан?..» Святые слова.

Повозмущаться вслух Колодникову, однако, не пришлось. Он вообще плохо переносил кабинеты — независимо от того, был ли это кабинет директора или же кабинет врача. Вот и сейчас, стоило ему, войдя, прикрыть за собой дверь, коленки его обнаружили лёгкую тенденцию к проседанию, а после первых вопросов он и вовсе почувствовал себя чуть ли не обвиняемым. Вдобавок опер был в штатском, и Алексей с его отвратительной памятью на лица никак не мог сообразить: тот ли это давешний капитан или уже кто-то другой… Вроде бы такой же крепыш, только пониже малость, поплотнее и вроде бы поинтеллигентнее… Но, во всяком случае, рослого рукастого детину лет двадцати пяти (и тоже в штатском), с угрюмым видом маячившего за правым плечом оперуполномоченного, Алексей наверняка видел впервые.

— Сколько можно рассказывать одно и то же? — фыркнул Колодников и дерзновенно протёр очки.

— Ничего вы нам ещё не рассказывали, — ворчливо отвечал ему опер. — Это вы автоинспекции рассказывали, а не нам…

Стало быть, и впрямь не тот…

— Ну так они же всё записали…

Тут по лицу и по тяжеленным клешням дылды в штатском прошла единая судорога, словно он готов был уже сейчас придушить свидетеля на месте. Детина вздохнул, сунул ручищи в карманы и, выпятив челюсть, стал смотреть в окно.

— Они — это они, — сурово сказал опер и положил на стол чистый лист.

Алексей покорился судьбе и вновь принялся излагать всё с самого начала. Записав за ним пару фраз, оперуполномоченный вдруг приостановился, потом бросил ручку на стол и дальше слушал с откровенной скукой. Озадаченный Колодников перевёл взгляд на стоящего у окна. Тот двигал челюстью и, судя по всему, наливался злостью.

— Слушай, мужик! — процедил он наконец, дёрнув шеей, и обернулся. — Кончай врать!..

— Простите?.. — не поверил своим ушам Алексей.

— Да его же монтировкой по голове били!.. — взорвался детина. — В двух местах башка продырявлена! Не мог он вести машину! И в арку зарулить — не мог!..

Замолчал — и, гневно сопя, отвернулся вновь. Колодников обмяк и вопросительно воззрился на сидящего за столом.

— То есть к-как?.. — с запинкой спросил он. — Я же сам видел…

— Видел, — спокойно согласился тот. — Вот и давай — то, что видел…

— Но ведь я же… Всё как было, так и рассказываю…

— Да не было так… — Сидящий поморщился. — Давайте сначала. Вот вы пишете в заявлении: напали на вас в арке… Вот давайте подробно…

— Н-ну… — оскорблённо пожимая плечами, начал Алексей. — Я подошёл… заглянул в арку…

— Там кто-нибудь в это время находился?

— Н-нет… Во всяком случае, я посветил — никого не заметил…

— Фонарём?

— Нет, брелоком…

— Чем-чем?.. А-а, брелком?..

— Брелоком, — упрямо повторил грамотный Колодников, но впечатления это, кажется, не произвело.

— Вы были в очках?

— Да… Но я бы и без очков разглядел…

— Так. Дальше.

— Сделал первый шаг, меня ударили…

— Сзади?

— Нет, спереди, слева. Несильно, но прямо в глаз…

— А очки?

— Очки я тут же сорвал…

— После удара?

Колодников моргал.

— Сквозь очки вас ударили, получается, — заметил опер.

— Д-да, действительно… — чувствуя лёгкий озноб, выдавил Колодников. — Как же это?..

Тот, что помоложе, длинно прицыкнул в раздражении и стал смотреть в потолок.

— Объяснить? — спросил тот, что постарше.

Дар речи Алексей Колодников утратил, и, очевидно, это было воспринято как знак согласия.

— Не бил вас никто, — со вздохом сообщил опер. — Так, припугнули… Ну, может быть, пару подзатыльников отвесили… И не до того, как машина в арку зарулила, а после. Так ведь?

Он подождал ответа, но видя, что свидетель по-прежнему пребывает в остолбенении, продолжил вполне дружески:

— Ну и чего испугался?.. Будь это в самом деле крутые, ты бы здесь сейчас не сидел. Они бы тебя сразу убрали. Таким ведь без разницы: трупом больше, трупом меньше… А раз начали грозить, значит сами боятся. Натворили дел сгоряча, потом опомнились, обделались — так всё обычно и бывает… Короче, вот тебе лист, вот тебе ручка, садись поближе и пиши… И кончай трястись! Здоровый же мужик!..