Преследование - Юрий Константинов

Несколько человек из штата лесной лаборатории без тени улыбки внимали монологу учителя. Сторн понимал их. Глаух редко говорил так, а если говорил — его стоило слушать.

— Ты, кажется, стал настоящим поэтом в этой глуши, — произнес Сторн вместо приветствия.

Услышав посторонний звук, крыса вздрогнула и заметалась в руках Глауха.

— А, гость из мегалополиса, — обернулся Глаух. Он передал встревоженного грызуна одному из помощников, коротким жестом руки отпустил людей и пошел навстречу Сторну своей не по годам медленной неуклюжей походкой. — Как твои опыты, старина? Ты нашел способ пробудить в каждом из нас могучий интеллект?

— Ну, ты, положим, в этом не нуждаешься, — буркнул Сторн, не переносивший расспросов о своих исследованиях, и бросил брезгливый взгляд на крысу: — Надеюсь, этих избранников природы тут не слишком много. Я, знаешь, не биолог, и особой симпатии к этим тварям не испытываю.

— Не волнуйся. До тех пор, пока тебе не придет в голову пнуть кого-то из них ногой, безопасность гарантирую, — усмехнулся Глаух. — Хочешь молока? Настоящего, не синтетического, как в мегалополисе.

— Я предпочел бы кое-что покрепче, — отозвался Сторн.

— Ошибся адресом, парень. Ты же знаешь, мы не держим спиртного, запах алкоголя отпугивает животных.

— Да-да, — поморщился Сторн. — Но на аромат кофе они, кажется, реагируют более или менее спокойно. Я не нарушу заповедей здешнего мужского монастыря, если попрошу кофе покрепче?

— Отнюдь. Сюда подать, или будешь пить в коттедже?

— Сюда. Мне не так часто доводится дышать чистым воздухом.

— Этого добра в избытке, — заметил Глаух и пошел к дому.

Глядя ему вслед, Сторн неожиданно подумал, как мало знает он об этом человеке — единственном, кого мог бы считать своим другом. Сторн имел представление о его характере, привычках, отношении к тем или иным второстепенным вещам, однако все это было лишь оболочкой, скрывавшей суть. Суть — в поступках, в деле, которому посвящают жизнь. Но именно об этом, по давнему молчаливому уговору, ни Сторн, ни Глаух не заводили речи в часы своих редких встреч. Оба они словно опасались переступить невидимую грань, за которой могло возникнуть нечто, способное навсегда оттолкнуть их друг от друга.

Сторн молча наблюдал, как Глаух разливает темный напиток в антикварного вида чашки. Кофейный аромат смешивался с терпким запахом хвои.

— Хорошо здесь у тебя, — сказал Сторн, с удовольствием сделав несколько глотков. — Но жить в лесу постоянно… Я погиб бы от тоски.

— Мы здесь работаем, — напомнил Глаух. — Когда постоянно занят, мысли о тоске как-то не приходят в голову.

Несколько крупных капель с плеском упали в чашку. Сторн вскинул глаза. Небо наливалось холодной, клубящейся чернотой.

— Можешь переждать дождь в доме, — предложил Глаух.

— А ты?

— Пройдусь по лесу. Люблю гулять в дождь.

— Я с тобой, — сказал Сторн. Ему не хотелось оставаться одному в чужом и пустом коттедже.

Глаух шел медленно, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, что-то неразборчиво бормоча, часто наклонялся к земле, разводя руками влажную высокую траву, под которой обнаруживался то муравейник, то чернеющий ход звериной норы. Иногда он останавливался у сосен, словно прислушиваясь к неровному скрипению стволов. Глаух казался неотделимым от окружавшего его зеленого мира, он сам как будто был его частицей.

Невдалеке сверкнула молния, и сразу с небес обрушились потоки воды.

Сторн поспешно отступил под листву вяза. Глаух тоже подошел к дереву, положил ладонь на кору. Потом пальцы его неожиданно скользнули вверх, нащупали какое-то углубление и вытащили оттуда отчаянно запищавшего, едва оперившегося птенца. Несколько невесть откуда взявшихся птиц встревоженно захлопали крыльями прямо перед глазами Сторна, и он невольно зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел Глауха, шагающего прочь с птенцом за пазухой. Две большие птицы сидели на его плечах, нахохлившись под дождем. Сторна поразило, как спокойно они себя ведут, лишь изредка взмахивая крыльями в такт шагам человека, чтобы не свалиться наземь.

Глаух вынул птенца и подсадил его в дупло над головой. Потом повернул мокрое от дождя лицо к Сторну и крикнул:

— Тебе лучше отойти от дерева, Макс!

Сторн поспешно отступил от вяза, ощущая в себе странную готовность подчиниться любому слову человека, похожего сейчас на лесное божество.

— Подальше, — нетерпеливо взмахнул рукой Глаух.

Сторн сделал еще несколько шагов, и в тот же миг извилистая молния вонзилась в крону вяза. Ослепительный свет хлестнул Сторна по лицу, и он услышал скрежет раздираемого молнией воздуха. Запахло озоном. Словно нехотя, со звуком, напоминающим скрип уключин, отколотая часть ствола рухнула вниз, обдав Сторна снопом мелких брызг.

«Глаух знал, что молния ударит в вяз, — подумал Сторн, не в силах отвести взгляд от поверженного дерева, с голубоватыми в местах излома, почти бесцветными язычками огня. — Но ведь знать такое невозможно. Чудеса!..»

— Чудеса! — повторил он вслух.

Глаух взглянул на него, перевел глаза на вяз, качнул головой:

— Чудеса — это то, чего мы не понимаем. Когда так много времени проводишь в лесу, нутром начинаешь чувствовать жизнь зверья и деревьев. Нет чудес, Сторн, есть интуиция, опыт, природный человеческий инстинкт. Разве его сохранишь в мегалополисе, где за тебя все делают роботы?

Он стоял под дождем, насквозь промокший, безмятежно ловил губами падающие капли, улыбаясь каким-то своим мыслям, и мучительная, острая зависть вдруг кольнула сердце Сторна.

— Какой же ты счастливчик, Глаух! — вырвалось у него.

— Счастливчик? — переспросил тот.

— Да! — выкрикнул Сторн, с бессильным отчаянием ощущая, как горячая волна знакомой ярости захлестывает сознание. — Ты счастливчик, потому что тебе наплевать, замечают это остальные или нет. Потому, что ты растворился в самом себе и в этом мире без остатка, а это и есть настоящее счастье — быть в ладу с собой и миром. А вот мне всегда было небезразлично, каким меня видят со стороны. Я. никогда не мог по-настоящему отрешиться от мира людей, потому что у меня не было своего…

Глаух слушал молча, даже не удивляясь внезапности неистовства, которое охватывало его собеседника.

Вдруг взгляд Сторна потух.

— Извини, — пробормотал он. — Я плету чушь. Просто ты так безмятежно улыбался, и я не сдержался… Мне плохо, чертовски плохо сейчас…

— Что-то случилось? — осторожно спросил Глаух.

И тут, наконец, Сторн понял, что искал встречи с Глаухом лишь для того, чтобы сбросить с себя тяжесть, камнем лежавшую на душе;