Черный хрусталь - Алексей Бессонов

«Вряд ли пиратские галеры, вооруженные лишь мелкими пушчонками, способны причинить вред такому гиганту, как „Бринлееф“, – подумал я, глядя, как несколько матросов окатывают зашитую металлом палубу из толстой кишки: двое качали рычаги насоса, а еще трое, смеясь, держали дергающийся, извивающийся в руках шланг. – Скорее всего, они даже не смогут его догнать. Под свежим ветром барк идет куда как ходко, за ним, пожалуй, не угонится даже трехмачтовый фрегат».

Резко хлопнув меня по плечу, Эйно развернулся и скатился вниз по трапу, который вел на палубу, чтобы исчезнуть в одном из многочисленных люков. Оставшись в одиночестве, я еще недолго понаблюдал за матросами и уже собрался было идти к себе, как вдруг наверх выбрался верзила Перт.

Ломая язык плохим гайтанским и беспрестанно похохатывая, он предложил мне спуститься вместе с ним на палубу. Отведя меня к самой фок-мачте – по пути матросы деловито облили меня до пояса, что вызвало у рулевого настоящий припадок веселья, – Перт представил меня мрачному, жилистому старику-боцману в тесных кожаных штанах и жилетке на голое тело. На поясе у него висел характерной формы чехол с пеллийским биноклем.

– Давай, Жиро, – предложил он боцману, – подними-ка господина доктора на самый верх. Только смотри мне – отвечаешь за него головой.

У Жиро были длинные седые волосы, собранные на затылке в косу, и неимоверной, просто ярмарочной длины усы: правый ус он забрасывал себе за ухо, а левый доходил ему едва не до груди, испещренной уродливой сеткой мелких сабельных и осколочных шрамов.

– Руки у парня ничего, – ответил Жиро по-гайтански, – наверное, лазил в детстве по деревьям.

– Это правда, – немного покраснел я, пьянея от мысли, что сейчас мне придется карабкаться по вантам на немыслимую высоту.

– На самый верх мы, конечно, не полезем, – тихо предупредил Жиро, отводя меня к левому борту корабля. – И смотри: если там, на высоте, у тебя «заклещит» пальцы и ты решишь, что спускаться вниз слишком опасно – подыши как следует, морем полюбуйся… оно и отпустит. Ясно?

– Ясно, – немного нервно отозвался я и схватился за канат.

Я остановился на верхнем фор-марса-рее. Отсюда, с высоты в несколько десятков локтей, белые барашки волн казались далекими и какими-то игрушечными, ненастоящими. Как ни странно, но ожидаемого ужаса я не испытывал. Барк почти не качало, и я стоял на рее, держась рукой за какой-то туго натянутый фал, нисколько не боясь упасть: наоборот, мне было весело и интересно.

– Ну что? – спросил Жиро, тревожно всматриваясь в мою физиономию. – Не страшно? Я смотрю, из тебя получится отличный моряк.

– Получится, – тихо отозвался я, втягивая в легкие пьянящий морской воздух. – Получится, вот увидите…

Глава 4

Так прошло десять дней.

Все это время Перт, практически не давая мне передышки, гонял меня по всему кораблю – повинуясь его странным, как мне сперва казалось, капризам, я то забирался на самые верхушки мачт, то с грохотом валился в душную черноту люков, чтобы оказаться в поскрипывающем чреве необъятного «Брина». Попутно он учил меня языку. С чужими наречиями у меня было легко, и скоро я научился вполне сносно понимать его речь – тягучую, пересыпанную двойными гласными и шипящими. Я не без удивления заметил, что мозоли на ладонях, мучившие меня в первые дни, совершенно перестали восприниматься как таковые, качки я уже почти не ощущал даже на самых верхушках мачт, и даже стал находить определенную прелесть в ежедневном поливании палубы водой – а ведь беспощадный Перт чаще всего заставлял меня браться за рычаг насоса. Рулевой научил меня обращаться с компасом и показал, как тросы, хитроумно соединенные с главным штурвалом корабля, ворочают его громадный дубовый киль. После часов, проведенных рядом с ним на вахте, я стал разбираться в румбах и показаниях приборов, измеряющих скорость и направление ветра, а также показывающих, сколько миль в час делает наш громадный барк.

И наконец, я узнал главную тайну «Бринлеефа»: Перт объяснил мне, для чего предназначена высокая черная труба в средней части корабля. Для этого нам пришлось опуститься в душную полутьму машинного отделения, где, поблескивая надраенной сталью труб и паропроводов, стояли две машины корабля.

Признаться, я был не просто ошарашен – я был сражен наповал. Мне уже приходилось видеть подобные грохочущие механизмы – в последние годы они стали появляться на некоторых рудниках, принадлежавших особо удачливым купцам. Питаемые углем, эти чудовища откачивали из шахт воду и поднимали наверх лотки с породой. Приобретали их у лавеллеров; но на «Брине» стояли более совершенные, потрясшие меня механизмы. Через целую систему валов и тонущих в масле зубчатых колес, вращение передавалось на два странных по виду (видел я их, конечно, лишь на рисунках) винта, которые и толкали корабль вперед. Как именно это происходило, я понять не смог, но Перт и Жиро объяснили мне, что машина используется только в самых тяжелых случаях, тогда, например, когда из-за штиля или неблагоприятного ветра барк не может идти под парусами.

Единственное, что мне так и не показали, – это странные сооружения на палубе, все время скрытые под намертво зашнурованными брезентовыми чехлами. Сам я интересоваться ими не решился, уверив себя в том, что рано или поздно все тайное станет явным.

К тому моменту, когда впереди появились никогда не исчезающие туманы страшных Врат Белых Бурь, я научился читать карту, разобрался в закорючках пеллийского алфавита, и даже, как мне казалось, мог бы держать корабль на курсе. Я мало спал, ел, как никогда раньше, и всем своим существом ощущал, как та, прежняя моя жизнь становится все менее различимой, готовясь и вовсе растаять в закатном сиянии моря. Странно, я даже стал забывать отца…

А мой пациент неожиданно поднялся на ноги.

Это произошло на одиннадцатый день после того, как «Бринлееф» лег на курс, который должен был привести его в страшное Тиманское море. После обеда я посидел с Тило над картами, а потом поднялся наверх – и, к изумлению своему, увидел его.

Раненый вельможа стоял, опираясь на толстую черную палку, рукоять которой была окована серебром, и смотрел вперед, держа в свободной руке сложенную подзорную трубу. Качка – а приближение к Вратам давало о себе знать достаточно крупной волной, – его словно и не касалась.

– Со мной все в порядке, – с улыбкой проговорил он, предвосхищая мой незаданный вопрос. – Честно говоря, мне уже столько раз дырявили тушу, что лишняя дырка не имеет никакого значения. А ты… – он помедлил, щурясь, – уже успел загореть. Видно, Лоттвиц делает из тебя настоящего морского волка. Наверное, это правильно… Я слышал, тебя ждет Шахрисар? Это не самое лучшее место на свете, но знающие люди говорили мне, что есть и хуже.

– Н-не знаю, – промямлил я, действительно не зная, что ему ответить: величественный аристократ заставлял меня трепетать.

– Да, наверное, есть и хуже. В молодости я очень много путешествовал, видел и Юг и Север, видел бескрайние равнины, покрытые страшными, черными лесами, посреди которых стоят, давно забытые, Чужие Города… На Юге я дрался с кочевниками, в Пеллии – с Белыми Шапками. Пеллия, наверное, очарует тебя, но мне кажется, что тебе будет лучше поменьше соваться на сушу. Если, конечно, дело не касается островов.

– О каких островах вы говорите, са?

– О, – он рассмеялся и с неожиданной ловкостью извлек из голенища левого сапога причудливо изогнутую флягу, – ты все увидишь сам. Хочешь вина?

– Не откажусь, са.

Вино оказалось гайтанским, довольно дешевым, я даже удивился столь странному вкусу вельможи, – но все же я выпил с удовольствием. Возвращая флягу, я спросил:

– Вы сказали, что не станете плыть в Пеллию. Стало быть, вы высадитесь в Шахрисаре?

– Нет, – раненый помотал головой. – Меня высадят на противоположном берегу, в Сандасе. Шахрисар мне уже ни к чему, у меня сейчас другие дела. Меня с нетерпением ждут советники сандасского сатрапа: клянусь Саргази, я везу им хорошие новости.

На этом наша беседа закончилась. Спрятав флягу, вельможа поковылял вниз, а я, оставшись на мостике, долго еще думал о черных лесах за бескрайним океаном, о таинственных городах и о том, что может ждать меня в Шахрисаре.

Эйно рискнул идти через Врата под парусами.

Так сказал мне помрачневший Перт, прежде чем разразиться тирадой малопонятной мне пеллийской ругани, в которой он поминал чьих-то родственников, обвиняя их в греховной связи с морскими демонами.

Я еще не понимал, что происходит на самом деле, но уже начинал потихоньку догадываться – Тило как-то сказал мне, что войти во Врата гораздо легче, нежели преодолеть их в обратном направлении, чтобы вырваться на просторы океана. У нас было слишком мало угля! Слишком мало, поэтому такой риск Эйно предпочел риску оказаться запертым в Тиманском море. Как показало время, он был совершенно прав.