Пик Купидона (ЛП) - Ли Жако

опускается к моему. Его серые глаза заставляют мое сердце биться быстрее, а дыхание - учащаться. — Это побуждает меня делать больше. Делать лучше.

Я закусываю нижнюю губу, пока я пытаюсь поймать хоть какую-то связную речь.

— Я... я могу это понять.

Он поднимает бровь.

— Ты можешь? Ты всегда так нервничала перед людьми, когда мы учились в школе.

— О, я и сейчас нервничаю. Моя кожа становится горячей, язык твердым, слова труднее выговаривать. Но я полностью понимаю, как это может действовать в качестве внешнего мотиватора.

Его голова медленно двигается вверх-вниз в знак понимания.

— Когда ты в последний раз выступала перед большой группой людей?

Я отвечаю мгновенно, потому что мне до сих пор снятся кошмары об этом.

— Выпускной.

— О, ничего себе, так давно?

Я киваю.

— Да. Даже собеседование при приеме на работу было с небольшой группой из трех человек, и то по видеоконференции.

Илай проводит большой рукой по волосам, мышцы его бицепсов проступают сквозь ткань.

— Я помню ту речь. Ты очень хорошо выступила.

Внутренне содрогаясь, я качаю головой. Он льстит. «Хорошо» это идеальный антоним к тому, как я выступила тогда. Я до сих пор не могу поверить, что позволила своей семье уговорить меня на это.

— Когда я говорю, что едва справилась, не облевав всех в первом ряду, я имею в виду «едва».

Он хихикает, звук искажает его ровный голос.

— Ну, сначала — да. Ты была похожа на оленя в свете фар. Но как только твои глаза сосредоточились на твоей сестре, это было круто. Я гордился тобой.

— Моя сестра? — моя голова слегка наклоняется в сторону. — Я была настолько взволнована, что даже не смогла найти ее.

Теперь его очередь выглядеть озадаченным. Его рот открывается дважды, а между бровями образуется глубокая впадина.

— Она сидела прямо за мной. Ты все время смотрела на нее.

Я не знаю, что смешнее. Он думает, что я могу кого-то увидеть за его огромной фигурой, или он считает, что я хочу видеть кого-то еще, кроме него.

Может быть, это крик моей сестры в моей голове или реальность того, что я действительно не хочу покидать этот ужин с какими-либо сожалениями, но я говорю ему правду.

— Я смотрела на тебя, Илай.

Он недоверчиво сужает глаза.

— Не может быть. Я видел тебя после церемонии. Твоя сестра сказала, что она рада, что ты смогла сосредоточиться на своем «счастливом месте».

Порочный жар разливается по моим щекам. Ладно, возможно, я не хотела быть настолько откровенной. К счастью, появляется официантка с нашей едой и неодобрительно ворчит в мою сторону, глядя на почти полную тарелку с закусками.

— Могу ли я принести вам что-нибудь еще? — очевидно, что ее вопрос адресован скорее Илаю, чем нам обоим, учитывая то, как она открыто таращилась на него, я уверена, что вопрос был задан именно ему. Хотя я не могу сказать, что виню ее.

— Можно мне мохито? — я знаю, что один напиток ничего не даст, но мне нужно плацебо жидкой храбрости, если я надеюсь сказать «к черту» и рискнуть с этим человеком.

Глаза Илая метнулись в мою сторону, заставив мой пульс заколотиться. Мне удается мягко улыбнуться, на что он отвечает ответной улыбкой, и я уверена, что мои трусики теперь мокрые.

Он медленно отводит взгляд от меня и смотрит на Веронику.

— Два, пожалуйста.

— Сейчас принесу, сэр, — как и раньше, она задерживается на несколько лишних секунд, прежде чем снова исчезнуть через скопление столиков.

— Выглядит очень вкусно, — я беру свою вилку, надеясь перенаправить разговор, но Илай качает головой.

— Ага. Ни за что. Так что это за «счастливое место»?

— Нет шансов пропустить это?

Он качает головой.

— Ни единого.

Закатывая глаза, я сдаюсь.

— Я расскажу тебе, но мне нужно твое слово, что ты не будешь меня осуждать.

Илай поднимает три пальца.

— Честь скаута.

Нервная дрожь пробегает по мне, когда я объясняю, что моим счастливым местом всегда была закусочная. Мои мама и папа открыли ее еще до нашего рождения, и я любила бывать там постоянно. Даже если там обычно было полно людей, у меня все равно был свой кусочек покоя посреди всего этого. Те недели, когда мы с Илаем работали вместе, помогли мне понять несколько вещей, главная из которых заключалась в том, что не только будка могла успокоить мои нервы.

Он тоже мог.

Я до сих пор не знаю, что было в нем такого, и, хотя я все еще испытывала типичную для меня застенчивость, при нем я всегда чувствовала себя в безопасности. Без осуждения. Свободной быть собой.

Поэтому, когда я произносила свою речь и нашла его в толпе, я представила, что это только он и я, снова в закусочной моих родителей, сидим в нашей угловой кабинке.

Илай молча ест свою еду, пока я рассказываю, а когда я заканчиваю, я немного запыхалась и уверена, что мое сердце оставило синяк на моей грудной клетке.

Когда он продолжает молчать в течение минуты, беспокойство начинает сжимать мои внутренности. Сомнение тоже просачивается внутрь, терзая мое сердце. Почему я...

— Ты сыграешь со мной в игру, Миа?

Каким-то образом мне удается сдержать шокированный смех.

— В игру?

Он кивает.

Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но не решаюсь, так как ничего не приходит на ум. По сути, я только что сказала этому человеку, что он — лекарство от моей социальной тревожности, а он просит меня сыграть в игру.

Часть сдерживаемого смеха просачивается наружу.

— Конечно. Какую игру вы задумали, мистер Брукс?

По его лицу скользит ухмылка, похожая на ту, которую дьявол надел бы перед заключением сделки.

— Правда или вызов.

ГЛАВА 5

Миа

Я сижу в кабинке в пятизвездочном курорте с Илаем Бруксом, моей давней школьной любовью и нынешней звездой главной хоккейной команды, и собираюсь сыграть в игру «Правда или вызов». Я не знала точно, к чему, по моему мнению, может привести моя ночь, но она определенно не включала этого.

— Я позволю тебе начать первой! — говорит Илай, откусывая свой брокколи. Его челюсть напрягается, когда он жует, и в его работающем горле есть что-то такое, что делает злые вещи с моим воображением. — И я