Достояние нации (СИ) - "Ginger_Elle"

Когда неприятно шероховатые и холодные пальцы по-хозяйски помяли яйца, а потом ткнулись в задний проход, Эйдан вцепился зубами в уголок подушки, чтобы не выругаться вслух. Он пытался лежать, не шевелясь, как приказано, но тело не слушалось и поджималось, уворачивалось, отодвигалось от альфы.

Мужчина схватил Эйдана за ногу и потянул обратно:

— Куда это ты? — в его голосе кроме раздражения звучало ещё и искреннее недоумение, видимо, он и представить себе не мог, что омега посмеет отползти от него. — Лежи!

Бесцеремонные прикосновения были неприятны до тошноты, и Эйдан, забыв про наказание, дёрнул ногой, попытавшись освободиться. Альфа лишь сильнее сжал пальцы.

— Какого хера ты скачешь?!

Пальцы больно впились в бедро чуть выше колена.

Эйдан сумел перекатиться на спину, а когда альфа на секунду выпустил его и попытался схватить снова, пнул ногой в грудь. Безотчётно. Из страха.

И тут же замер, понимая, что сделал недопустимое.

Лицо клиента стало злым, и мышцы на скулах задёргались, словно в судороге. Альфа кинулся на Эйдана:

— Ах ты шлюха!

Эйдан хотел спрыгнуть с кровати, но альфа схватил его и вжал лицом в подушку. Он давил и давил сверху, повторяя:

— Будешь ещё? Будешь? Будешь, сука?

Эйдану казалось, что он сейчас задохнётся… Или же альфа сломает ему шею, с такой силой он жал на затылок. Эйдан пытался скинуть его с себя и извивался, но вырваться не мог.

Альфа отпустил его сам. Он дёрнул Эйдана за волосы, склонился над ухом и прошипел:

— Половины не стоишь, сколько за тебя плачено, подстилка…

Эйдан глотал воздух и удушающий запах альфы. Тот толкнул его в плечо.

— Ложись!

Он попытался уронить Эйдана на постель, но тот начал ожесточённо отбиваться. Альфа, более тяжёлый и сильный, сумел всё же повалить его, и от этого на Эйдана накатил уже не просто страх, а почти животная, неуправляемая паника. Он метался и кричал, потом начал кусаться и сам не понял, в какой момент извернулся и отчаянно впился зубами в руку альфы.

Рука была каменно-твёрдой, как будто обтянутой не кожей, а пластиком, но потом плоть под его зубами подалась, и в рот брызнула кровь. От испуга Эйдан разжал зубы. Альфа с низким утробным воем кинулся на него и начал наносить удары в живот.

Эйдан тоже закричал.

Он ничего не понимал. Были только боль, страх, брызги крови.

Они одним вопящим клубком скатились на пол, колотя и царапая друг друга.

В комнату вбежали ещё люди, их начали растаскивать… Ошалевшего Эйдана поволокли прочь из комнаты, а он кричал и отплёвывался от крови…

Почему её было так много? Во рту, на груди, на руках… Капли на полу…

Его протащили по коридору в комнату, которую он делил с двумя другими омегами, и швырнули на пол. И тут же в предплечье ему вонзилась игла шприца. Через десять секунд пришла боль.

Это было хуже, чем в распределительном центре. Рвущие плоть судороги ползли вверх по плечу к груди и шее, и горячие пальцы боли пережимали горло и не давали дышать. Грудная клетка ходила ходуном, но Эйдану казалось, что воздух в неё не попадает, и он сейчас умрёт, задохнётся в этой адской боли…

Это длилось вечность, а потом внезапно кончилось… Эйдан почувствовал, что его кто-то переворачивает с бока на спину и пытается приподнять. Он инстинктивно оттолкнул руку, и отёр ладонью лицо. На пальцах остались скользкие следы слюны и крови.

Левая рука у него не поднималась, всё ещё скованная тупой болью.

— Всё, отойдёшь сейчас, — прозвучал голос над ухом, и Эйдан узнал одного из своих соседей-омег.

Илай был, как и Эйдан, сложением больше похож на бету — высокий, широкий в плечах. Когда поблизости не было управляющих, он начинал разговаривать с тягучим южным акцентом, который привёз из Джорджии и сумел спрятать и сохранить так, как Эйдан хранил в памяти подаренную отцом ракушку.

— Что на тебя нашло? С ума сошёл? — Илай осторожно гладил и разминал окаменевшую, словно свинцом налившуюся руку Эйдана. — Видишь, как они нас! Не переживай, это поначалу с клиентами тяжело. Потом нормально…

Эйдан шумно выдохнул, и от этого левую половину груди опять оплело сетью боли. Для него никогда, никогда, никогда это не будет нормальным.

— Я хочу уйти отсюда, — слабым голосом прошептал он, понимая, как глупо, по-детски это звучит. — Уйти насовсем…

— Как ты уйдёшь? Отсюда не уходят… Если только кто-то выкупит.

Если омеги в распределительном центре жили мечтой о сильном и снисходительном муже, то здесь — мечтой о клиенте, который влюбится или окажется парой и выкупит. Это было так же маловероятно, как появление белых медведей в Аризоне. За омегу из публичного дома надо было отдать сумму, равную пяти годам пользования обыкновенным. Правда, омега из борделя оставался при альфе окончательно, однако за пять лет здоровый супруг родил бы двух или даже трёх детей, а что взять с бесплодного?

— Никто нас не выкупит… — прохрипел Эйдан, пытаясь сесть.

— Тут раньше работал один парень, он говорил, что при нём одного омегу выкупили. Давно, — ответил Илай, и в голосе звучала уверенность, что так всё и было.

— А разница? Что муж, что клиент, — сквозь боль проговорил Эйдан, попробовавший шевельнуть рукой.

— Ты не понимаешь, — пальцы Илая теперь уже с нажимом массировали предплечье, и онемение постепенно сходило. — Тебе потом будет нравиться. Мы так устроены. Особенно, если альфа молодой, красивый и не такой, что кладёт тебя на живот и имеет. Есть такие, знаешь, хорошие альфы. Правда… Вот Кендалл, например.

Эйдан только вздохнул и дёрнул плечом, скривившись от очередного прилива боли. Про Питера Кендалла, о котором он раньше имел лишь смутное представление по новостям, он тут наслушался.

Кендалл происходил из одной из богатейших семей Соединённых Штатов. Эйдан не знал, что произошло с его отцом, но точно помнил, что главой семьи формально был дед, а внук-альфа должен был унаследовать бизнес. Ещё Эйдан помнил, что Кендалл занимался политикой. Он поддерживал оппозиционную Либеральную партию и даже выступал за послабления для омег, кажется, за то, чтобы не разлучать связанную пару. Правда Эйдан считал, что это всего лишь способ завоевать поддержку избирателей, а когда дойдёт до дела, партия об обещаниях забудет.

Ещё Эйдан не раз слышал про премию Кендалла в три миллиона долларов. Её учредил дед Питера, и она должна была достаться тому, кто найдёт способ запрограммировать пол ребёнка. При зачатии все эмбрионы были идентичны, но через три недели начинали дифференцироваться в альф, бет и омег, и до сих пор оставалось невыясненным, что влияло на «выбор» пола. Исследования по этой теме велись давно, но особенно остро проблема встала сейчас, при огромной нехватке омег. У остальных млекопитающих всё было просто: пол определялся типом сперматозоида, и специалистам ничего не стоило бы отделить нужные для оплодотворения; но человек с его уникальной трехполой системой оставался загадкой. Многие считали, что пол, как, к примеру, у рептилий, зависел не от набора хромосом, а от условий окружающей среды. Но у рептилий тоже всё было просто: если тепло — из яиц выводятся самцы, если холодно — самки, или наоборот. А что за факторы влияли на эмбрион человека и как «заказать» его пол, до сих пор не смогли выяснить — даже ради трёх миллионов.

В развлекательном центре Эйдан существенно расширил свои познания о семье Кендаллов: Питер, когда бывал по делам в Вашингтоне, посещал это заведение, и здешние омеги были от него без ума. Если их мечтой было оказаться выкупленными, то кульминацией мечтаний было стать супругом Кендалла, светловолосого красавца-альфы с огромным состоянием. Омеги с куриными мозгами могли сколько угодно представлять Кендалла на месте других клиентов и надеяться, что они удостоятся его особого внимания. Эйдан понимал, что даже случись в жизни Кендалла такое чудо, как любовь к проститутке, он всё равно не станет никого выкупать раньше, чем получит по распределению здорового омегу и ребёнка от него.