Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире - Елена Обичкина

х годов голлистский дискурс, затем голлистское наследие стремились

замаскировать эту очевидность. А дипломатия представлялась чем-то вроде

планетарной шахматной игры, в которой выигрыш зависит от способностей

42 Vаisse M., op. cit. P. 676.

34

игрока. Однако Франция располагает данными, которые, не будучи

незыблемыми, не могут всё же измениться в зависимости от слов и жестов

главы государства»43. К таким условиям относились:

- принадлежность к развитым, демократическим западноевропейским

странам,

- выбор в пользу НАТО, франко-германского примирения, активного

участия в европейском строительстве,

- сохранение присутствия в странах Магриба и франкофонной Чёрной

Африки.

В целом эти структурные позиции оставались неизменными на

протяжении всего послевоенного периода, точнее говоря, с 1947 г., от

коалиции «Третьей силы» к де Голлю и Миттерану и вплоть до сегодняшнего

дня. По мнению Моро Дефаржа, они в большей степени, нежели стратегия

величия, определяют глобальную роль Франции.

Ещё более скептически в отношении «политики престижа»

высказались Ф.Шарийон и М.-Кр.Кесслер. Они считают, что окончание

холодной войны не могло лишить Францию какой-то особой глобальной

роли по той простой причине, что «всё это уже долгое время было в области

иллюзий/…/У Франции никогда не было центральных позиций в мире»44. Но

сама постановка вопроса говорит о бесспорности того факта, что стремление

влиять на мировые дела, т.е. «политика престижа» или «политика величия»

является органичной чертой французской внешнеполитической

идентичности.

Конец 80-х годов представляет во внешней политике Франции своего

рода точку отсчёта: крушение привычного геополитического порядка

43 Moreau Dйfarges Ph. “Tenir son rang”.La politique etrangere de F.Mitterand/ Ph.Moreau Dйfarges // L^Etat de la France en 1995-96. - P.:La Decouverte. - 1996. P.588.

44 Charillon F., Kessler M.-Ch. Un “rang” а rйinventer F.Charillon, M.-Ch.Kessler / Les politiques йtrangиres. -

P. : La documentation franзaise. – 2001. P. 101-102.

35

поставило под вопрос основные слагаемые её стратегической культуры45.

Кроме того, после окончания холодной войны французским руководителям

было трудно расстаться с status quo Ялтинско-Потсдамской системы, хотя

парадоксальным образом именно на лозунге «преодоления Ялты»

основывала Франция свою особую геополитическую роль со времён де

Голля. Франции предстояло найти новые внешнеполитические ориентиры в

меняющейся международной системе.

Обоснование этих ориентиров стало главной задачей французской

внешнеполитической теории.

2.Проблематика «могущества» государств во французской теории

международных отношений

Проблема положения и роли Франции в мире традиционно связана с

представлением о великой или мировой державе. Французский эквивалент

этого понятия – la Grande puissance, в котором puissance – не только держава-

государство, но ещё и сила и могущество – отсылает, прежде всего, к

классическим категориям соотношения сил, в которых принято было

мыслить международные отношения, как выражение и столкновение

различных национальных интересов. Особое значение проблематика

внешнеполитического могущества приобрела в годы голлистской

республики. Она стала центральной темой исследований внешней политики

Франции, так же как и работ по теории международных отношений46.

Не случайно два пионера «французской школы» теории международных

отношений – Р.Арон и Ж.-Б.Дюрозель, исходя из свойственных теории

45 Под стратегической культурой понимается во французской традиции совокупность стратегических рамок, в которых страна осмысливает свою историю. К таким рамкам относятся: представление о потенциальной

угрозе и инструментах её отражения, о национальных интересах, о врагах и союзниках, о возможных

гарантиях безопасности.

46 См.: Тюлин И.Г. Внешнеполитическая мысль современной Франции / И.Г.Тюлин. - М.: МО, 1988. Глава 2: Теории международных отношений.

36

реализма представлений о мировом порядке, построенном на равновесии сил, как результате соперничества держав, ставили под вопрос силовой

детерминизм американской школы: он сужал потенциальные возможности

проведения политики независимости Франции в условиях непререкаемого

военно-технического превосходства сверхдержав. Р.Арон в книге «Мир и

война между нациями» отрицал монополию какого-либо государства на

власть в мире, указывая на существование множества центров власти и

отстаивая тем самым идею многополюсного мира в противовес жёсткой

биполярности эпохи холодной войны. Не случайно в книге Арона, а это

было одно из первых французских сочинений по теории международных

отношений, важное место занимают рассуждения о силе и могуществе47, как

о средствах проведения внешней политики. Арону принадлежит определение

“могущества”(“puissance”), принятое сегодня во французской политологии.

Он различает «наступательное» и «оборонительное» могущество.

«Наступательное» могущество на международной арене – это «способность

одной политической единицы навязать свою волю другим». Под

оборонительным могуществом соответственно понимается «способность

политической единицы не дать другим навязать ей свою волю»48. При этом

автор делает важное с точки зрения нашего сюжета замечание: «могущество

не есть некий абсолют, оно относится к сфере отношений между людьми».

Тем самым могущество выводится из сферы анализа объективного, т.е.

исчисляемого и измеряемого соотношения сил. Р.Арон отделяет «ресурсы

или военную силу»(ressources ou la force militaire), которые могут быть

оценены объективно, и “могущество”, которое, принадлежа области

человеческих отношений, не зависит только от средств и инструментов, а

связано с действием, с человеческой или государственной деятельностью.

“Сила” предполагает мускульную мощь индивидуума или силу оружия для

47 Aron R. Paix et guerre entre les nations / R.Aron. – P.: Calmann-Lйvy, 1962,1984. Chap.2: La puissance et la force ou des moyens de la politique extйrieure.

48 Ibid. P.58.

37

государства. Но “сила - ничто без нервного импульса, изобретательности, решимости”49, и это замечание очень характерно для французской точки

зрения. Не случайно Р.Арон предваряет рассуждения о внешнеполитическом

могуществе замечанием, что “для французского уха выражение “политика

могущества” (power politics – англ. или Macht Politik – нем.) звучит странно, как перевод с чужого языка. “Политика силы” и п“олитика

могущества”(“politique de force” и “politique de puissance”), различаются для

него так же, как по-английски различаются power (сила, мощность, власть) и strength (сила, прочность), а по-немецки Macht и Kraff. С “политикой силы”

могут ассоциироваться памятная германская Macht Politik или поведение

непререкаемых гигантов биполярного мира – СССР и США.

Такая политика, по мнению Арона, никогда не может быть абсолютно

успешной ни для одного государства. Если, согласно М.Веберу, во

внутриполитическом плане государство и является единственной

инстанцией, обладающей монополией насилия, в мире такая монополия

одного какого-либо государства невозможна. В нём неизбежно будет

существовать множество центров власти, следствием и одновременно

доказательством чему является наличие постоянной угрозы войн, т.е.

применения насилия, как важного атрибута мировой политики.

“В отношении государства, - пишет Р.Арон, - мы предлагаем различать

военную, моральную, экономическую силы и могущество, которое является

применением этих сил в определённых обстоятельствах и с определёнными

целями” (курсив мой – Е.О.). В то время как оценка сил доступна

приблизительному измерению, оценить могущество, хотя оно и зависит от

сил, которыми располагает государство, можно с ещё меньшей долей

вероятности.

Соответственно подходит Р.Арон и к определению цели внешней

политики. В качестве парадигматической рамки своих рассуждений он

49 Ibid. P.59.

38

указывает на триаду “ могущество, слава, идея”50. «Если бы безопасность

была с очевидностью или по необходимости главной целью, можно было бы

теоретически51 определить рациональное поведение (на международной

арене). Важно было бы, в зависимости от конъюнктуры, определить

оптимальное измерение силы и действовать соответственно». Но

«политические единицы хотят быть сильными (fortes), не только для того, чтобы обескуражить агрессора и жить в мире. Они хотят быть сильными, чтобы их боялись, уважали или чтобы ими восхищались. В конечном счете, они хотят быть могущественными (puissantes)52, т.е. навязывать свою волю